Общественные науки постоянно натыкаются на «конфликт интересов» во власти
В последнее время и совсем неслучайно в нашем обществе активно обсуждается тема изучения и изложения отечественной истории. Неоднозначность, мозаичность и противоречивость в восприятии, понимании и оценках нашими обществоведами отдельных периодов, эпизодов и фактов российской истории при отсутствии должной определённости в позиции Министерства образования и науки РФ и Федеральной службы по надзору в сфере образования и науки привели к затяжному хаосу в деле преподавания и изучения истории Отечества.
Требник – богослужебная книг... содержит в себе священнодействия и молитвословия, совершаемые по нужде одного или нескольких христиан в особых условиях места и времени... Требник по количеству излагаемых в нём молитвословий разделяется на большой, малый и дополнительный. Малый требник есть сокращение большого и заключает требы, которые совершает приходской священник для прихожан.
Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона
С середины 80-х годов прошлого века, когда начали рушиться мифы и догматы советского обществоведения, из школ и вузов страны выходят молодые люди, получившие из разных учебников и от своих учителей взаимоисключающие друг друга знания об истории своей родины.
В академических институтах дело обстоит ничуть не лучше, хотя приобретшие учёные степени и звания философы, социологи, политологи и правоведы, продуцирующие и транслирующие в сознание людей «знание об обществе», предпочитают в этом публично не признаваться.
Кризис обществознания в виде отсутствия точных, не вызывающих в их объективности сомнений, знаний и подмена последних субъективными мнениями для России не новость и никак не примета только нашего времени. На эту тему шутил ещё Пушкин, который, сравнивая труды по отечественной истории Н. Карамзина, С. Глинки и Н. Полевого, писал: «У нас есть три Истории России: одна для гостиной, другая для гостиницы, третья для гостиного двора».
Скажем сразу: условность, недостоверность знаний об обществе отнюдь не являются чертою только российского обществоведения. Она характерна для всего комплекса «исторических наук» безотносительно к национальным и временным границам.
В 1813 году граф Сен-Симон, которому выпал жребий стать одним из основоположников теоретического социализма, обладая как в исторических, так и естественно-научных дисциплинах энциклопедическими познаниями, в работе «Труд о всемирном тяготении» писал: «Историю у нас называют требником королей. По тому, как короли управляют, видно, что этот требник никуда не годится. История действительно в научном отношении не вышла из детских пелёнок».
Спустя два столетия ситуация в изучении истории людей, познании общества за некоторыми необходимыми оговорками, касающимися прежде всего марксизма, мало в чём изменилась. Современные теории о «человеке и обществе» по-прежнему демонстрируют свою практическую негодность или полную оторванность от общественно-политической практики.
Последний генеральный секретарь ЦК КПСС и единственный президент СССР М. Горбачёв в своё время любил повторять: «Политика – искусство возможного». Но, видимо, помощники вовремя не подсказали ему, что политика как «искусство возможного» предполагает определение пределов этого самого «возможного». Равно как не напомнили суждения Ленина о том, что политика – это в первую очередь наука и лишь затем «искусство», и потому политическая наука должна с наибольшей точностью установить пределы возможного для каждого из участников политического процесса. Что тогда из одного, без опоры на науку, политического «искусства» Горбачёва получилось, общеизвестно. Впрочем, из-за отсутствия в СССР научной теории о развитии общества лично от самого Горбачёва мало что зависело.
Очевидный кризис исторической науки, её частных направлений и различных «специализаций» никоим образом не касается эмпирического обществознания, стабильно пребывающего в научном здравии. Историография как летописание, археология, этнография, демография, языкознание, являясь образцами «опытной науки», основанной на наблюдении, на работе с эмпирическим, подлежащим чувственному восприятию материалом, достигла значительных успехов и научных результатов, которые ни у кого в обществе сомнений не вызывают.
Хронический кризис знания об обществе всецело относится к области теоретического обществознания, которое призвано раскрывать сущность явлений общественной жизни, переходить, говоря словами одного совсем не слабого теоретика, «от сущности первого порядка к сущности второго порядка и т.д.».
Непродуктивность теоретического обществознания, его практическая бесполезность, неспособность быть надёжным компасом, руководством при управлении общественными процессами, в политике прежде всего, находится в резком контрасте с безусловными успехами естественных и технических наук.
Превращение науки в производительную силу общества, признание её особым социальным институтом произошло благодаря естествознанию и техническим наукам.
Теоретическое обществознание в лице его многочисленных представителей (социологов, политологов, культурологов, философов и т.п.) сегодня пользуется тем, что добыто именно естественными и техническими науками. Пользуется как самим знанием этих наук, так и социальным статусом, предполагающим финансирование за счёт налогоплательщиков.
Что же делает современное теоретическое обществознание по отношению к науке ложным, или ненаучным сознанием? И почему это происходит?
Отчасти хроническое отставание обществознания от естествознания объясняется тем, что изучаемый им объект значительно сложнее. Ведь история складывается из деятельности сменяющих друг друга поколений живых людей, наделённых сознанием и преследующих свои цели.
В природе процессы развития материи обладают значительно меньшей динамикой, большей повторяемостью, и там неизмеримо реже, чем в обществе, происходят исторические «случайности». Кроме того, естествознание в отличие от обществознания значительно меньше зависит от борьбы групповых и индивидуальных интересов. В положительных результатах изучения природы, как правило, заинтересовано всё общество, тогда как научное познание общества постоянно «натыкается» на конфликты и борьбу различных интересов. На ту идеологическую «маскировку», которую используют различные социальные и политические силы, выдавая свои частные интересы за интересы всего общества (народа, нации, государства). Идеологическим прикрытием такого лицемерия становятся рассуждения о некоем «идеальном государстве», «государстве всеобщего благоденствия» или «общенародном государстве».
Познание в своём развитии всегда следует за развитием самого объекта. Развитие общества на протяжении тысячелетий не раскрывало человечеству «тайну» своего материалистического происхождения. В традиционных, основанных на земледельческой экономике обществах, вплоть до появления капитализма, имело место «внеэкономическое принуждение» к труду. В силу чего личные качества людей, имевших социальные привилегии (сеньора, помещика, монарха), позволяли обряжать проблему социального неравенства в моральные и политические одежды.
Только развитие капитализма в Европе, заменившее внеэкономическое принуждение к труду экономическим, обнажило «материалистическую связь людей между собой, связь, которая обусловлена потребностями и способом производства… и, следовательно, представляет собой «историю», вовсе не нуждаясь в существовании какой-либо политической или религиозной нелепости, которая ещё сверх того соединяла бы людей» (К. Маркс).
Потребности развития того же капитализма вызвали к жизни и утвердили в борьбе с христианской идеологией плодоносящую «опытную науку», пышно расцветшую в виде естествознания и машинной техники. Это же развитие капитализма пробудило у обществоведов той эпохи интерес к экономике, что привело к зарождению экономической науки, достигшей своего расцвета в самой в те времена передовой капиталистической стране – Англии.
Однако путь к научному познанию общества – относительно точному и постоянно уточняемому знанию, подсказанный развитием капитализма и успешным развитием естественно-научного материализма в XVI–XVIII веках, из-за господства в общественном сознании различных идеологических форм с присущей им консервативностью оказался непростым и тернистым.
Ещё до того как Маркс заговорил о своей приверженности «опытной науке, состоящей в применении рационального метода к чувственным данным», тот же Сен-Симон утверждал: «Общая наука не станет позитивной до тех пор, пока все частные науки не будут основаны на наблюдениях».
И прежде чем Маркс открыл и сформулировал материалистическое понимание истории, требующее признания конфликта экономических интересов и особую роль института (частной) собственности, тот же самый Сен-Симон говорил: «Конечно, форма парламентского правительства предпочтительна перед всеми другими, но это есть только форма, а учреждение собственности – суть; именно этот институт служит основанием общественного здания».
Сен-Симон свои поиски «позитивной науки» закончил учением о «новом христианстве». Крупнейшие английские экономисты так и не поняли исторической природы капитализма как очередного этапа всемирной истории и потому представляли себе (и обществу) анализируемые ими закономерности капиталистического производства в виде «вечных» законов. Наконец, Фейербах, признавший, что основу всего «здания человеческого знания» составляет естественно-научный материализм, стал изучать живых индивидов вне всей полноты их многообразной практической деятельности. И потому, говоря словами Маркса, исследовал человека через «очки философа», то есть абстрактно.
Последовательно и до конца, не только открыв и сформулировав материалистическое понимание истории, но и применив его к изучению современных ему общественных форм, пройти весь путь по дороге, ведущей к производству научного знания об обществе, удалось только Марксу. Однако сломать многовековые традиции идеологического сознания, представленного в то время в виде религии, морали, философии, политических и правовых учений, оказалось выше и его сил. Это вообще не под силу одному, даже самому великому человеку.
Это сможет сделать только «общество», да и то лишь тогда, когда оно осознает, что:
а) не всякая теория общественного развития является наукой;
б) до тех пор пока разные виды и формы идеологии остаются «необходимыми продуктами» исторического процесса, научное познание общества требует постоянного их преодоления, их научной критики;
в) сама эта критика должна быть основана на точном знании «материалистической связи» между людьми и стоящими за ней экономическими интересами;
г) точное знание этой связи должно быть установлено «в каждом отдельном случае», поскольку «никогда нельзя достичь этого понимания, пользуясь универсальной отмычкой в виде какой-нибудь общей историко-философской теории, наивысшая добродетель которой и состоит в её надысторичности» (Маркс);
д) без точного знания «материалистической связи», соединяющей людей в общество в определённое время и конкретном месте, любое теоретизирование на тему «общество», каким бы наукообразным оно ни было, остаётся лишь интеллектуальной игрой в науку образованных, отмеченных разными учёными степенями и званиями идеологов.
Благодаря стараниям ведущих теоретиков ЦК ВКП(б)–КПСС из марксизма попытались сотворить «универсальную отмычку», в результате чего из отдельных суждений Маркса, Энгельса и Ленина на свет под названием «марксизма-ленинизма» была произведена убогая догматическая смесь, которая, перефразируя Сен-Симона, стала «требником» советских «королей». Постсоветская Россия продолжает жить в плену идеологического (в соответствии с политической конъюнктурой «либерально-демократического») сознания. Неслучайно авторы социологического исследования, проведённого Институтом общественного проектирования, вынуждены были признать, что «российское общество устроено совсем не так, как принято считать».
И также неслучайно вместо истории философии, которая как любая историческая дисциплина при диалектико-материалистическом подходе может быть наукой, сегодня по-прежнему изучается отнесённая Марксом к разновидностям идеологии «философия», которая по своей сути не может быть и не является наукой, но при этом до сих пор числится в перечне научных дисциплин ВАКа.
По этой же причине дипломированные философы, пытаясь уйти от философского априоризма, ищут и обсуждают «философские вопросы» конкретных, в том числе естественных и технических, наук. Одновременно другие рассуждают и пишут книги о «философии политики» и «философии права».
Ни те, ни другие даже не пытаются дать себе отчёт в том, почему Маркс, начинавший как блестящий философ, после открытия им материалистического понимания истории написал, что «философия и изучение действительного мира относятся друг к другу, как онанизм и половая любовь».
По той же причине, когда десять членов Академии наук, выступив в прошлом году в защиту материалистического мировоззрения против введения в школах в обязательном порядке религиозного предмета и включения теологии в перечень научных специальностей, обратились к президенту, то среди них не оказалось ни одного философа или обществоведа. Все обратившиеся были представителями здорового от природы «естественно-научного материализма», который Маркс с Энгельсом, вслед за Фейербахом считали основой всякого научного знания.
Может быть, пришло время, отставив все личные и корпоративные интересы, вспомнив заповедь великого мыслителя древности, что «Платон мне друг, но истина дороже», задуматься над всем этим и поговорить начистоту?
, доктор философских наук, профессор