Родился в 1926 году в Москве.
Начало войны встретил токарем на оборонном заводе. Семнадцатилетним ушёл на фронт добровольцем в пехоту, был автоматчиком, потом летал на самолёте воздушным стрелком, добровольно заменил только что погибшего стрелка. Борис Дубровин – один из тех, кто через всю войну шёл к победному маю 1945-го. С 1-м Белорусским фронтом участвовал в освобождении Варшавы, во взятии Берлина. Награждён орденом Отечественной войны II степени, медалями «За освобождение Варшавы» и «За взятие Берлина». Не менее дороги поэту награды, заслуженные им в мирное время, все знаки пограничной доблести и государственная награда – медаль «За отличие в охране государственной границы СССР».
После войны заочно окончил Литературный институт им. А.М. Горького.
Автор около 40 сборников стихов и прозы. Несомненна популярность Бориса Дубровина как поэта-песенника. На его стихи написали песни известные композиторы: Борис Александров, Евгений Птичкин, Оскар Фельцман, Юрий Антонов, Владимир Шаинский, Давид Тухманов и и др.
Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ
Три слова – этакая малость!Но не роняй их с губ моих…
Как ты упорно добивалась
И как ты мучилась без них,
Губам губами помогала,
Задаривая и дразня.
Не помогала – вымогала,
Пытала ласкою меня.
Как будто в них была основа
Того, что нёс, того, что дал.
Подумаешь, всего три слова,
Какой бесценный капитал!
О, я владычил с наслажденьем,
Всесильем власти одержим,
Над сном твоим, над пробужденьем,
Над нетерпением твоим.
И вдруг – как лёд весною взломан,
И синь – сквозь трещины провал:
Зачем-то сам тебе три слова
Я произнёс, сказал, назвал.
С недальновидностью тупою
Не ведал сам я, что творил:
Ведь я был властен над тобою,
Пока тех слов не говорил.
ЧАЙКА У КРОМКИ МОРЯ
Она была ещё жива,Хотя крыла не поднимала,
И жизнь, как пена, убегала,
И чайка горбилась устало:
Она была ещё жива.
Она была ещё жива,
Хотя и мгла её слепила,
И стая про неё забыла,
Всё верила: вернутся силы.
Она была ещё жива.
Она была ещё жива.
Ждала, прислушивалась чутко,
И в ту последнюю минуту
Ещё надеялась на чудо:
Она была ещё жива.
Она была ещё жива,
Ещё тепла в такую стужу,
Мне посылая взгляд потухший…
А вдруг бы мог спасти я душу,
Она была ещё жива.
* * *
Твои глаза меня согрели,
И холод грусти утаю,
Легко на краешек постели
Присел и руку взял твою.
И столько сил,
я ощутил…
И грусти нет…
Свет погаси…
Не потому что…
А просто слишком яркий свет.
Умоляла всевышнего Бога,
Милосердного Бога любви.
От еды урывала убогой,
Собирала копейки свои.
Ты вступала в Кашветскую церковь,
Зажигала свечою свечу,
И в иконах огонь суеверно
Отражался, подобно лучу.
Ты при свете его на коленях,
С древним таинством наедине,
О любимом творила моленье –
О спасенье его на войне.
Вековые слова пламенели,
Прокалённые чистой мольбой,
Воскрешённая тень Руставели
Возносила молитву с тобой.
Ты сама бы сгорела дотла,
Лишь бы милого смерть миновала,
Лишь бы гибель его обошла.
На стене задрожавшие тени,
Потрясённая, видела ты,
Обожжённая чёрным виденьем
Сквозь пылающие фронты:
На мгновенье глаза не закрыла,
Хотя бросило сердце в озноб:
В снежном поле темнеет могилой
Неглубокий безмолвный окоп.
И от всех отсечённый обстрелом,
Под огнём навесным на боку,
Там валяется окоченелый
Твой любимый в крови и в снегу.
Ты не ведала, что на рассвете
В том окопе, где пламя и дым,
Мужа заговорила от смерти
Догорающим сердцем своим.
ЗАЛЁТНОЕ СЕМЯ
Залётное семя в чужой полумгле,Изведало ты и позор, и печали.
С холодным презреньем на гиблой земле
Тебя сапогами упорно топтали.
Залётное семя, ты горькой слезой
Примёрзло к щеке ледяного откоса.
И многим казалось, что скоро весной
Взойдут не колосья, а тяжкие слёзы.
Но только и злу, и позору назло,
Назло и судьбе ты осталось собою.
В жестокое время ты гордо взошло,
Взошло и доверием, и добротою.
Залётное семя на гиблой земле,
Залётное семя, забытое всеми…
Неужто спасенье нашло ты в себе,
Залётное семя, залётное семя?!
СТРАСТНАЯ ПЯТНИЦА
Громадина крестаВо мглу погружена,
Слезинками
Две звёздочки блестят…
Какая тишина,
Какая тишина…
А Он распят…
Уснувшая овца,
Соцветие куста,
Усталый мир
Дремотою объят…
Какая красота,
Какая красота…
А Он распят…
Сон родника
И полевая гладь
Вбирают
Догорающий закат…
Какая благодать,
Какая благодать…
А Он распят…
Халат ещё висит на спинке стула,
И после душа ты на высоте:
Неторопливо в кухню проскользнула,
И молоко вскипает на плите.
Встаю под душ, где любо отогреться,
Смываю ванной въедливую грусть…
Ты обтиралась этим полотенцем,
Теперь и я им тоже оботрусь.
В нём чувствую таинственность прибоя,
И кажется, тобой озарено,
Оно ещё пропитано тобою,
Хранит твоё дыхание оно.
Ты подошла. И солнечное тело
Припало так блаженно и легко…
Ты слышишь: молоко перекипело!
Ты слышишь: убежало молоко!