С Рахимжаном ОТАРБАЕВЫМ я знаком пока только по телефону. Время от времени он звонит мне из Астаны, и я слышу негромкий, с хрипотцой, голос человека, старающегося безукоризненно подбирать и произносить русские слова и потому выдающего их как начальные, вразрядку, капли степного летнего дождя. И про себя думаю: ну вот уже и казахи с т а р а ю т с я – былая всеобщая русская скороговорка постепенно сходит с былых имперских территорий.
А что остаётся? В данном случае, уверяю вас, потерь нет. Ведь есть вещи и поважнее артикуляции. Русская культура, наша общая, под одним, не очень ласковым небом сконденсированная живительная влага проникла, пропиталась в данном случае до самых корней, соединившись с другой древней, феерической духовной субстанцией, – Отарбаев пишет на подчёркнуто казахском, но смех сквозь слёзы в нём так узнаваем.
Меня попросили познакомиться с его подстрочниками по рекомендации самого А. Нурпеисова. И я, когда-то исколесивший Северный Казахстан с командировочным удостоверением «Комсомолки», а ещё раньше, сразу после интерната, летавший на свидание (оно оказалось последним) с хорошей девочкой Леной аж в Гурьев (когда произносят «Атерау», мне кажется, что это даже дальше, чем Гурьев, хотя речь идёт об одном и том же месте), окунулся в узнаваемый и вместе с тем поразительно новый мир. Мир, где самые современные реалии насквозь просвечены мифом, народной поэтикой и народной же неизъяснимой усмешкою.
На примере Рахимжана Отарбаева можно судить, что нарождаются сегодня в серьёзной казахской литературе не пустоцветы.
Чем отличается мудрый человек от умных? Много дефиниций есть на этот счёт. У каждого своя – и у меня тоже. Я считаю, что умные часто посмеиваются над другими, а мудрый – над собой. Даже в тех отарбаевских рассказах, где автор, рассказчик формально не присутствует, его улыбка, в меру озорная и в ещё большей мере печальная, всё равно витает над этой незримой, отсутствующей фигурой. У каждого из нас свой нимб, а у кого какой – это уж кому как повезёт, у какой раздачи достоялся.
Мне этот автор интересен ещё и тем, что в чём-то повторяет и мою собственную молодость: трудится сейчас в серьёзных властных структурах Казахстана. В какой-то степени это в традициях и русской, и казахской литературы: и Фёдор Достоевский, и его юный друг, казах Валиханов, ходили в шинелях, правда, разной тяжести. Шинелью, только более нежной выделки, был и дипломатический фрак отарбаевского коллеги Фёдора Тютчева. На одни должности нас назначают живые люди, на другие – Судьба. И мне кажется, что в случае с писателем Рахимжаном Отарбаевым она, Судьба, не ошиблась.
Книга, из которой взят рассказ, готовится к печати в издательстве «Художественная литература».