Депутат разогнанного по указу Б. Ельцина Верховного Совета Виктор АКСЮЧИЦ был одним из тех, кто отстаивал осенью 1993-го законность и пытался остановить кровопролитие на улицах Москвы. Вместе с ним вспоминаем те драматические дни.
– Виктор Владимирович, какой тогда была расстановка политических сил? Многие нюансы подзабыты, а ведь ситуация сложилась кризисная...
– Мы выступали против разрушительного курса Ельцина, но оказались в оппозиции и к руководству Верховного Совета. Эти противоборствующие стороны представляли собой разные слои советской номенклатуры и, на мой взгляд, не соответствовали вызовам эпохи, не до конца понимали сущность происходящего. Хотя Хасбулатов, например, зачастую справедливо критиковал политику Ельцина.
– Почему Ельцин пошёл на крайний произвол?
– Его сторонники до сих пор утверждают, что, дескать, народные депутаты РФ были избраны при советском режиме, поэтому их деятельность в новой России была незаконна, а ВС подлежал роспуску. Но ведь и Ельцин был избран президентом РСФСР ещё в составе СССР, а не независимой страны. Твердят: российский парламент мешал реформам президента. Но вспомним: именно съезд народных депутатов России избрал Ельцина председателем Верховного Совета, вывел из политических задворок. Затем съезд принял закон об учреждении поста президента и выдвинул его кандидатом на эту должность. А потом предоставил уже как президенту полномочия для проведения реформ.
Иными словами, как лидер он состоялся только при поддержке парламента, получив почти безграничный карт-бланш. Однако когда он стал действовать не во благо страны – участвовал в разрушении СССР, развале экономики и армии, поставил на грань выживания большинство жителей, – парламент вынужденно перешёл в оппозицию «реформам». И тогда Ельцин решил прибегнуть к силовому варианту выхода из кризиса, избавиться от оппозиции в лице высшего органа власти, каковым был съезд народных депутатов. А в итоге навязать стране жёстко авторитарный режим, который бы защищал правящий слой и компрадорский номенклатурно-олигархический капитализм. Мы, депутаты, предупреждали об этом с осени 1992-го.
– Для этого были основания?
– Весной 1993 года прошла генеральная репетиция переворота. Об этом забывают. 20 марта 1993 года Ельцин в телевизионном обращении объявил, что подписал указ о введении «особого порядка управления». Конституционный суд РФ, даже не имея подписанного президентом указа, признал эти действия неконституционными, усмотрел основания для отрешения президента от должности. Однако почти тут же его представители заявили, что указ-де не подписан – отыграли назад. IX (внеочередной) съезд народных депутатов попытался отрешить Ельцина от должности, не хватило 72 голосов. Уже тогда на случай импичмента его сторонники готовились к разгону парламента. Руководитель Главного управления охраны Михаил Барсуков даже разработал план действий, который «немедленно и без колебаний» был утверждён Ельциным. Об этом вспоминает Александр Коржаков.
 |
 |
 |
| Фотографии с выставки «1993 год», организованной движением «Русский лад», и Владимира Богданова |
– Да, в тот момент не прошло. Но ведь Конституционный суд аналогично реагировал на действия Ельцина и осенью 93-го?
– После оглашения указа № 1400 (21.09.1993) Конституционный суд пришёл к выводу, что документ по двенадцати пунктам нарушает действующую Конституцию. Это в свою очередь даёт основания для отрешения президента от должности. Конституция гласила: «Статья 121-6. Полномочия Президента Российской Федерации (РСФСР) не могут быть использованы для изменения национально-государственного устройства Российской Федерации (РСФСР), роспуска либо приостановления деятельности любых законно избранных органов государственной власти, в противном случае они прекращаются немедленно».
Хочу подчеркнуть – не-мед-лен-но! Но что ему Конституция?
Дом Советов оказался в осаде. Но мы продолжали работать. Мне выпало выступать на заседании одним из первых.
Я призвал коллег исходить из реальности: президент, безусловно, узурпатор и совершил госпереворот, но он, в отличие от Верховного Совета, имеет рычаги реальной власти. Поэтому съезд должен отказаться от звонких обличений и утопических призывов, а принимать решения, способные на деле остановить беззаконие. Я огласил предварительно размноженный проект постановления съезда. В нём была концепция выхода из чрезвычайной ситуации.
В первом пункте предлагалось назначить дату одновременных досрочных выборов президента и народных депутатов. Во втором – вступить в переговоры с президентской стороной для разработки правовых основ выборов. В третьем – при отказе президента пойти на выборы квалифицировать эти действия как госпереворот. Силовым структурам предписывалось приступить к задержанию его участников.
В ответ на всё это в зале заседаний со всех сторон, в том числе и от своих коллег, патриотов-государственников, я слышал обвинения, что предлагаю вступать в переговоры с узурпаторами, которые и так, мол, вне закона. Да, это было очевидно. Но какой иной путь? Всё-таки в их руках – сила. Я продолжал выступать каждый день, и вместе с депутатом Олегом Румянцевым нам удалось убедить съезд принять решение о досрочных одновременных выборах. Это случилось лишь 24 сентября, время было упущено. Дом Советов находился в силовой и информационной блокаде. Граждане об этом предложении толком ничего не узнали.
– Что особо запомнилось из тех дней?
– До сих пор муссируется тезис о попытке коммуно-фашистского переворота, хотя это ложь. 25 сентября ко мне в Доме Советов обратился американский тележурналист: как вы, демократ по убеждениям, могли оказаться среди экстремистов и фашистов? Я спросил, где он таковых видит? Журналист кивнул на площадь перед Домом Советов. Я заметил ему, что всюду политические перевороты сопровождаются выплеском на улицы экстремизма, когда бьются витрины, поджигаются автомобили, избиваются полицейские – даже в «добропорядочных» Америке и Европе. У нас, заметил я, ничего подобного нет. Попросил его указать хотя бы на одного депутата-экстремиста или фашиста. Или хотя бы на одно фашиствующее выступление депутата или экстремистское постановление парламента. Американец стушевался. Ибо, если быть объективным, то надо было признать: депутаты проявляли удивительную уравновешенность.
И сегодня повторю: вплоть до 3 октября при всех потоках лжи, при полной блокаде, включая колючую проволоку (даже машины скорой помощи не пропускались), при отключении средств жизнеобеспечения – в течение всей двухнедельной эскалации насилия тысячи защитников Дома Советов вели себя достойно и сдержанно.
Коммуно-фашизмом в депутатском корпусе не пахло. Другое дело, что многое было неуправляемо. Что, депутатам были нужны отряды РНС Баркашова, с вызывающей символикой марширующие у посольства США и перед зарубежными телекамерами? Никак нет! Как и вопли «агитбригады» Анпилова. Только с их «помощью» президентской пропаганде и удалось представить миру картинку коммуно-фашистского путча!
– С чьей же стороны прозвучал первый выстрел?
– До кровавой развязки ситуацию довёл президент указом № 1400. Ошибки были и у депутатского корпуса: решение об одновременных досрочных выборах нужно было принять быстро, а не с опозданием на неделю, когда об этом никто уже не мог узнать, ибо информационная блокада стала полной. Егор Гайдар потом бессовестно лгал на страницах «Независимой», мол, депутатов пришлось разогнать потому, что они не соглашались на одновременные выборы.
Другое дело, что лидеры противостояния президенту, и это надо признать, по многим параметрам не соответствовали вызовам трагической ситуации, подчас в порыве эмоций отдавались революционной стихии. А она умело направлялась профессиональными провокаторами. При этом не следует забывать, что сначала депутатский корпус прошёл через двухнедельный концлагерь, в который его вогнала президентская рать. Потом начался обстрел защитников Дома Советов из мэрии. И только тогда прозвучал призыв Руцкого о захвате Останкина – уже, кстати, вслед бросившейся туда толпе.
Но пока этого не случилось, продолжались попытки организовать переговоры. Я, в частности, из Конституционного суда звонил митрополиту (нынешнему патриарху) Кириллу с призывом срочно начать переговоры, в которых посредником была бы Патриархия. Он сказал, что сегодня руководители РПЦ встречаются с президентом, а прежде готовы повидаться с руководителями Верховного Совета. В Конституционном суде в тот момент находились председатели палат ВС Абдулатипов и Соколов. Владыка Кирилл предложил срочно привезти их в Данилов монастырь, что я и сделал на личном автомобиле.
На этой встрече был оговорён формат переговоров, которые начались на следующий день – 1 октября. После многочасовой дискуссии в холл здания в Даниловом монастыре вышел заместитель председателя Верховного Совета Воронин. Он сообщил, что достигнуто соглашение, оно печатается, после чего будет подписано. Смысл: демилитаризация обстановки вокруг Дома Советов, частичное снятие блокады – допуск в Дом Советов корреспондентов, доставка продуктов, включение водопровода, а главное – начало переговоров о разрешении политической ситуации. Перечислив эти разумные тезисы, он добавил: а завтра соберётся народ и – на Кремль… Что это могло значить? Какие политические переговоры в таком случае? Ведь это обострение противостояния! Воронин предложил мне срочно организовать пресс-конференцию. Но уже в самом её начале пришла новость о прекращении переговоров. Позже депутат Валентина Домнина рассказала, что перед самым подписанием соглашения о перемирии Филатов дал знать Лужкову, что президент отвергает соглашение, ибо оно узаконивает положение депутатов. Представители президента покинули переговоры. При этом в эфире тут же прозвучало: переговоры прерваны по вине народных депутатов.
– Рубикон был пройден.
– Танковый обстрел Дома Советов (см. об этом в воспоминаниях Павла Грачёва ниже на этой странице. – Ред.), к которому армию вынудил Ельцин, выплеснул на улицы инфернальные силы. Самое страшное – президентская власть не только допустила, но и, по сути, призвала к расправам. Как говорил потом руководитель группы «Альфа», Ельцин приказал расстрелять в Доме Советов всех депутатов, а лично Коржакову – пристрелить Хасбулатова и Руцкого. «Альфа» не выполнила приказ. Более того, предприняла действия, чтобы депутаты и защитники Дома Советов живыми покинули здание. В прессе писали о сотне снайперов, собранных Коржаковым. Они отстреливали людей с обеих противостоящих сторон. А также и обычных горожан. По идее это могло вынудить спецназ к штурму Белого дома. Был убит снайперской пулей один из офицеров «Альфы».
С горечью вспоминаешь, что этот беспредел своеобразно отозвался на поведении тех, кто не чувствует Бога в душе. Толпы зевак глазели на танковый обстрел и рукоплескали каждому залпу. До сих пор мурашки по коже!..
Атмосферу отражает фрагмент расшифровки милицейского радиообмена в ночь на 4 октября: «Никого живым не брать… Мы их перевешаем на флагштоках везде, б…, на каждом столбу перевешаем, падла… И пусть эти пидарасы, б…, из Белого дома, они это, суки, запомнят, б…, что мы их будем вешать за …! Ребята, они там, суки, десятый съезд внеочередной затеяли… Хорош болтать, когда штурм будет? Скоро будет, скоро, ребята. Руки чешутся. Не говори, поскорее бы! … А мы их руками, руками. Анпилова омоновцам отдать, вместе с Аксючицем и Константиновым».
Возобладали звериные инстинкты. Это и есть гражданская война.
– Власти преуменьшали потом число убитых.
– Оно поныне преуменьшается. Подонки в погонах расстреливали людей у бетонных стен стадиона, в подвалах, подъездах. В укромных местах вокруг Дома Советов избивали, а то и пристреливали безоружных, даже охотились за мелькающими в окнах жителями. Особенно усердствовали, как писали газеты, «снайперы Коржакова». Можно твёрдо говорить примерно о тысяче убитых с двух сторон. Официально оглашалась цифра – 147. Однако сотни родителей с портретами погибших молодых людей приходят на каждую годовщину побоища к Поминальному кресту. А сколько убитых сожгли в столичных моргах?
Никто по сей день не понёс за массовые убийства никакого наказания!
Ошибки белодомовцев, стихийные или организованные провокации не могут оправдать затеянную Ельциным бойню.
Вскоре после событий я имел возможность спросить советника президента Станкевича: «Зачем же танками, зачем столько крови, если своих целей вы могли достичь менее жестокими средствами, например, усыпляющими газами?» Ответ был таким: «Это – акция устрашения для сохранения порядка и единства России. Теперь никто и пикнуть не посмеет, особенно руководители регионов».
Всего лишь акция устрашения! С сотнями погибших, большая часть которых обычные люди.
– Какой была реакция общества на те события?
– Самый постыдный факт: именно столичная либеральная интеллигенция потребовала от президента вскоре после октябрьских событий перманентного устрашения, называя это демократией. Группа литераторов в коллективном обращении, видимо, устыдясь своей слабости («нам очень хотелось быть добрыми, великодушными, терпимыми»), определила самое «грозное» в происходящем: «И «ведьмы», а вернее – красно-коричневые оборотни, наглея от безнаказанности, оклеивали на глазах милиции стены своими ядовитыми листками, грозно оскорбляли народ, государство, его законных руководителей, сладострастно объясняя, как именно они будут всех нас вешать… Хватит говорить… Пора научиться действовать. Эти тупые негодяи уважают только силу. Так не пора ли её продемонстрировать нашей юной… демократии?» Та ещё лексика! Танкового обстрела и убийств сотен молодых людей им было маловато – требовали чего-то более радикального.
И ныне некоторые из них твердят, что тогда «шаг к демократии мы сделали», другие убеждены, что поступили правильно, хотя признают, что ни к какой демократии это не привело. Только у Юрия Давыдова хватило мужества сказать: «Мне не следовало пользоваться правом на глупость». Правда, самые известные подписанты позже не брались защищать свои расстрельные призывы (Белла Ахмадулина, Василь Быков, Даниил Гранин, Дмитрий Лихачёв, Виктор Астафьев).
Ну а в народе реакция была, по-моему, преимущественно такой: отвращение от действий «элиты», тревога, апатия.
– Итог переворота удовлетворил именно «элиту».
– Так называемую элиту… После принятия навязанной авторитарной Конституции сформировался абсолютно бесславный ельцинский режим. Переворот организовывали или поддерживали: столичная правящая номенклатура, структуры торгового и финансового капитала, связанные коррупцией с номенклатурой (компрадорская буржуазия) и их охранные отряды. А также – криминальные структуры и их боевики, радикал-либеральная интеллигенция и её СМИ, и поныне без устали обрабатывающие россиян и вводящие в заблуждение зарубежную общественность. Разные силы объединяло стремление сохранить режим, предоставляющий невиданные возможности для обогащения и контроля над Россией. Многих побуждала влиться в эти ряды боязнь правосудия.
Большинство тогдашних депутатов выражало интересы директорского и управленческого корпуса – производственного капитала, ориентированного государственно. Была часть номенклатуры, по тем или иным причинам выброшенная из сферы распределения привилегий и богатств. Среди депутатов было явно мало патриотов-государственников, но всех объединяло стремление противостоять беззаконию, развалу и расхищению страны. Кто-то хотел защитить собственные интересы, которые не совпадали с курсом режима. Мы были очень разными. Разброс позиций стал причиной аморфности решений съезда и противоречий среди руководителей Верховного Совета. В итоге – много действий, не адекватных ситуации.
– Что было потом?
– Вскоре прошли выборы в Федеральное собрание. От участия в них были отстранены патриотические организации. Ряд их лидеров арестовали, у кого-то забрали помещения, кого-то не допускали к государственному эфиру, но при этом шла их интенсивная дискредитация. Ну, и «по мелочам». Отключались телефоны, перекрывались возможности финансирования предвыборной кампании, активистов задерживали при сборе подписей… Под шумок было сделано всё для агитации за Жириновского, который собрал много голосов избирателей-патриотов, ведь остальные патриотические объединения нейтрализовали.
По-моему, не только авторы обращения либеральной интеллигенции к президенту, но и многие современные радикал-демократы не извлекли выводов из трагедии осени 1993 года. Да, нормально, что есть политическая борьба и есть конфронтация. Да, нормально, что мы придерживаемся различных взглядов на мироустройство. Но ненормальности начинаются, когда вожди превращаются в палачей. Ещё патологичнее, когда люди, называющие себя интеллигентами, сами убеждены и убеждают других в том, что альтернативы кровавому разгрому не было. Выбор был. Но если демократией называть расстрел безусых юношей, тогда что есть фашизм? Наша либеральная интеллигенция, презиравшая Лескова, не подававшая руки Достоевскому, подарившая стране три революции, – по-прежнему верна своей исторической безответственности за судьбу России.
Беседу вёл Арсений ЗАМОСТЬЯНОВ
Из досье «ЛГ»
Виктору Аксючицу 64 года. В 1979 году вышел из КПСС по религиозным убеждениям. В 1990–1993 годах – народный депутат РФ, председатель подкомитета по связям с зарубежными организациями Комитета Верховного Совета РФ по свободе совести, вероисповеданиям, милосердию и благотворительности. Создал и возглавлял депутатскую группу «Российское единство». В 1992 году – организатор Конгресса гражданских и патриотических сил России. Сегодня – преподаватель философии, доцент Государственной академии славянской культуры.