В 30-е годы прошлого века в Днепропетровске большим успехом пользовались творческие встречи, которые устраивали популярные тогда поэты – Дмитрий Кедрин, Евгений Горфин, Марк Шехтер. А сами заседания их литературного объединения «Молодая кузница» часто собирались дома у поэта и журналиста Евгения Горфина. Руководитель тогдашней писательской организации Днепропетровска Александр Бейлинов вспоминал о нём: «Он печатался редко. Он отбирал, упрямо шлифовал строки, вырабатывал в себе счастливое чувство художественной меры. Его стихи, сдержанные, скупые, горели, однако, огнём потаённой страсти...» С началом Великой Отечественной младший лейтенант Горфин отправился на западную границу Украины. В письме он сообщал жене: «С первого дня нахожусь на передовой линии. Настроение бодрое, люди тут хорошие, умеют воевать. Волнуюсь о доме. Вам страшно. Понимаю. Но даже в самые серьёзные минуты я думаю о своих любимых. Даже в такие минуты, когда остаёмся один на один с противником...». Это было последнее письмо.
Сегодня об отце рассказывает дочь.
В эвакуации мы оказались на Урале, в Миассе. Моя мать, Евгения Виноградова, преподавала в Миасском горном техникуме и очень часто, по условиям военного времени, вместе со студентами работала на лесозаготовках. Я оставалась одна, мне полагалось пол-литра молока в день и хлебная карточка. И ещё можно было собирать грибы и ягоды в окрестных лесах. Сейчас я не могу понять, как я, городская десятилетняя девочка, могла бесстрашно бродить по лесу одна. Вечером я варила грибы в котелке в печке-голландке. Радостью тех дней, конечно, были книги. А достать я их могла только в библиотеке – и я навсегда запомнила и детскую библиотеку Миасса, и изумительную библиотеку горного техникума, где была собрана вся мировая классика.
Мама всегда старалась приохотить меня к поэзии и даже придумала для этого игру в стихи – по очереди пытались «поймать» друг друга: а ты знаешь, откуда это? Удивить маму было очень трудно – она с ранней юности была «своей» в большой компании днепропетровских поэтов «Молодой кузницы» (Дмитрия Кедрина, Ивана Гвая и многих других), которые часто собирались дома у моих родных. За одного из этих поэтов – Евгения Горфина (моего отца) – мама потом вышла замуж. Он посвятил ей когда-то чудесные юношеские стихи «Шлифовальщик стёкол».
Так дорого твоё лицо
И мир твой чётких цифр.
Но тесно вплёл в твоё кольцо
Я свой туманный шифр.
Библиотека стала моей судьбой – я окончила Библиотечный институт, долго работала в Библиотеке имени А.П. Чехова, потом преподавала в Московском библиотечном техникуме и даже делала когда-то передачи о книгах и библиотеках на телевидении («Золотая полка» и др.).
Моя профессия помогла мне выполнить, может быть, самое главное дело моей жизни. Мой отец, журналист и поэт Евгений Горфин, сотрудничал в 30-е годы в днепропетровских газетах и журналах. Перед самым началом войны был призван в армию из запаса (он был сапёром, младшим лейтенантом). И в июне 1941-го оказался на самой границе и погиб совсем молодым в июле этого же рокового года…
Накануне падения Днепропетровска моя мать и я успели покинуть город в одном из последних, битком набитых поездов. Архив отца при этом почти весь погиб, да и сами мы едва остались живы.
После потери отцовского архива очень долго нельзя было получить доступ хотя бы к печатным отцовским публикациям. Прочесть газеты и многие журналы 20–40-х годов прошлого века было совершенно невозможно. Нынешнее поколение даже не представляет себе, что такое было преодолеть запреты спецхрана… И только в 60-е годы появились некоторые послабления, открылась часть архивов…
И вот однажды произошло настоящее чудо – в Днепропетровске в молодёжной газете вышла статья Л.И. Кедриной, вдовы Дмитрия Кедрина, о моём отце.
«Я глазам своим не поверила, – писала Людмила Ивановна, – когда нашла в архиве «Литературной газеты» стихи моего днепропетровского друга юности Евгения Горфина. Я представила себе этого весёлого крепкого юношу с острыми глазами, который мог так раскатисто смеяться, что, глядя на него, мы начинали смеяться тоже. Жил Женя со своей матерью Ольгой Михайловной, врачом, на Красной улице, № 2. В их семье нас, бедных студентов и поэтов, всегда гостеприимно встречали, непременно угощали и помогали, чем могли. Часто в их квартире после занятий литературной группы «Молодая кузница» до третьих петухов засиживались хорошие друзья Дмитрий Кедрин, Михаил Дубинский, Иван Гвай (в будущем конструктор легендарной и грозной «Катюши»), Александр Воинов и другие...
…А потом до нас дошла горькая весть, что Женя погиб, защищая родной город…
Вся родня Горфина была расстреляна фашистами. Но осталась в сердцах тех, кто знал его, светлая память. Осталась поэзия» («Прапор юностi», 28 мая 1967 г.)
Погибли мать и другие родственники поэта, оставшиеся в Днепропетровске. Людмила Ивановна не знала, что выжили только те немногие, которым удалось эвакуироваться.
С большим трудом мне удалось достать её телефон.
– Людмила Ивановна? Вас беспокоит Леонора Гребенникова, которую, может быть, вы помните как Лялю Горфину…
До сих пор помню её радостный возглас:
– Боже мой, Ляля Горфина? Ляля, ты жива?!
Мы встретились с Л.И. Кедриной. Она давала мне советы, рекомендовала, куда лучше обратиться… И вот из небытия возникли строчки Евгения Горфина, найденные в довоенных газетах и журналах. Теперь для меня совершенно по-новому стали звучать знакомые с детства отцовские строки «Ценою любой будут отыскивать где-нибудь в Болдино Радость твою и твою любовь!..». Я начала по-настоящему знакомиться со своим собственным отцом.
Что я помнила о нём до войны? Весёлые книжки-малышки, которые он писал и рисовал для меня… Кошка, которая окотилась в ящике его письменного стола и которую мы вместе с ним кормили, пока мама была, как обычно, в геологической экспедиции. Я очень любила, когда отец брал меня с собой в кино или на концерты...
Но всё это было только связано с отцом. Передо мной на страницах архивных газет и журналов возникал образ самого дорогого мне человека. Он так немного прожил. Всего 32 года… Даты его жизни 15.12.1908 – начало июля 1941 года. Этот период вместил многое… Первая мировая война, революция, Гражданская война, 37-й год, Финская война, Отечественная… И при этом – поэтический талант, заставляющий особенно остро чувствовать все беды времени.
Больше всего он любил читать:
Пройдя через пепельный сумрак веков
Едва промелькнув желтизною
страницы
Расставлены книги.
Цветных корешков
Полки перешли через наши границы…
Только вот времени на это почти не было. Семья была большая, его отец, инженер, умер рано, мать, детский врач, осталась с тремя детьми. Нужно было работать. Ему пришлось переменить много профессий. Он работал грузчиком, строил московский кинотеатр «Ударник», был рабочим на заводе «Серп и молот».
Не ходил ли я в город,
Сгибаясь под тяжкими грузами,
Не ломал ли булыжник,
На корточках сидя в пыли?
Труд вошёл в мою жизнь
Непогодою, зноем, морозами,
С ним прошли мы века
И дорог мы не мало прошли…
Отец очень рано начал писать стихи и довольно много публиковался в тогдашних газетах и журналах.
Мне бесконечно понятен его ужас перед разрушительными силами революции и войны, стремление уйти от окружающего кошмара в мир книг.
Вихрь учил разбивать;
в этой бездне слепого насилья
Признавать эту ломку,
как пальцев подогнутых хруст...
Но недаром в себе
непокорное сердце носил я
И хранил за собою права
на раздумье и грусть.
И в то же время мне близки его оптимизм и твёрдое чувство долга.
Времена насилия не вечны. Начинается новое время, успеть бы сделать всё, что хочется, не отстать бы от бурных перемен. Новое послереволюционное время давало и утреннее ощущение радости и надежды.
Я закрою глаза
и прислушаюсь к музыке дня.
Этот шелест листвы,
этот звон ручейка для меня.
Я закрою глаза для того,
чтобы здесь на углу
Жизнь вошла в моё сердце,
Как нить, что вдевают в иглу.
Стихи отца появлялись на свет в самые тяжёлые для свободного слова годы. И больше всего поражает, как много можно было сказать, несмотря на цензуру.
Я помню, как мы однажды с отцом шли по улице году в 39-м и увидели проезжающий мимо нас грузовик, в котором плотно друг к другу сидели люди с совершенно белыми лицами. Я спросила:
– Кто это?
И никогда не забуду, с какой горечью он сказал:
– Враги народа.
Когда под его «Стихами о восставшем солдате», опубликованными в «Днепровской правде», я увидела дату 17 августа 1939 г., невольно мне показалось, что он написал их как раз по этому поводу…
– Мы на товарищей войной
Опять, опять идём.
Сто тысяч жертв спешат за мной
Истоптанным путём…
Жизнь отца была неразрывно связана не только со стихами, но и с музыкой. Он всегда что-то напевал. И конечно, как у каждого поэта, у него было много стихов о любви.
Но время было такое, что главной темой его стихов стала война. Он впервые был призван в армию рядовым в 1928 году. Потом, после курсов, – младший лейтенант, командир сапёрного взвода. Ещё до войны – бесконечные сборы, непрерывная подготовка к неизбежной войне.
В ногах моих тащилась тень
Средь тысячи теней.
Винтовки кожаный ремень
В плечо вонзался ей…
Время не давало возможности выбора – впереди была война с самым страшным врагом на свете – война с фашизмом…
Сначала мне удалось опубликовать его стихи в сборнике «Огневерть» (Вогневiй). Днепропетровск, «Промiнь», 1970 г. И только в 2003 году вышла книжка «Ремесло».
Меня очень радует, что творчество отца интересно не только мне, хотя оно и выпало из литературного потока времени. Первой в печати вспомнила о нём Л.И. Кедрина. Она же потом переслала мне письмо Дмитрия Кедрина Марку Шехтеру от 3 апреля 1942 года, в котором поэт писал: «Твоё сообщение о смерти Жени Горфина ножом резануло меня по сердцу. Я очень любил этого мальчика...»
В своей замечательной книге «Жить вопреки всему. Тайна жизни и смерти Дмитрия Кедрина» дочь поэта, Светлана Кедрина, посвятила несколько страниц и моему отцу. И ещё: воспоминания о моём отце написаны его друзьями А. Бейлиновым и А. Бабушкиным, большая статья «Ремесло» В. Романенко…
Совсем недавно в Интернете я обнаружила очень трогательную статью военного журналиста Ильи Кацнельсона «Убит в 1941» и узнала, что он писал об отце в «Книге памяти».
Я помню, как по телефону научный сотрудник днепропетровского музея «Литературное Приднепровье» Ирина Мазуренко мне говорила:
– А вы знаете, что в своих лекциях я рассказываю о вашем отце?
Словом, как писал днепропетровский учёный-металлург и замечательный поэт А.Г. Ратнер, обращаясь к своей дочери: «Ты не одна, пока живут с тобой мои стихи – твои родные братья».
Книжку отца «Ремесло» я подарила почти всем библиотекам, с которыми была в жизни связана. Мне казалось, что мои родные библиотеки продлят его поэтическую жизнь.
Я верю, как и ты,
деливший всё со мною, –
От корки до последних сил своих, –
Что даже смерть,
рождённая войною,
Не вырвет нас из лагеря живых
– так заканчивалось последнее стихотворение Е. Горфина «Товарищ», опубликованное в 1941 году в «Днепровской правде».
Остаются навечно газетные страницы, которым и жить полагалось бы один день, если бы не было архивных подшивок в библиотеках. Единственное возможное на земле бессмертие «ценою любой» даёт только наша память и её бессменные хранители: книги, музеи, библиотеки…