Ёрничество было стилем нашей демократической революции. Сегодня ёрничество стало стилем нашей либеральной оппозиции. Хотя природа нашего российского «демократического ёрничества» была и остаётся одной и той же. За нашим «демократическим ёрничеством» стоят национальный нигилизм, ироническое отношение к таким понятиям, как «национальное государство», «национальное достоинство», «национальные святыни», ироническое отношение к патриотическим чувствам.
Но в начале 90-х духовная пустота нашего демократического ёрничества была прикрыта только что приобретённой свободой слова, иногда несомненным даром и талантом иронии. Ёрничанье тогда было в диковину, и ему тогда многое прощалось. Но сегодня у ёрничества нет никакой бутафории. За ним сегодня стоит откровенная анемия души и сознания, т.е. то, что обычно называют «национальным» и «государственным» отщепенством.
Нынешнее «либеральное» ёрничество по поводу так называемого плана Путина, на мой взгляд, тоже вызвано «либеральным» отторжением от всего, что связано с патриотическими ценностями. «План Путина» либеральная журналистика не может обнаружить все восемь лет его пребывания у власти именно потому, что он изложен языком, которого она, либеральная журналистика, не знает и знать не хочет. Нет в душе, в сознании этих людей таких ценностей, понятий, как «наше Отечество», «великая держава», «патриотизм», «сильное государство», а потому им кажется, что «восемь лет Путин действовал как бы без плана, в смысле – без единого особого стратегического плана».
Для наших «либералов» стратегия и план есть тогда, когда они направлены на разрушение российской государственности. А когда, как в случае с Путиным, ставится задача собирания страны, восстановления «сильной», «суверенной» России, когда выдвигается задача «защищать Российскую землю, национальные интересы страны», задача «строить подлодки», оберегать патриотизм, то его, плана, нет. Я пишу эти заметки не для того, чтобы переубедить всех тех, кто ёрничает по поводу «плана Путина». Трудно в чём-то убедить людей, больных душой, кто всерьёз считает, что патриотизм ни к чему, кроме как к застою, не ведёт, кто не понимает, что на самом деле неприлично ёрничать по поводу призыва власти к русскому народу не стать «Иванами, не помнящими родства», по поводу веры Путина в то, что «народ России всегда был силён духом и именно поэтому был способен на великие дела и свершения».
Вспомнить о плане Путина, на мой взгляд, сегодня всё же нужно по двум действительно серьёзным причинам. Во-первых, для того, чтобы нам самим, тем, кто не страдает национальным отщепенством, понять смысл пережитой нашей страной очень важной эпохи, которая по праву войдёт в историю России как «эпоха Путина», чтобы уяснить содержание той преемственности, которая сегодня у всех на слуху. А во-вторых, чтобы ещё лучше осознать так называемые базовые ценности новой России.
Всё дело в том, что у Путина действительно «слово» предшествовало его президентскому делу. Речь идёт о той «долгосрочной стратегии», которую Путин обнародовал за день до того, как Ельцин назвал его своим преемником. Он её изложил в программной статье «Россия на рубеже тысячелетий», опубликованной 30 декабря 1999 года в «НГ».
Поражает то, что на самом деле Путин в самом главном – в ценностном, мировоззренческом отношении – не отступил от того, что он ещё тогда, в 1999 году, назвал «стратегией, призванной обеспечить преодоление кризиса, создать предпосылки быстрого и устойчивого экономического и социального развития страны».
Первой по понятным причинам в этом плане была поставлена задача преодоления хаоса и кризиса, в которые погрузилась страна в 90-е. Ведь то, что либеральная оппозиция до сих пор называет эпохой «расцвета демократии», для миллионов россиян было временем разброда и шатаний. Задача восстановления порядка и государственной дисциплины всеми нормальными людьми воспринималась тогда, в конце 90-х, как первостепенная задача. Путин в своей программе исходил из того, что люди «обеспокоены явным ослаблением государственной власти».
Короче, как говорил тогда Путин, «Россия нуждается в сильной государственной власти и должна иметь её». Отсюда и усилия Путина, направленные на «восстановление направляющей и регулирующей роли государства в той степени, в какой это необходимо, исходя из традиций и нынешнего положения страны».
Задача консолидации новой России, достижение гражданского согласия, которую обозначил Путин тогда в своём плане, может быть названа второй только в порядке перечисления. Но она в названном тексте рассматривается в самой тесной связи с первой, в связи с общей задачей оздоровления всей государственно-политической сферы. Речь тогда, в названной статье Путина, шла о преодолении «состояния раскола», «внутреннего разобщения», которые, с его точки зрения, «лихорадили Россию» в конце уходящего тысячелетия. Можно предполагать, что Путин здесь имел в виду две проблемы. С одной стороны, преодоление состояния холодной гражданской войны после драматических событий октября 1993 года, с другой стороны, преодоление опасного раскола между интересами многомиллионной России и интересами всё ещё крепкой к тому моменту олигархии. Это моё предположение основано на том, что сразу после избрания Путина президентом он, во-первых, попытался соединить воедино либеральные и патриотические ценности, во-вторых, начал наступление по всем фронтам на позиции разрастающейся как опухоль олигархии. Путин постепенно, шаг за шагом отбирал высоты власти у олигархов, которые к тому моменту приватизировали не только основные национальные достояния, но и через «семью» – саму президентскую власть.
В связи с этим важно вспомнить, что тогда, в начале нового тысячелетия, Путин начал лечение страны от наростов олигархии с восстановления государственного контроля над государственными телеканалами. Наиболее ярким проявлением абсурдов ельцинской эпохи как раз и было НТВ Владимира Гусинского, которое умудрялось за государственные деньги (кредиты «Газпрома») заниматься и дискредитацией Российского государства, и дискредитацией Российской армии.
Третья, опорная, точка обозначенной ещё в конце 90-х стратегии Путина была связана с экономикой и предполагала обеспечение материальных, экономических условий для реальной консолидации новой России. Понятно, что при бюджете в 20 миллиардов долларов, который Путин получил в наследство от Ельцина, никакой консолидации России, никакого оздоровления российского общества быть не могло. Правда, надо понимать, что для реализации этой экономической задачи необходимо было политическое мужество, необходимо было положить конец олигархическому разворовыванию России.
Конечно, безудержный рост цен на энергоносители в последние годы помог России и помог Путину. Но надо видеть, что сам по себе рост цен на нефть и на газ ничего не дал бы ни нашему государству Российскому, ни его гражданам, если бы вся прибыль от продажи энергоресурсов оседала, как во времена Ельцина, в карманах олигархов. Бюджет страны при Путине вырос в 6 раз, с 20 миллиардов долларов в год до 120, прежде всего благодаря восстановлению налоговой дисциплины, прежде всего потому, что Путину удалось в целом решить задачу изъятия природной ренты, т.е. сверхприбыли, у владельцев нефтяных компаний. Не забывайте, тогда, в 2002–2003 годах, развернулась нешуточная война между государством и олигархами за контроль над природной рентой. Еще в начале 2003 года находящийся на содержании ЮКОСа Бюджетный комитет Думы успешно блокировал все попытки правительства ввести налог на добычу полезных ископаемых, поставить экспертную пошлину на нефть в зависимость от колебания мировых цен. Без победы Путина в борьбе с олигархами, и прежде всего с группой Ходорковского, за право государства изымать в свою пользу природную ренту не было бы ни нынешних впечатляющих валютных накоплений, ни нынешней свободы от громадного внешнего долга, который буквально брал за горло подымающуюся с колен Россию.
О четвёртой задаче, сформулированной в так называемом плане Путина, о задаче возрождения промышленной политики, в последнее время говорят много. Всем стало очевидно, что без воссоздания государственных корпораций в машиностроении невозможно обеспечить полноценное, устойчивое развитие страны. Происходит становление государственных корпораций в авиастроении, в судостроении, в создании нанотехнологий. Но сегодня мало кто помнит, что ещё в конце 1999 года Путин, будучи премьер-министром, в той же статье «Россия на рубеже тысячелетий» вопреки либеральным веяниям того времени настаивал на «проведении активной промышленной политики», ставил задачу «сделать Российское государство эффективным координатором экономических и социальных сил страны.
Интересно – на это мало кто обращает внимание, – что Путин ещё тогда, на заре своего президентства, тесно связывал задачи оздоровления политики и экономики с задачами оздоровления наших представлений о самих себе и о собственной национальной истории. И действительно, не могут люди, живущие мифами, создавать эффективную, конкурентоспособную экономику. И здесь Путин даёт свой ответ на два основополагающих вопроса, которые, к сожалению, до сих пор раскалывают Россию. Первый вопрос связан с выяснением отношения истории России к истории Европы и к её основополагающим ценностям. Второй вопрос связан с выяснением нашего отношения к Октябрю и к последующей советской истории.
Так вот, говоря о планах и о философии Путина, надо принимать во внимание, что он, во-первых, последовательный поборник европейских либеральных ценностей, а во-вторых, что связано с первым, негативно относится к коммунистическому эксперименту, который пережила Россия в XX веке. Путин и в своей основополагающей программной статье, и во всех последующих интервью, и в своих посланиях Федеральному Собранию рассматривает Россию как органическую часть Европы и настаивает на принципиальном единстве наших так называемых российских базовых ценностей с ценностями европейской христианской цивилизации. Ни о какой «уникальной» российской цивилизации, ни о каком особом «русском пути» развития Путин никогда не говорил. Он последовательно, начиная со своей программной статьи «Россия на рубеже тысячелетий» и заканчивая своей недавней мюнхенской речью, обращал внимание на то, что народ России сам в 1991 году, по своей воле избрал путь свободы и демократии, обращал внимание на то, что «наши люди приняли такие ценности, как свобода слова, выезда за границу, другие основные политические права и свободы личности». Другое дело, все время подчёркивал Путин, что мы вынуждены воплощать в жизнь все эти европейские ценности с учётом специфики нашей истории, специфики нашего национального сознания, с учётом тех проблем, которые поставили перед нами распад СССР и последующий экономический и политический кризис.
Понятно, что положительное отношение Путина к европейской христианской цивилизации со всеми её ценностями, и прежде всего либеральными, должно было вызвать у него негативное отношение к тому, что он называет «коммунистическим экспериментом в России». И это естественно. Марксизм, лежащий в идеологии и практике большевизма, по природе своей отрицает и ценности христианства, и либеральные ценности Нового времени. А потому Путин как европеец, как демократ вынужден негативно оценивать «коммунистическую доктрину». Он говорит, что «было бы ошибкой не видеть, а тем более отрицать несомненные достижения того (советского) времени. Но, одновременно подчёркивает он, было бы ещё большей ошибкой не осознавать той огромной цены, которую заплатили общество и народ в ходе этого социального эксперимента... Как ни горько признаваться в этом, но почти семь десятилетий мы двигались по тупиковому маршруту движения, который проходил в стороне от столбовой дороги цивилизации».
Вот только контуры той стратегии, которую изложил Путин в самом начале своего президентства и которой он, как мог, следовал все восемь лет своей неустанной деятельности по восстановлению сильной и державной России. И, повторяю, трудно найти оправдание нежеланию его оппонентов видеть то, что было написано и сказано ясным и отчётливым русским языком. И последнее. Я, естественно, не претендую на полноту реконструкции всех деталей и нюансов плана Путина. Но я всё же пытался следовать логике его слов и его дел. В конце концов речь даже не идёт о необходимости честного и объективного отношения к Путину как личности. Это уже дело морального выбора каждого, кто пытается судить о его эпохе. Речь сегодня идёт о честном отношении к нам самим, к нашей стране.