К своему 90-летию балетная труппа Михайловского театра вернула в репертуар балет, сыгравший особую роль в его истории и ставший роковым сразу для нескольких судеб.
«Светлый ручей» – третья большая балетная партитура Дмитрия Шостаковича, воплощённая хореографом Фёдором Лопуховым по его же сценарию в соавторстве с Адрианом Пиотровским. Яркий триумф спектакля в ноябре 1935 года, перенос на сцену Большого театра в Москву! А в начале февраля 1936-го – снятие с репертуара МАЛЕГОТа с жестоким приговором – за формализм и балетную фальшь. Наперекор исторической несправедливости балет возвращён сейчас на эту же сцену в новом прочтении танцовщика, а с недавнего времени и хореографа Александра Омара. Сценографию и костюмы создал главный художник театра Вячеслав Окунев, музыкальный руководитель постановки – Павел Сорокин.
Действие разворачивается ранней осенью в кубанском колхозе «Светлый ручей». На праздник урожая станичники ожидают приезда столичных артистов – классического танцовщика и балерины (Виктор Лебедев и Анастасия Соболева). Молодой агроном Пётр (Никита Четвериков) и его очаровательная жена Зина (Валерия Запасникова), мечтающая снова ощутить атмосферу балетного класса, где она занималась в детстве, старательно вешают приветственный плакат в ожидании артистов. В новой редакции Александра Омара появляются председатель колхоза (Иван Зайцев) с женой (Марат Шемиунов), чей образ решён в ключе комического переодевания (видимо, типичного для духа комедии того времени, но на сегодняшний взгляд слишком терпкого и сомнительного). В дочь председателя, юную школьницу Галю (Анастасия Смирнова), искренне влюблён местный тракторист (Эрнест Латынов). Появление новых персонажей из повседневной сельской реальности запускает цепочку комичных приключений и запутанных, ветвистых взаимоотношений, в результате которых главные герои всё же обретают счастье.
Либретто трёхактного балета (4 картины) как в своей первоначальной форме, так и в обновлённой редакции лишено внятного сквозного действия, что не рассматривается нынешними создателями балета как изъян, а справедливо полагается особенностью данной музыкальной формы. Партитура молодого Шостаковича ведёт за собой сюжет и хореографию не развитием музыкальной драматургии, а органичным чередованием дивертисментных частей, она насыщенно танцевальна, в этом её ценность и тогда, и сейчас.
Новый «Светлый ручей» строится на основе классического танца с внедрением типичных гимнастических и акробатических форм, отсылающих к духу социалистического реализма. Первая часть спектакля в основном решена через театрализацию и пантомиму, так зрителю легче войти в эпоху и ознакомиться с героями. И далее балет представляет собой практически безостановочно движущуюся дивертисментную карусель, смену малых и крупных танцевальных форм. В партиях отсутствует лейтмотивы, но намечены и просматриваются характеры, образные, выразительные особенности людей. Наименее удачно в этом ряду вышли комические дуэтные партии главных фигур, они излишне цитатны и не отличаются оригинальностью.
Национальный кубанский колорит и связанную с ним яркую характерность хореограф обходит стороной, не заостряя на них внимание зрителя. Эта установка балетмейстера просматривается уже в обновлённом либретто, где не акцентируется принадлежность станицы к конкретному географическому региону.
Сценография Вячеслава Окунева сочетает в себе графичные авангардные акценты и наиболее узнаваемые паттерны на тему пространства и времени раннего советского периода, как те представали в массовой наглядной агитации. На экране, возникающем перед зрителями на антрактном занавесе в начале спектакля, развёрнуто активное анимационное подкрепление сюжета, мелькают реплики-отклики на события 90-летней давности. Казалось бы, перед нами лёгкий комедийный спектакль с лирическим наивным сюжетом на очаровательную танцевальную музыку – и больше ничего! Сценографическое же решение словно догружает балет многими нюансами акционистского толка, придаёт ему социальный характер, делает его ещё и перформансом.
В авангардном хаосе вдруг возникают фигуры Фёдора Лопухова в забавной бабочке и Дмитрия Шостаковича в круглых очках. Действие закольцовывается в финале, где те же лица фигурируют уже на своих портретах и проекции злосчастной статьи в газете «Правда» под названием «Балетная фальшь». И у нас не остаётся никаких сомнений в весьма конкретном идейном векторе данной постановки. И мы вновь задаёмся вопросом: что же такое «Светлый ручей» сегодня? Объект нематериального художественного наследия, политическая акция? Или живая партитура – вот ноты, вот сюжет (пусть водевильный, предельно пустой), вот труппа… Творите на основе первоисточника. Навечно, что ли, музыка привязана к идеологическому дискурсу и уже никогда от него не отделится даже для поколения творцов, не имеющих ничего общего с прошлым и созидающих вроде бы абсолютно свободно…
Нынешний опыт Михайловского театра показывает, как порой трудно понять самостоятельность и самобытность музыкально-сценического произведения с ярким танцевальным основанием, отринув его социально-исторический бэкграунд. Постмодернизм глубоко пустил свои корни в современном искусстве. Сегодняшние творцы хотят объять прошлое, которое хорошо бы забыть или оставить в учебниках истории.
На наш взгляд, музыкальная партитура Шостаковича должна являться основным побудительным мотивом, рождающим собственно хореографическое действие. Уводя фокус внимания с содержания и эстетики «Светлого ручья» на пережитой негативный опыт, создатели отказывают этой партитуре в самом содержании. А может, его там нет, и все, что клубится вокруг «Ручья» несколько десятилетий, – фикция? Переслушав музыку под управлением Павла Сорокина, мы так не думаем.
Анастасия Соколова