Елена МАЗУР
Вернёмся к торжественному открытию гимназии в городе на Волге…
Молоденькая учительница первого класса «Б» – сама «первый раз в первый класс» – после внезапного завала впередиидущих «А»-шек настолько перепугалась, что, закончив восхождение по крутым ступеням, вынуждена была присесть на стул в вестибюле – колени её дрожали. И сопроводила она своих учеников только взглядом.
Запах валерьянки привлёк её внимание – рядом стояла Буфетчик Том с открытым пузырьком. Она незамедлительно приступила к лечению на французский лад: известно, что французские духи нюхают, поводя рукой влево-вправо на расстоянии от носа. Учительница рассмеялась, вскочила, потопала красивыми ножками в новомодных туфельках, проверяя, достаточно ли крепости в коленках, и, как козочка, побежала за своими шестилетками. Она уверенно вошла в класс – букеты цветов на подоконниках и двадцать очаровательных мордашек радушно встретили её.
– Здравствуйте, дети! Меня зовут – Муза Илларионовна.
Класс притих от напряжения. Такое имя никогда не выговоришь. Учительница это понимала.
– Пишу на доске: «Меня зовут – Муза Илларионовна»… Мальчик, ты что-то хочешь спросить?
– Я – не мальчик, я – ученик Петров. Как нам вас покороче звать?
– На парте – тетради. Вы в гимназии учитесь! Пишем на первой странице печатными буквами: «Меня зовут – Муза Илл…» Что, Петров?
– У меня на странице «оновна» не уместилась. А она... писать не умеет!
Класс затарахтел: у кого чего не уместилось, кто что не умеет…
– Тогда будем весь урок проговаривать тихим хором: «Меня зовут – Муза Илларионовна».
Первоклашки послушные… Зазвенел звонок. Дети задвигались, загалдели – знакомились друг с другом.
– Как тебя зовут? – спрашивает Петров своего соседа.
– Меня зовут – Муза Илларионовна.
Вошла учительница. Петров поднял руку.
– Моего соседа зовут – Муза Илларионовна!
– Петров! – в возмущённом голосе девушки прозвучали нотки отчаяния.
– Да-да-да! – подтвердил правоту Петрова класс. – Мы слышали – он сказал: «Меня зовут Муза…» Как дальше?
Сосед важно:
– Ил-ла-ри-о-нов-на.
Он стал примерным учеником и круглым отличником. И ребята его звали – Муза Илларионовна.
Учительница пришла в учительскую вся в слезах. Выудили из неё историю с именем-отчеством и успокоили кто как мог.
– Плюньте и разотрите, – посоветовал мужчина.
– Деточка, не обращайте внимания: как зовут, так и зовут… Они же дети. Маленькие. Выберут себе удобное имечко – вы на него откликайтесь, – посоветовала пожилая учительница, которую пятый год не отпускали на пенсию.
– Чего рыдать?! Из вашего имени ничего неприличного они не состряпают. Не то что из моего. 20 лет терплю и молчу. – И вышла, хлопнув дверью.
Муза Илларионовна поинтересовалась, как зовут ушедшую…
– Взрослые или дети?
– Дети.
– Срака.
– Почему?!
– Потому что с первого урока вдалбливала детям своё имя: Капиталина Серафимовна. Кстати будет сказано: педагог-то она отличный, а…
– А как взрослые её…
– Как и дети. Потому что Срака – она и есть Срака. Детей не обманешь.
Перепуганная «Сракой» учительница робко вошла в класс.
– Мне не хочется создавать вам трудности: зовите меня как кому захочется. Что, Перов?..
– Мне очень хочется звать вас – Музрама.
– И нам! И нам! И нам очень хочется… – дружно поддержал Петрова класс.
Учительница согласилась. «Всё лучше, чем Срака», – успокаивала она себя две недели, пока привыкла к Музраме. И привыкла, как к родному имени.
Разве в имени суть – в отношении к тебе. Дети свою Музраму полюбили за молодость, красоту, детскую непосредственность, за большое терпение и ещё большие выкрутасы «с опережением» – это были их самые любимые уроки. И ни у кого, ни в какой другой школе уроков «с опережением» не было.
Начались школьные трудовые будни…
УРОК МАТЕМАТИКИ.
– Сегодня, – говорит учительница, – мы будем писать… забор – частокол. На две клетки. Одну строчку. Ты, Петров, не знаешь, что такое частокол?
– Знаю. Я не знаю… как его писать: «чисто» или «часто»?
– Пишем и чисто, и часто. На две… одну… Что, Петров?
– Я, Музрама, уже… чисто начастил.
Муза Илларионовна заглядывает в его тетрадь.
– Почему у тебя колья то выше, то ниже? Я же сказала: на две клетки.
– У меня на две. Там, где земля рыхлая, они сами вниз ушли. А где твёрдая – вверх торчат. Как у нас на даче.
– И у нас! И у нас! – поддержал Петрова класс. И весь урок с энтузиазмом «строил забор», разрушив планы учителя.
«Ну, ладно, – оправдывала свою педагогическую находку Муза Илларионовна. – По крайней мере, этот частокол руку укрепит».
Ученик Петров, чисто начастивший одну строчку частокола, бездельничал…
УРОК РУССКОГО ЯЗЫКА.
Муза Илларионовна, три года как покинувшая школьную скамью, сохранившая детскую нетерпеливость, «неслась во весь опор» на простор самостоятельного творчества. Подрезать крылышки её целеустремлённости роно не успело; студенческая память сохранила опыт практик в школах; советы наставников помогли ей выделить «узлы» трудностей. А интуиция подсказывала: их-то и надо преодолеть – разрубить – в первую очередь. На каждый урок молодая учительница шла с открытым забралом и с поднятым мечом: вооружённая добротой и сердечностью и наилучшими из собственных решений.
Русский язык – вперёд, остальное – приложится. Нет, она не будет учить детей писать: «Мама мыла раму (или Рому)» – они и без её учений напишут без ошибок… Двух недель для «крючков-палочек» достаточно – начнём, пожалуй…
– Дети! Я предлагаю начать писать предложения!
Класс посмотрел на Петрова.
– А чего слова мусолить…
– Внимание на доску! Главное – плавные соединения! – И учительница каллиграфическим почерком вывела:
– Начало предложения всегда пишется с заглавной буквы, в конце – ставится точка. «Корова» пишется с двумя «о», – повторила Музрама несколько раз, делая особое ударение на «корове», зная, что дети долго и упорно пишут то, что слышат.
– Кто закончит – поднимет руку.
Прозвенел звонок, никто из учеников не поднял ни руки, ни головы – они писали. Учительница не выдержала и спросила Петрова:
– Ты, Петров, что пишешь?
– «Корову» с двумя «о».
Скрыв удивление, Музрама попросила у детей тетради на проверку, впервые положив их в портфель. Передав класс Буфетчику Тому, учительница всю большую перемену провела в туалете – «проверяла» неописуемое и думала, что с ним делать. Перед тем как забрать класс, она передала портфель тёте Томе на сохранение: до востребования – пока не найдётся «потерявшийся» с тетрадками портфель… В этот же день Муза Илларионовна купила новый. А после бессонной ночи приняла решение: русский язык должен пройти и преодолеть постепенно шаг за шагом ВСЕ КРУТЫЕ СТУПЕНИ.
* * *
…Сашуля играет. Мне пора ужин готовить, а в кухне – пахнет газом. Газа я очень боюсь! Вызвала мастера. Пришёл инженер, но не наш, не из нашего домоуправления. Я из кухни не ухожу – за работой его слежу. Он, как водится, проверил горящей спичкой, обмылил конфорки, обнюхал и говорит:
– Ошиблась, курносая, – всё у тебя в порядке.
– Да нет же! – вспыхиваю я. – У меня абсолютный нюх! Ищите…
– Приводи собаку-ищейку – она тебе и утечку найдёт и починит. – Добродушно ухмыляясь, инженер собирается уходить.
В кухню прибежал маленький Сашуля – пяти лет ему не было:
– Правда-правда! У мамы собачий нюх!
Мастер за спички – мыло и к крану. Не только ликвидировал утечку – он мне всю плиту вычистил и отрегулировал. От заслуженной трёшки не отказался.
Готовлю ужин и размышляю…
Пришёл на память исторический эпизод, когда женщинам из осаждённой врагами крепости ночью разрешили унести с собой самое ценное. Они унесли детей и мужей – отцов своих детей. Я бы такого мужа-«газовика» тоже унесла… Устыдилась своей нечаянной «измены» и спросила себя:
– А почему ты своего мужа, отца своего ребёнка, ТАМ оставила бы?
И честно ответила:
– Потому что он – не воин. Не защитник семьи и Родины (это люди особые – профессионалы), а человек, отстаивающий свои личные интересы любыми средствами, влекомый собственной натурой – такие люди могут и ПРЕДАТЬ. СЕМЬЮ.
Подумала-подумала… Наверное, я сгоряча перегнула палку – в душу к человеку не заглянешь, даже близкому, любимому, мыслей его – не прочитаешь, намерений – не угадаешь…
Продолжение главы следует