Каким же образом дворянский сын из рода пленных ливонцев достиг высокого положения при дворе, почему российские государи считали нужным прислушиваться к нему?
Невзирая на своё происхождение, он был подлинно русским человеком. Вот что писал брату в 1824 г. А.С. Пушкин: «Не забудь фон-Визина писать Фонвизин. Что он, нехристь?! Он русский, из прерусских русской». А князь Вяземский выразился точнее: «В нём ум коренной русский, который на чужбине как-то не у места и связан. Такой ум, «заматерелый», односторонний от оригинальности своей или самобытности, перенесённый в чуждый климат, не заимствует ничего из новых источников, не обогащается, не развивается, а, напротив, теряет силу и свежесть, как растение, которому непременно нужна земля родины, чтобы цвести и приносить плоды». И он «расцвёл» в России, его дар принёс щедрые плоды – пьесы, басни, экспромты, речи, прозаические произведения и государственные документы, очерки и воспоминания, написанные метким, образным, живым русским языком. С новой силой звучат сегодня его мысли о литературе как о «учительнице народной и воспитательнице», «провозвестнице всех благородных чувств и побуждений», развивающей в обществе «высокие понятия нравственности, правды и добра» и указывающей народу «цели стремлений».
Главным человеком в жизни «русского Мольера» был отец. Старший Фонвизин читал много русских книг, любил историю древнюю и римскую, особенно «Мнения Цицероновы», с четырёх лет он нанял сыну домашних учителей по разным предметам. «Я не помню себя неграмотным», – говорил Денис Иванович. И отец, и учителя умели заохотить, как сейчас говорят – мотивировать, маленького ученика. Иван Андреевич и воспитатель был хороший: в веке, который тогда считали «испорченным», он сохранял нравственное здоровье. Когда лихоимство не преследовалось ни судом, ни даже общественным мнением, отец Фонвизина считал, что взятка (он служил в ревизион-коллегии) – «против натуры человеческой». И правда, наблюдая за современными миллионными и миллиардными взяточниками и откатчиками, думаешь порой: «А осталось ли ещё в них вообще что-то человеческое?»
Дом Фонвизиных находился недалеко от совсем недавно (в 1755 г.) основанного университета, при котором была открыта гимназия. Денис оказался одним из первых, кто поступил в это учебное заведение (вместе с Потёмкиным и другими прославившимися впоследствии «орлами Екатерины»). У них не было хороших учебников и книг для чтения, зато сочинения Ломоносова присылались прямо с печатного станка академической типографии! Имена лучших учеников публиковались в газетах.
По окончании гимназии Фонвизин поступил на философский факультет университета. После обучения и службы в Петербурге под началом кабинет-министра И.П. Елагина (к тому же стихотворца и переводчика) он стал секретарём Н.И. Панина – вельможи, игравшего значительную роль в жизни государства. Здесь окончательно сформировались взгляды Фонвизина-патриота: будучи идеологом дворянского либерализма, он желал ограничения самодержавной деспотии законами, смягчения крепостного права. В трактате «Рассуждение о истребившейся в России совсем всякой форме государственного правления и от того о зыблемом состоянии как империи, так и самых государей», в резкой полемике Фонвизина с Екатериной на страницах «Собеседника любителей российского слова» и в других публицистических выступлениях заявлены убеждения писателя. Его «Рассуждение о непременных государственных законах» – одно из лучших произведений русской публицистики XVIII столетия – предназначалось для воспитанника Никиты Панина – будущего императора Павла Петровича. В «Рассуждении» ясно прозвучало предостережение: «Нация, буде находит средства разорвать свои оковы тем же правом, каким на неё наложены, весьма умно делает, когда разрывает». Но никто его тогда не понял и не услышал.
В школьной программе, на мой взгляд, Д.И. Фонвизина следует представлять не только как писателя-сатирика, но и как выдающегося патриота. Главным произведением его с этой точки зрения является «Рассуждения о национальном любочестии», суть которого сформулирована в этой цитате: «Когда целые народы поставляли ещё честь свою в свободе, а свободу в едином благородном образе мыслей, любовь к отечеству была тогда сладчайшее тех народов чувствие. Сильнейшее самолюбия, исполненное нежности, прелести и приятности, слово отечество заключало всё то, что души возбудить и возвысить может. Оно отнимало от смерти жало и от сладострастия победу. Сей прекрасный огнь горел во всех сердцах; все сердца пылали ко своему отечеству. Крепкие в страданиях, бесчувственные к собственным своим бедствиям, и тем усерднейшие ко всеобщему блаженству, ничего другого они не желали, кроме пользы отечества, честь его предпочитали чести своих предков, всеобщее же благо частному; они считали себя довольно благополучными и почтенными, когда республика была почтенна и благополучна. Всякие свои соперничества и вражды отставляли они к стороне, и, буде выгоды отечества того требовали, способствовали они к славе величайших своих сопротивников. Оскорблённые отечеством, завышали они огорчающее неправосудие и пеклись о нём в страданиях, от него претерпеваемых. <…> Каждый без страха шёл туда, где достойные предки его славу и смерть вкусили; каждый соединялся с прочими, составляющими стену окрест безоружных, доволен будучи, если падением своим даст другому случай заступить своё место».
Знай нынешнее поколение россиян Д.И. Фонвизина не только как создателя «Недоросля», а и как автора «Рассуждений» и других публицистических творений, возможно, не случилось бы многое из того, что происходит, к сожалению, всё чаще: забвение подвига отцов и дедов, а порой и надругательство над их памятью, завоеваниями, идеалами.