Ударят плясовую казаки

Казачья тема в русской художественной литературе до настоящего времени ещё мало исследована, и в частности – казачья поэзия. Хотя, как известно знатокам фольклора, казачьи исторические песни занимают очень значительное место в русском героическом фольклоре, начиная с XVI века. Но книжная поэзия на Дону, Кубани, в других регионах традиционного проживания казаков, конечно, развивалась и популяризировалась не так успешно, как в российских столицах и крупных культурных центрах. Однако она не могла не родиться в песенных душах казаков.

Уже в начале XIX века в казачьей среде начали появляться стихи местных авторов: Ивана Галушкина (1782 – 1830), Ивана Золотарёва (1801 – 1883), Ивана Турчанинова (1822 – 1901). В 1853 году Ф.И. Анисимов обнародовал своё стихотворение «Всколыхнулся, взволновался православный тихий Дон», ставшее в 1918 году гимном Области войска Донского и гимном казачьего возрождения с 90-го года прошлого века. Прадед популярного ныне поэта-эмигранта Николая Туроверова А.В. Туроверов в 1858 году издал сборник «Казачьи досуги», в котором было стихотворение «Конь боевой», ставшее любимой многими поколениями казачьей песней, часто исполняемой и ныне, в том числе талантливой молодой актрисой Театра на Таганке Полиной Нечитайло. А творчество донского поэта и переводчика Платона Краснова дошло и до столичных любителей изящной словесности, в 1891 году книга его стихов и поэтических переводов вышла в Санкт-Петербурге. Известный донской историк из станицы Константиновской Евграф Петрович Савельев писал так же и стихи на основе казачьего фольклора и в 1905 году издал в Новочеркасске поэтический сборник «Казак», где было опубликовано стихотворение «За курганом блещут пики», ставшее широко известной песней. Ещё один константиновец Никандр Васильевич Чесноков (1843 – 1928) создал поэму «Иван Чига. Повесть об Иване-казаке донском моряке», по сути – историю донского казачества в стихах. Были и другие авторы, писавшие стихи о казаках.

Революция и Гражданская война прервали многовековой уклад казачьей жизни, безжалостно уничтожив интеллигентные слои населения или изгнав их за пределы страны. Многие выпускники юнкерских училищ и кадетских корпусов, бывшие студенты институтов, изучавшие отечественную литературу, не потеряли интереса к ней и в вынужденной эмиграции. Сами выражали тоску по утраченной Родине в стихах и прозе, объединялись в творческие коллективы, издавали газеты, журналы, коллективные и отдельные сборники. До Второй мировой войны в Праге даже существовало творческое сообщество литераторов «Казачья семья». Многие авторы эмигранты их казачьей среды сегодня стали известны в России после падения «железного занавеса», их книги изданы в нашей стране и получили признание у читателей. Особенно популярны Николай Туроверов (1899 – 1972, Франция), Павел Поляков (1902 – 1991, Сербия-Германия), Николай Келин (1896 – 1970, Чехословакия), Николай Евсеев (1891 – 1979, Франция) и другие.

Но и в СССР, несмотря на массовый террор против казачества, полного разрушения уклада казачьей жизни, упразднения самого слова «казаки», в тридцатые годы мощно прогремел поэт с казачьими корнями и казачьим духом Павел Васильев, написавший поэму «Песня о гибели казачьего войска» и ряд других произведений о казаках «Горькой линии» в Прииртышье. Судьба поэта сложилась трагически, он, как и многие другие яркие личности, был оклеветан и уничтожен в застенках ГУЛАГа. Однако казачья муза не погибла вместе с ним. Голос рыцарей степей уже неумолчно звучал в романе «Тихий Дон» Михаила Шолохова, за который вступился сам И.В. Сталин, выступая против «неистовых ревнителей» в литературе и карательных органах.

За этим последовала негласная реабилитация казачества, формирование кавалерийских полков и дивизий из бывших казаков. В воздухе пахло войной, и Советской власти нужно было искать в народе дополнительные точки опоры для сохранения страны. Был даже снят художественный фильм «Кубанские казаки». Во время войны казачьи корпуса покрыли себя неувядаемой славой, вызвав к жизни ставшие очень популярными, песни «Чернобровая казачка» (М. Блантер – И. Сельвинский) и «Казаки в Берлине» (Братья Покрасс – Ц. Солодарь). И хотя по окончанию войны казачьи дивизии и корпуса были расформированы, и идеологи строительства светлого будущего снова старались сбросить «пережитки прошлого с корабля современности», но недолгая оттепель в гонениях на казаков уже давала новые всходы талантливых певцов казачества, набирали голос дети войны, помнившие подвиги отцов и дедов, слышавшие их рассказы и песни о славных делах казачества.

В 60-е годы XX века появилась новая волна поэтов с казачьими корнями, ярко расцветивших палитру русской поэзии степными красками и внесшими в неё мощный дух вольнолюбия. Это Николай Доризо, Анатолий Сафронов, Иван Варавва, Владимир Цыбин, Борис Примеров, Сергей Королёв, Владимир Фролов, Борис Куликов. Даже в главном ВУЗе страны МГУ на кафедре зарубежной литературы профессор Р.М. Самарин в 1961 году неожиданно для коллег напишет свой плач о казачестве:

Одним из тех, кто, будто бы услышав призыв профессора Самарина, пропел прекрасную песню о казачестве, был замечательный поэт и прозаик из станицы Семикаракорской Ростовской области Борис Куликов. Уже в своей первой книге «Стихи», вышедшей в издательстве «Молодая гвардия» в 1964 году, он помещает большой цикл стихотворений «Донские песни», ярко повествующих о славной и драматической истории своих земляков. Его стихотворения «Донщина», «Старая шашка», «Донские песни», «Атака» – прекрасные образцы гражданской лирики. Вот фрагмент стихотворения «Атака»:

Очень представимо явлена картина казачьей лавы: высверк шашек, извлечённых из ножен; смертный посвист пуль в утреннем чутком воздухе: «быть»... «быть»; дробный стук тысяч копыт; разгорячённость конских и людских тел; непримиримая ярость противоборствующих сторон. И вдруг, как холодный душ, на сознание обрушиваются строки: «И всех земля безмолвная приемлет, // Нет для неё ни «тех» и ни «других»...

Поэт не просто умело и достоверно изображает картину боя, аккумулирует энергию образов, он, подобно волшебнику, останавливает свои мысли в полёте, как конницу на полном скаку, и разворачивает в ином направлении, в иные дали человеческой души... Такое под силу только настоящему мастеру литературы.

Не менее талантлива у Бориса Куликова и любовная лирика. Например, стихотворение «Запретная любовь», где всё ну впрямь как у Григория Мелихова с Аксиньей:

Созданное поэтом психологическое напряжение свидания замужней казачки, наконец-то встретившей свою любовь, даёт яркую вспышку чувств в страстном шёпоте женщины: «Мой любимый! Мой желанный! На край света за тобой... Ненаглядный мой! Долгожданный мой! На пять лет опоздавший мой!»... Поэт «распечатывает» души своей искренностью и мастерством передачи спектра настроений, к тому же, обрамляет чувства умело подобранными словами донского говора, давая точную адресную привязку сюжетов. И это обстоятельство роднит его с читателями, которым были адресованы стихи.

Творчество молодого донского поэта стало заметным явлением во всей русской поэзии. На него обратили внимание знаменитые писатели-земляки: Виталий Закруткин, Анатолий Калинин, Михаил Шолохов, а также московские мэтры Анатолий Сафронов, Егор Исаев, Михаил Алексеев, Владимир Солоухин, Владимир Фирсов. Хотя официальная литературная критика возносила на литературный Парнас иные имена представителей, так называемой, «эстрадной поэзии». Но это извечная проблема: у литературных эстетов – свои авторитеты, у народа – свои.

Поэзия Бориса Куликова пришлась по душе его землякам и не только им. Язык стихотворений, их дух, колорит, музыкальность, близость к донскому фольклору, всё было узнаваемым, заставляющим душу трепетно откликаться на родной мотив. В тот период в поэтической форме никто не писал о казачестве так широко и пристрастно. В Москве и Ростове неоднократно выходили книги Б. Куликова с говорящими названиями «Вербохлёст», «Казачий дух», «Из-за Дона песню выведу» и другие. В них непременно присутствовали стихи на казачью тему: «Вольница», «Откуда я!», «Семикаракоры», «Земля донская», «Моим соплеменникам», «Раздумье у казачьего кладбища», «Завещание горца» и многие другие, лирические, исторические, гражданские, с фольклорными мотивами.

Бориса Куликова всегда волновала тема «тихой лирики» и «трибунной поэзии», ведь его в ряде статей упрекали за излишнюю пафосность и публицистичность отдельных стихотворений, да и сам он с иронией писал в «Казачьем духе» про декларативность, «за кою критики бранят». Кем же он был на самом деле в поэзии: публицистом, фольклористом, эпиком, лириком?.. Он органично сочетал в себе все эти направления поэзии. Прекрасно чувствовал ритмику стиха, доводя её до лучших фольклорных образцов донских песен, когда музыка буквально рвётся из стиха, заставляя ноги идти в пляс:

Мог, следуя настроению и творческой самозадаче, стать трибуном и с жаром публициста саркастически написать:

Присутствовал в нём и дар эпика – Борис успешно сделал стихотворное переложение древнерусских поэм «Задонщина» и «Слово о полку Игореве», написал поэму о Пугачёве «Мужицкий царь».

Но, сокрытая от стороннего глаза, нежная и ранимая душа его в минуты наивысшего творческого вдохновения являла на свет прекрасные образцы истинной лирики. Вот одно из таких стихотворений, ставшее чудной песней, исполняемой известной артисткой Людмилой Мальцевой:

Его перу принадлежит и один из лучших образцов гражданской лирики – стихотворение «Россия»:

Это стихотворение красноречивее всего говорит о том, что казачьи потомки были и остаются несгибаемыми воинами духа и верными сынами Отечества. Забывать творчество таких поэтов, как Борис Куликов, недопустимо.