Сергей Казначеев. Последний день зимы. Поэтический сборник. – М.: Академика, 2023. – 148 с.
Книга стихотворений «Последний день зимы» погружает читателя в особый мир поэтики Сергея Казначеева, где так называемые головные стихи разбавлены «сочинениями ранней юности».
В авторском предисловии поэт напоминает нам о теме соотношения рассудка и чувства, которая с давних времён занимает людей. «Но дело в том, что в реальности всё это неразрывно переплетено и одно входит в другое, – пишет он. – А потому вполне значимы такие понятия, как сердечный ум и умное сердце. Об этом размышляли Иван Киреевский и Андрей Платонов». Сергей Казначеев предлагает читателю самостоятельно догадаться, что написано им недавно, а что десятилетия назад, отметив тут же: «Впрочем, это не так уж и важно».
Действительно, читая эту книгу Сергея Казначеева, словно открываешь для себя особую страну. Здесь гармонично сосуществуют сказки Пушкина, миф об Одиссее и Навсикае, размышления о повседневных вещах, светлая ностальгия о детстве и полынно-горькие воспоминания о тяжёлых моментах прошлого.
Родина Сергея Казначеева – Поволжье. И этот факт, безусловно, нашёл отражение в его творчестве. Одно из запомнившихся мне стихотворений – «На Волгу!» – начинается так:
Мы едем на Волгу! Рыбачить!
С ночёвкой, так значит, опять
колпак поплавка замаячит
и селезнем станет нырять.
Образ птицы нередко встречается в сборнике. Здесь и «певчая пичуга», поющая в тесной клетке, и чайка, и даже сыч. Вот, например, строки из стихотворения «Внуковский сыч», в котором прослеживается мотив одиночества, красной нитью проходящий через весь сборник:
Он не плачет, не ухает даже,
а тоскливо и громко кричит;
этот крик одинок и протяжен,
хоть и нет для унынья причин.
Завершается оно строками «Я и сам одинок, словно сыч».
Ещё более пронзительно звучит мотив одиночества в другом стихотворении:
Если честно и начистоту…
Смотрят с полок
знакомые книги.
Что мне – скит?
Я и так как в скиту:
Вот – иконы, а вот и вериги.
Есть притча о том, что ёмкость жизни следует сначала наполнить крупными камнями – самыми важными и значительными составляющими, а потом досыпать песком. Книги – это те камни, которые Сергей Казначеев кладёт в сосуд своей поэзии. Кажется, они не просто играют огромную роль, но проникают, как свет в окна, во все сферы бытия. На страницах сборника «Последний день зимы» встретишь целую плеяду классиков русской литературы: Ломоносова, Языкова, Достоевского, Твардовского, Тарковского, Грина, Хлебникова, Сельвинского, Кручёных, Пастернака, Блока…
Когда жена тебя не любит,
Ты не тушуйся, не горюй.
Тебя всего вернее губит
Её притворный поцелуй.
Он сух, как медицинский полис.
Но помни: горе не беда,
Плыви, как Блок,
на дальний полюс
И успокойся навсегда.
Кроме упоминания Блока здесь можно также заметить явную отсылку к строкам Тютчева «Мы то всего вернее губим, / что сердцу нашему милей». И подобных примеров в сборнике множество.
Привычная для поэта манера изложения – ироничная. Показательно в этом отношении стихотворение «Ода брюкам». В первых его строках автор сообщает читателю о своём наблюдении в метро: «Не думайте, что это паранойя, / недавно как-то ехал на метро я. / И вдруг увидел, извини-подвинься, / вокруг меня все едут в синих джинсах – / штанах американских пастухов…», а затем сетует на перенятую с Запада моду и принимает твёрдое решение «всегда носить классические брюки».
Однако, как это нередко бывает, за язвительностью и шуткой скрывается подлинная боль. Стихи Казначеева не исключение. Познакомившись с ними, вдумчивый читатель непременно обратит внимание на то, что вся книга пронизана искренним состраданием к своему народу и истинной любовью и к родным местам, и ко всему живому на земле. Думается, на основе упомянутых в сборнике храмов и святынь впору составлять путеводитель.
Характерно, что поэтический язык Сергея Казначеева лишён пафоса, выспренности. Зачастую поэт говорит о глубоких вещах обыденно, буднично. За счёт этого дистанция между поэтом и читателем сокращается, интонация становится доверительной. А поэзия (в том числе и мировая) приобретает дополнительную ценность – из недосягаемой, элитарной она превращается в близкую, общечеловеческую.