«Умру я ненадолго»

Всю свою жизнь Юлиан Семёнов (1931–1993) был тесно связан с «Литературной газетой» – и как писатель, и как журналист. На её страницах писатель Семёнов рассказывал о своих творческих планах, о работе над новыми книгами, отвечал на многочисленные вопросы читателей о создании своих историко-политических романов, особенно образа Штирлица-Исаева, соотношении документализма и художественного вымысла.

Юлиан Семёнов активно участвовал в литературной полемике, всегда подчёркивал значение жанра детектива. В газете также публиковались отрывки из его новых произведений.

А журналист Семёнов в качестве специального корреспондента «ЛГ» постоянно бывал в командировках, чаще всего в горячих точках, откуда присылал яркие, острые оперативные репортажи и интервью. В конце семидесятых – начале восьмидесятых годов он возглавлял корреспондентский пункт «Литературной газеты» в Бонне и публиковался буквально в каждом номере – его мобильность, настойчивость и диапазон тем свидетельствовали о высочайшем журналистском профессионализме Юлиана Семёнова и как автора, и как штатного сотрудника «ЛГ».

Юлиан СЕМЁНОВ

* * *

Странное слово «доверие»,
Похоже на жеребёнка,
Нарушишь – чревато отмщением,
Словно обидел ребёнка.
Нежное слово «доверие»,
Только ему доверься,
Что-то в нём есть газелье,
А грех в газелей целиться.
Грозное слово «доверие» –
Тавро измены за ложь.
Калёным железом по белому,
Только так и проймёшь!
Вечное слово «доверие»,
Сколько бы ни был казним,
Жизнь свою я им меряю –
Принцип неотменим.

* * *

Не говори: «Последний раз
Я прокачусь сейчас по склону».
Не утверждай: «В рассветный час
Звезда бесстыдна в небосклоне».

Не повторяй ничьих причуд,
Чужих словес и предреканий,
Весна – пора лесных запруд
И обречённых расставаний.
Не плотью измеряют радость,
Не жизнью отмечают смерть.
Ты вправе жить. Не вправе падать
В неискренности круговерть.

Упав – восстань! Опрись о лыжу,
Взгляни на склона крутизну.
Я весел. Вовсе не обижен.
И в чёрном вижу белизну.

* * *

                                Дочери Ольге
Судьбу за деньги не поймёшь –
Десятки и тузы – забава,
Провал сулит – там будет слава,
Прогноз на будущее – ложь,
Ты лишь тогда поймёшь судьбу,
Когда душа полна тревоги,
А сердце рвут тебе дороги,
И шепчешь лишь ему мольбу,
Простой закон – всегда люби,
Прилежна будь Добру и Вере,
И это всё, в какой-то мере,
Окупит суетность пути.

* * *

Я не жалею, что отдал,
И то, что потерял, – ко благу,
Лишь только бы листок бумаги,
А там хоть грохота обвал.
Центростремительность начал
Уступит место центробежью,
Так дюны шире побережья
Предшествуют чредою зал.
Я не обижен ни на тех,
Кто оказался слишком резким,
Духовно крайне бессловесным –
Ведь мир подобен сменам всех:
Когда легко отдать кумира,
Когда нетрудно позабыть
И то, что не было, что было:
В чреде мгновений – эры прыть.
Отчаянье – плохой советчик,
На дне бокала истин нет,
Осмыслен лёд сквозь грязный глетчер,
А жизнь людей – в тени планет.

* * *

Нам нет нужды смотреть назад,
Мы слуги времени;
Пространство,
Как возраст и как окаянство,
«Прощай, старик», нам говорят…

Всё раньше по утрам весной
Мы просыпаемся.
Не плачем.
По-прежнему с тобой судачим
О женщинах, о неудачах
И как силён теперь разбой.
Но погоди, хоть чуда нет,
Однако истинность науки
Нам позволяет наши руки
Не мазать маслом.
И дуплет,
Которым кончится дорога,
Возможно оттянуть немного,
Хотя бы на семнадцать лет…

* * *

Зачем нам всем глаза даны?
Чтобы смотреть в них беспрерывно,
Всё понимая неразрывно,
На что владельцы их годны.
Зачем всем руки нам даны?
Чтоб прикасаться кожей пальцев
К щекам случайных постояльцев,
Которые нам не верны.
Зачем даны всем нам сердца?
Лишь только для вращенья крови?
…С годами истины суровей
И чётче облик подлеца.

* * *

Благодарю тебя за добрые стихи,
И ветер стих, и улеглось ненастье,
Конечно, это штрих, ещё не счастье,
А мы до горя больно все легки;
Я чую – знак беды угас,
Как зимняя звезда на небосклоне,
И, честно говоря, хоть жизнь на склоне,
Теперь уж и минута, словно час,
Умру я ненадолго – отоспаться –
И завтра к вам вернусь со склона Мухалатки,
Целую вас, пока, мои ребятки.