Продолжение следует
Краткий экскурс в глубь века…
Есть в городе на Волге замечательный памятник борцам революции. Когда борцы победили, они захватили лучшие здания на широкой пустынной улице в центре города, в которых до сих пор работают обком, горком и… вся администрация до комитета ВЛКСМ. На этой улице я малышкой умудрилась попасть под лошадь. Как мы там обе оказались?! Она, лошадь, через меня переступила и остановилась. Я не испугалась, не заплакала. Глаза её запомнила: большие, добрые и грустные.
После революции город жил с оглядкой на Москву и Ленинград и старался не отставать от них. После победы над фашизмом, пережив трудный восстановительный период, он начал работать «с опережением» не только в промышленных и научных областях, но и в области развития всех искусств. Театры, концертные залы, филармония, старинные консерватория и цирк подверглись реконструкции, расширению, переоснащению самым современным с сохранением лучшего из старины и с вешалки до гримёрки запоминались приезжим знаменитостям.
Девочкой я с мамой еженедельно посещала оперу, концерты… Вспоминается самое или восхитительное, или удивительное. Невзначай, как сейчас, когда я играла на рояле «Стенвей» в актовом зале Сашулиной гимназии…
…Тогда концерт проходил в оперном театре, по какому поводу – забыла. Помню такой же рояль, странного аккомпаниатора, певца-итальянца, спевшего на бис семь (!) раз песню из репертуара Великого Карузо. Он красиво раскланивался и говорил «грацио, синьорины, грацио, синьоры» и выводил на авансцену аккомпаниатора – зал оглушительно хлопал, певец якобы преклонял колено – хлопки перекрывались хохотом, непонятная странность – всего четыре аккорда-октавы, звучащие к месту, – интриговала, будоражила, вызывала домыслы о заграничной вседозволенности.
По плану РОНО для нововведённых предметов, как то: английский язык, ритмика, изобразительное и декоративное искусство, отводился пятый урок. Денег хватило на оплату одной ставки учителя по английскому языку четыре раза в неделю. Попытке «урезать» до трёх раз педагог воспротивилась: иначе «зачем начинать… самим мучиться и детей мучить». Лично я порекомендовала бы пять раз в неделю, и первым уроком, и последним.
Вскоре после начала занятий в гимназии Сашуля принёс мне письмо:
– В первых классах искали среди пап и мам балерунов и балерин – нашли только тебя!
– Через тебя?!
В письме учительница обращалась с просьбой подготовить Е› к проведению уроков по ритмике и указывала время моего обязательного прибытия. С 1 сентября пост главнокомандующего в нашей семье заняла Валентина Семёновна. Я явилась как штык.
Вошла в спортзал. Стандартное снаряжение: брусья, кольца, канат, маты и козёл, не уменьшало просторности очень высокого зала, с опаской подумалось: «Какая ритмика! Расшалятся детишки, распрыгаются, как горох из лукошка, разбегутся, будем 45 минут в догонялки играть!» Заглянула в дверь с надписью: «МУЖСКАЯ РАЗДЕВАЛКА» – её приспособили… Давным-давно позаботились! Комната квадратная, полы деревянные некрашеные – ни сучка ни задоринки, зеркальная стена напротив окон, под окнами – станок, прямо – дверь в туалет, в углу пианино «Бёхштейн». Дореволюционная гимназия-то – мужская. Поиграла на пианино, заглянула в туалет.
О женщины, имя вам – любопытство! Оно вас и губит. Вы видели когда-нибудь где-нибудь туалетную комнату красного дерева, с фарфоровыми раковинами и, извините, писсуарами? Я – существо раздвоенное: легко мыслящее и глубоко мыслящее одновременно. «Лёгкое» во мне засмеялось, «глубокое» – в мгновение ока сообразило, почему борцы за революцию не захватили здание гимназии – оно было на отшибе! Оно часто переходило из рук в руки; наконец пробил его час – час возвращения к прошлому. Крутой поворот, можно сказать, в одночасье свершили недоразвитые дети – ученики школы, выступавшие на сцене вместе с местными именитыми профессионалами в день выборов и попавшие на глаза высокому начальству, полюбопытствовавшему: почему из года в год этот избирательный участок держит пальму первенства в городе? Трибун-громовержец без шума перевёл развитых недоразвитых детей в обычную школу по соседству, а жизнь гимназии вернулась на круги своя…
…Я вышла из туалета.
– Вот вы где! Здравствуйте, Елена… по имени достаточно? Дети переодеваются… В зале на гвоздиках ходить запрещается.
– Здравствуйте, Валентина Семёновна! У меня есть сменная обувь, – я показала маленькую сумочку, скинула туфли, надела потрёпанные пуанты и.. моё «легко» мыслящее существо явило себя строгому учительскому взору. Урок был сорван.
Негласно объявили конкурс на неоплачиваемую должность педагога по ритмике. «От Москвы до самых до окраин» слетелись «лебеди» на конкурс. Представить себе 35-летнюю балерину кордебалета на пенсии – невозможно. Нет театра без интриг, нет выборов без агитации – хрупкие участницы конкурса развернули мощную предвыборную кампанию среди родительского комитета из двенадцати мам-бабушек. Балеринам не нужны ставки, деньги – дайте работу на пуантах среди народа-публики!
На конкурс я пришла заранее, думала, что возглавлю конкурсную комиссию, и направила свои балетные стопы в малый зал. Ряд столов – по три стула за каждым – выстроился под окнами, в центре одиноко стоял один стул с магнитофоном. На улице жара, в зале – приятная прохлада. Я решила проверить музыку, нажала кнопку и… подпрыгнула до люстры. На полную громкость грянул марш кровавой вражды семейств Монтекки и Капулетти. Я поспешила в женскую раздевалку.
Комитет 12 как пчелиный рой жужжал, судорожно передвигался по комнате с лавками, 
заваленными белым вперемешку с чёрным. Я уверена, что комплекты костюмов для ритмики: белый верх, чёрный низ у мальчиков, всё белое у девочек, недавно по алфавиту лежали на лавках – Валентина Семёновна наверняка проверила порядок перед экскурсией с классом в зоопарк.
Я подходила к женщинам. Показывала на часы, стучала по циферблату – никакого внимания. Вдруг судорожно задёргалась дверь – женщины замерли в нелепых позах, я осторожно открыла её и… ой-ах, увидела итальянца.
Начало главы в № 33–34
Елена МАЗУР