Вот уже месяц мировые СМИ не без удивления обсуждают наполеоновские планы Эммануэля Макрона. «Против русских мы – армия мажореток», – констатирует французская пресса. В России тоже удивляются фразе Макрона «В ближайший год мне придётся отправить парней в Одессу». Неужели Макрон не в курсе, откуда в его родном языке слово «бистро», а в русском – «шаромыжник»? Неужели не осведомлён, как бежали французы из Одессы 105 лет назад, весной 1919 года?.. Пока президент Франции не отправил на смерть свою «армию мажореток», напомним, чем в ХХ веке обернулось для французов посещение Одессы, на 103 дня ставшей «департаментом Франции».
Одесские приключения французов стали частью интервенции войск Антанты на юге России. Поначалу кто-то видел во французах «освободителей», но вскоре даже самые ярые симпатизанты убедились, что в планы интервентов входит лишь делёжка ослабленной гражданской войной страны на колониальные зоны влияния. Об этом французы и британцы договорились ещё в конце декабря 1917 года: Северное Причерноморье переходило под контроль Франции, а восточное – Великобритании. У французов имелся свой пиковый интерес: Франция была крупнейшим инвестором в российскую экономику, особенно в предприятия Донецко-Криворожского бассейна, и теперь хотела «вернуть своё».
В сентябре 1918 года премьер-министр Франции Жорж Клемансо утвердил план расширения театра военных действий с Балканского театра на причерноморские территории бывшей Российской империи. В декларации, опубликованной в конце ноября 1918 года, страны Антанты подтверждали «непоколебимую волю поддержать порядок на Юге России, и эта воля в ближайшее время будет поддержана вооружённой силой». Через 105 лет это почти слово в слово повторит Макрон…
Выход Турции из войны позволил французам и британцам быстро добраться до Северного Причерноморья напрямую, через проливы, и уже 23 ноября 1918 года в Севастополе высадился первый десант Антанты. Англичане сразу потребовали, чтобы на русских судах в Севастополе были спущены Андреевские флаги и подняты английские.
28 ноября в Одессе высадились первые 3 тысячи зуавов, набранных в африканских колониях – Марокко, Сенегале и Алжире. Чуть позже прибыли 600 британских морпехов, 1600 сенегальцев из 75-го французского полка, 800 сербов, 1000 поляков и отряды гетмана Скоропадского. Наконец, 2 декабря в Одессу прибыл французский линейный корабль «Мирабо», а 7–10 декабря – французская дивизия с артиллерией.
К концу декабря 1918 года численность французских войск в Одессе достигала 15 тысяч штыков. Уставшая от анархии Одесса встречала французов как освободителей.
«Толпа кричала «Ура!» и махала шапками, – вспоминал князь В.А. Оболенский. – Свершилось то, чего мы ждали четыре года войны и два года разложения России!»
К французам относились, можно сказать, с пиететом. Вот что писал об этом Константин Паустовский в рассказе «Фиолетовый луч».
«Даже самые матёрые скептики верили, что завтра могут появиться бравые французские зуавы в красных штанах и что Украина будет объявлена одним из департаментов Франции, и для торжественного провозглашения этого государственного акта в Киев едет сам президент Пуанкаре…»
Французам удалось на первых порах навести относительный порядок в Одессе, куда съехались богатейшие люди развалившейся Российской империи. Здесь даже снимали фильм со знаменитой Верой Холодной. Улицы были наполнены французской речью, небесно-голубыми мундирами офицеров, ярко-красными фесками зуавов, а главное – разговорами о грядущих победах, восстановлении порядка и возврате к нормальной жизни. Французы щедро угощали русских вином и обещали «решительно бороться с большевизмом». Как писали местные газеты, «настроение бодрое, и все довольны, что на их долю выпало счастье быть первыми при восстановлении порядка в России».
Но медовый месяц французов с Одессой длился недолго. Блокада 600-тысячного города армией УНР привела к голоду и беспорядкам; свирепствовала преступность; активно «разлагало» французских солдат и матросов большевистское, эсеровское и анархистское подполье. Главная беда интервентов была в том, что они так и не разобрались, кто, с кем и за что воюет. Французы умудрились испортить отношения даже с Деникиным – его вдруг стали считать британским протеже и запретили проводить мобилизацию Добровольческой армии в одесском регионе. В отместку генерал «запорол» французскую идею совместных «бригад-микст», пригрозив военным судом всем записывающимся туда русским офицерам. Он уже видел, что союзники пришли не спасать русских от большевиков, а получить от интервенции максимальную материальную выгоду, расчленив Россию под прикрытием «краевых правительств» и «региональных армий», в то время как белые боролись за «единую и неделимую Россию».
Рассорившись с Деникиным, интервенты получили опасного врага и в лице левого эсера атамана Григорьева, считавшего себя хозяином Николаева и Херсона, занятых французами. Обиженный Григорьев переметнулся к красным.
А Одесса-мама таки развратила французов. В них разочаровались даже белые, называвшие французов хорошими собутыльниками, но слабыми союзниками. К весне 1919 года в Одессе вольготно чувствовали себя разве только спекулянты и криминал. Дошло до того, что французы использовали против бандитов броневики, а градоначальник Марков разрешил расстреливать грабителей на месте преступления.
Большевики направили огромные усилия на пропаганду среди французских моряков. В феврале 1919 года из Москвы «для разложения интервентов» прибыли члены Иностранного бюро ЦК, владевшие французским языком. В это время тираж франкоязычного варианта местной газеты «Коммунист» доходил до 7 тысяч экземпляров!
Одесса «разложила» даже французского вице-консула Э. Энно, женившегося на киевлянке Елене Погребакской, по просьбе которой Энно выписывал желающим французские визы по цене в несколько десятков тысяч рублей за каждую.
Испортились и манеры французов. Даже местные франкофилы отмечали, что «французы вели себя на улицах плохо, ходили небрежно одетые, пьяные, приставали к женщинам. Обычным делом стали пьяные драки между французами и добровольцами, а с началом весны 1919 года французы устроили настоящую охоту на деникинских офицеров».
А на Одессу наступали отряды Григорьева. 13 марта 1919 года город был объявлен на осадном положении. Но в Москве решили… купить Одессу.
28 декабря 1918 года под псевдонимом Шарль в Одессу прибыл под видом дворянина и богемного поэта француз-чекист Жорж де Лафар. По поручению начальника Особого отдела ВЧК Михаила Кедрова он должен был внедриться во французский штаб и прощупать возможности невоенного прекращения интервенции. Зная, что реальная власть в Одессе принадлежит начальнику штаба французских войск на Юге полковнику Анри Фрейденбергу, Лафар в январе 1919 года с помощью фаворитки Фрейденберга, актрисы Веры Холодной, устроился переводчиком в штаб экспедиционного корпуса Антанты в Одессе. Хитрец Лафар убедил Фрейденберга прекратить интервенцию, всучив ему огромную взятку от ВЧК. Слухи о взятке достигли Парижа, и 19 апреля разъярённый премьер Клемансо приказал военной комиссии разобраться с обстоятельствами дела, направив материалы на Фрейденберга в Верховный военный суд. Но комиссия графа де Шевильи оправдала полковника. Позже, оказавшись в Константинополе, Фрейденберг вышел в отставку и открыл свой банк.
20 марта 1919 года французы запаниковали: поговаривали, что к городу подходят отряды атамана Григорьева числом до 40 тысяч человек. Но в армии Григорьева едва было 5 тысяч штыков…
23 марта генерал д'Эспере предложил Парижу «прекратить вмешательство». 27 марта Верховный совет Антанты принял решение об эвакуации. 29 марта Клемансо издал директиву об оставлении Одессы и отводе войск союзников на линию Днестра, а маршал Фош объявил во французском парламенте, что «с сего дня ни один французский солдат больше не будет отправлен в Россию». 3 апреля 1919 года кабинет Клемансо ушёл в отставку, и палата депутатов отказала в продолжении кредитования французских военных операций в России.
7 апреля 1919 года последние французы без лишнего шума покинули Одессу. Так бесславно завершилась одесская Одиссея французов.