Поистине, историк не сделал бы ошибки, если стал изучать жизнь русского общества по двум раздельным линиям – быта и мысли, ибо между ними не было почти ничего общего.
«Вехи», 1909 г.
Анатолий САЛУЦКИЙ
Отмечая столетие сборника «Вехи», часто пытаются проецировать размышления его авторов на сегодняшний день или наоборот – сопоставить текущую действительность с теми тревогами, какие снедали веховцев. Задача в высшей степени насущная, полезная. Однако за конкретными параллелями порой теряется особый исторический смысл «Вех» в целом, приобретающий ныне важность исключительную. Этот смысл заключается в том влиянии, которое оказали на государственные умы и общественное мнение предчувствия представителей русской интеллигенции. И в данном случае неважно, что восприятие «Вех» было неоднозначным, что в обществе выявилось немало доктринальных различий по поводу веховских суждений, – важно огромное внимание, проявленное к «Вехам», внимание, которое и сейчас, столетие спустя, заставляет возвращаться к истории знаменитого сборника, по своему значению игравшего роль своеобразного манифеста.
П
равда, размышляя о «Вехах», к сожалению, забывают о другом, тоже манифестном сборнике, не только по названию, но и по замыслу нерасторжимо связанном с «Вехами», – об устряловской «Смене вех». Сменовеховцы, писавшие уже в эмиграции, в совершенно иных исторических условиях, по понятным причинам не получили и сотой доли того внимания, какое было проявлено к «Вехам». Однако суть и смысл этого историко-литературного документа, также написанного представителями русской интеллигенции, были не менее значительными. Устрялов и его сподвижники утверждали крайне важную, принципиальную мысль: работать на возрождение России надо всегда и везде, сообразуясь с политическими реалиями, царящими в Отечестве; большевики – лишь форма государственного властвования, временно выдвинутая русской нацией; особые заслуги числятся за той частью интеллигенции, которая, не приняв большевиков, осталась в России из жертвенных побуждений, чтобы сохранить преемственность русской культуры.
Кстати, нынешнее невнимание к «Смене вех» по-своему символично и отчасти служит ответом на «проклятые» вопросы текущего дня: почему сегодня ни общество, ни власть не обращают внимания на процессы, идущие в среде интеллигенции, прежде всего творческой; почему мнение мыслящей части интеллигенции (а не практикующей в шоу-бизнесе и других, на мой взгляд, более достойных видах искусства) сегодня попросту игнорируется; почему оно полностью похоронено под монбланами злободневных политтехнологических «стратагем», не учитывающих даже здравый девиз Римского клуба: мыслить глобально, действовать локально.
Действительно, что ныне происходит в среде интеллигенции? Её, так сказать, низовая, самая массовая и классически российская часть – учительство, врачи, библиотечно-музейные трудяги – бьётся в мучительном добывании средств к существованию и с горькой обидой наблюдает за тем, как власть в своём социальном реестре полностью заменила её новым средним классом, исчисляемым исключительно по сумме годового заработка, иначе говоря, брокерами, менеджерами, риелторами, охранниками и прочими неплохо зарабатывающими, но далёкими от духовной жизни представителями рыночных профессий. При этом особое удивление вызывает тот факт, что ни о каких теоретических разработках понятия «средний класс» даже не слышно – наше «всё»: «Где деньги, Зин?»
Если говорить об интеллигенции творческой, то она также брошена на произвол рынка и погрязла в нескончаемых скандалах, в основе которых лежит свирепая борьба за собственность как главный источник благополучия. Бесконечные дрязги сотрясают кинематографистов, писателей, художников, театральных деятелей, и никому до этого дела нет, власть словно преднамеренно фиксирует свою непричастность к процессам, идущим в творческой среде. Хотя порой и подливает керосина в яркие костры конфликтов, отчётливо демонстрируя, в частности через наградную политику, разноудалённость Кремля от тех или иных групп интеллигенции.
Что же касается научной среды, то повышенные (и слава богу!) заботы о «физиках» (включая экономистов и международников) с лихвой компенсируются абсолютным небрежением к «лирикам» – классическим гуманитариям, в том числе к философам. ЮНЕСКО в нынешнем году проведёт в Москве Всемирный день философии – но за последние двадцать лет философов хоть раз приглашали в Кремль? Ни разу. Они не нужны власти; похоже, их попросту побаиваются, поскольку не готовы к глубокому обмену мнениями о путях развития России. Кстати, видимо, по той же причине власть избегает серьёзного разговора с литераторами, ограничившись разовым общением с молодыми писателями и сводя дело только к их профессиональным нуждам.
Разумеется, в упадке своего авторитета виновата сама творческая интеллигенция. Позорное письмо 42 её представителей, требовавших в 1993 году от власти «Убить гадину», иначе говоря, расправиться с инакомыслящими коллегами, печально знаменитое заседание в Бетховенском зале Большого театра с размахиванием канделябрами и другие аналогичные акции, а также имущественные скандалы серьёзно подорвали общественный престиж литераторов, музыкантов, кинематографистов. Но, казалось бы, именно поэтому власть должна прийти им на помощь – поскорее принять Закон о творческих союзах. Однако чрезмерно затянувшаяся история этого закона попросту смущает, наводя на грустные мысли о намеренном нежелании власти упорядочить статус художественной интеллигенции.
Между тем то, что в советские времена называли групповщиной, сегодня могло бы стать нормальной и благотворной формой разномыслия. Извините за расхожий пример, но именно так было в XIX веке, когда славянофилы и западники до хрипоты спорили о будущем России, и хотя, по словам Герцена, «головы их смотрели в разные стороны, но сердце было одно». И именно то время стало периодом мирового расцвета отечественной словесности.
Почему же сегодня власть и общество так невнимательны к голосу интеллигенции? Почему в новой демократической России не усвоен урок «Вех», ударивших в набат, пытавшихся уберечь от великих потрясений? Почему власть не проявляет никакого интереса к теории современного государства, не только не посылая соответствующего запроса общественной мысли, а наоборот, демонстративно игнорируя поиски философов и литераторов, пытающихся найти ответы на больные вопросы? В истории остались «Вехи» и «Смена вех», но канули в архивах великомножественные рассуждения тех, кого сегодня на новый лад именуют политтехнологами. Почему же в «стратегической» бригаде, которую власть привлекла к обсуждению российских проблем, нет ни философов, ни крупных литераторов? Неужели власть не чувствует различений между обслуживанием её насущных, текущих нужд – тоже дело очень важное! – и глубоким анализом исторических судеб России? Неужели щекотно? Неужели не опасаются чего-то вроде новой 500-дневной маниловщины, как было при первом рыночном азарте?
Перечень таких «почему» можно продолжить, причём с очень красочными примерами. Но, отмечая столетие сборника «Вехи», полезнее не углубляться в злободневную конкретику, а поискать общий знаменатель всех этих «почему», иначе говоря, поразмыслить над той причиной, которая мешает власти использовать колоссальный потенциал российской общественной мысли для успешного развития страны, для предотвращения серьёзнейших ошибок, каких немало содеяно за последние двадцать лет.
Причина эта, в общем-то, известна и психологически понятна. После слома коммунистической системы новые идейные радикалы предали анафеме понятие «идеология», и оно, по сути, попало под конституционное табу. Но в ранние постсоветские времена речь шла о запрете на государственном уровне политических идеологий, что и отражено в Конституции. (Хотя по старой привычке научная социологическая публика называет нынешнюю идеологию российской власти «умеренно либеральной», «либерализмом с человеческим лицом», что, кстати, соответствует истине, а заодно противоречит Конституции и порождает именно то разноудалённое отношение Кремля к отдельным группам интеллигенции, о котором шла речь выше.)
Однако вместе с водой выплеснули ребёнка: справедливо отказавшись от идейной основы государственной идеологии, порушили и систему духовных координат, посчитали, что стране, народу, обществу вообще не нужна жизнь вне материального расчёта, не нужны большие вдохновляющие идеи типа «американской мечты», которую своим пришествием в Белый дом реанимировал Барак Обама. Между тем в наших философских и литературных кругах, где немало высоких умов крупного калибра, много размышляют над Большой идеей национального масштаба. Но власть, сосредоточившись на текучке, абсолютно равнодушна к таким поискам и, как уже сказано, к теории государства вообще.
В результате мы видим невыверенные провозглашения о том, что справедливое общество – это общество, основанное на строгом соблюдении законов, хотя такой постулат противоречит и традиционному российскому мировосприятию, ставящему справедливость, правду выше закона, и практике жизни, о чём свидетельствуют массовые волнения после принятия закона о монетизации льгот, ибо народное ухо чутко ловит неправду.
А плачевным итогом такого рода теоретической, по выражению Андрея Белого, «невнятицы» стал сквозняк в мозгах, всеобщее непонимание того, какое общество мы строим, к каким целям, кроме искоренения бедности к 2020 году, стремимся (дряблый аналог хрущёвского лозунга о построении коммунизма к 1980 году!) и каким видится цивилизационное будущее России. Получается, как у Зощенко: живём в великое время, а больше всего озабочены канализацией.
Непрояснённость национальной идеологии оборачивается не только всё ещё длящимся спором о том, что хуже – пустые прилавки или пустые кошельки. Духовный вакуум особенно заметен – до рези в глазах! – в сфере культуры, где всё сильнее расходятся «ножницы» между духоподъёмными заявлениями лидеров государства и далёкими от нравственности приоритетами той телевизионно-бульварной тусовки, которая нагло лезет в глаза и в уши, которую назойливо продвигают в центр общественного внимания, которая по-вольтерьянски высмеивает всё святое, учиняет бесконечную расправу над нашим прошлым. Впрочем, о массовом неприятии этого скользкого содержания, развращающей молодёжь рейтингово-прибыльной политики, получившей обобщённое название низкопошибной «малаховщины», сказано и написано немало – увы, впустую! – прибавить тут нечего. Но обращает на себя внимание другое.
Недавно президент Д. Медведев подписал очень важный Указ о равном представительстве в государственных СМИ всех думских политических партий. Кстати, к этому неоднократно призывал ещё президент В. Путин. Но жизнь показала, что наши СМИ, особенно ТВ, не склонны прислушиваться к здравым кремлёвским советам, потому и потребовался указ. И сама необходимость такого указа, помимо позитивного, истинно демократического ядра, несёт в себе очень важную, абсолютно достоверную, объективную информацию о предвзятости российских государственных СМИ, которые в сфере культуры ещё более тенденциозны, чем в политике.
Но на это власть вовсе не обращает внимания, ограничиваясь лишь материальными заботами о сфере культуры – очень важными, необходимыми, однако недостаточными для духовного ренессанса, что и нашло своё отражение в череде скандалов, раздирающих творческую интеллигенцию.
Власть никак не может уяснить очевидную истину: большое переустройство русской жизни началось именно с раскола в среде творческой интеллигенции; и пока этот раскол не будет преодолён – на демократической основе разномыслия и равноправного диалога, – до тех пор не закончатся российские потрясения. Именно примирение творческой интеллигенции через широкий невозбранный диалог о судьбах России послужит сигналом к консолидации общества, страны в целом.
И здесь приходится снова задавать вопрос «почему?», – пожалуй, самый важный. Почему же власть не только не обращает внимания на духовное состояние (вернее, противостояние) творческой интеллигенции, но зачастую своими кадрово-наградными импульсами усиливает её раскол? (Например, по какой логике замечательный артист Олег Янковский награждён орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени, а не менее выдающийся актёр Василий Лановой – III степени?)
Ответ на этот коренной вопрос, мне кажется, кроется в общей недооценке особого, если не решающего значения духовной сферы, её влияния на процессы, идущие в стране. Создаётся впечатление, что лидеры государства полностью поглощены экономическими, социально-политическими и внешнеполитическими вопросами развития России. Это главная магистральная дорога. А сфера культуры, общественная мысль в целом – как бы тротуар. Он, конечно, тоже важен, по нему ведь ходят люди. Однако на движение по магистрали он влияния не оказывает, пробки на тротуаре не возникают, организация движения там не требуется. А потому при нынешней-то колоссальной занятости (зря ли говаривал Печорин, что «повелевать – труд утомительный») нет необходимости в личном углублённом внимании к процессам, раскалывающим творческую интеллигенцию, – достаточно исполнять представительские функции по вручению наград и заботиться о материальном обеспечении отрасли.
В этой связи хочется напомнить о давних, со времён Александра I традициях тесных отношений российских правителей с деятелями культуры, прежде всего литераторами. Хотя эти отношения бывали разными – не только с положительным знаком, но и с отрицательным, – традиция эта отчётливо продолжалась и в сталинские, и в хрущёвские, и в брежневские времена: по сути ей уже двести лет. И это означает, что в России верховная власть при всех режимах считала необходимым и особо важным чутко – и лично! – держать руку на пульсе творческой интеллигенции, не передоверяя полностью это архисложное и архитонкое дело нижестоящим уровням власти, где немало людей, считающих, будто высокая культура – это музыка Баха, звучащая из мобильника.
Увы, давняя традиция прервалась в 90-е годы XX столетия, когда верховная власть перестала вникать в суть «интеллигентских» процессов, заменив сущностный подход к творческой среде принципом формального общения с популярными «звёздами». И никто не думает о том, что если на тротуаре вспыхнет серьёзная потасовка, – а именно к этому близится дело в среде творческой интеллигенции, ибо котёл с краёв закипает, – то мало не покажется, драка парализует и движение на магистрали, на главной дороге. Не говорю уже о том, как сильно намеренные вредительные кликушеско-панические настроения, выплёскивающиеся в СМИ, затрудняют преодоление экономического кризиса. А ведь это тоже следствие невнимания к творческой среде, ложного понимания «свободы без берегов», в данном случае противоречащей национальным интересам. Грех тут не вспомнить дедушку Крылова: «Как ни приманчива свобода, но для народа не меньше гибельна она, когда разумная ей мера не дана». Кстати, а задумывается ли сейчас власть об идейных последствиях экономического кризиса?
Собственно говоря, исторический опыт сборника «Вехи» свидетельствует именно о том, что может произойти, если власть не прислушивается к предостережениям, предчувствиям русской интеллигенции, обдумывающей мироустроительные вопросы. Последствия этого нам слишком хорошо известны. Но сегодня власть, похоже, даже не осознаёт, сколь необходимо ей выслушать тех, кто глубоко и профессионально размышляет о грядущих судьбах России. Выслушать – вовсе не означает поступить именно так, как предлагают авторы современного, пока не существующего сборника «Вехи». Но именно учёт их мнений позволил бы выработать самые верные, истинно научные и выверенные традициями, всей толщей русской истории и практикой российской жизни пути цивилизационного движения России в XXI веке. Чтобы, по слову Пушкина, «войти в Европу и остаться Россией».
Только на такой основе может прозвучать в России слово, о котором мечтал другой наш национальный гений Гоголь. Это – «всемогущее слово «Вперёд!» «Какой любовью, – писал Гоголь, – заплатил бы ему (лидеру, который сумеет произнести это слово. – А.С.) благодарный русский человек».