Вероника Ануфриева,
член Союза писателей России,
Красноярск
В конце 1989 года мы с мужем гостили в Германии. Мы оба журналисты, писатели, нам всё было интересно. Как-то отправились на пару дней в соседнюю Голландию. Машину, красивый тёмно-синий мерседес, вёл седовласый, изящно одетый немецкий знакомый Ганс Тенев. В дороге сделали остановку.
Тенев закурил, завязался обычный разговор.
– Не перестаю восхищаться немецкими дорогами! – сказал мой муж Анатолий.
– Это все замечают. И мы, немцы, ценим. Началось в тридцатые годы. Тогда была большая безработица, промышленность в кризисе, дороги ужасны. А тут объявился Адольф Гитлер. На митингах обещал, что страна станет самой богатой и самой сильной в Европе и в мире. Всегда твердил, что такую жизнь нужно завоевать самим! Эти призывы многим нравились. Мои родители поддержали мой патриотизм, в 19 лет я стал солдатом вермахта.
Неожиданно он выругался по-русски. Я погрозила ему пальцем: «Откуда познания?» Ганс ответил: «Руссишен оптимизм!.. У вас освоил. Тюмень. Тайга».
Но, видимо, воспоминания о тайге были для него всё же не самыми лучшими. Он перевёл разговор: «Теперь границ нет, вот уже за поворотом Голландия. У меня сигареты кончаются, а голландцы продают лучший табак в Европе!» Подрулив к ближайшей табачной лавке, Ганс купил себе блок сигарет. Неожиданно предложил ещё чуть пройти вдоль дороги. Оказались у магазинчика, над крышей которого висел на цепи деревянный башмак. Тенев пояснил: «Здесь не ботинки продают, а очень вкусный сыр. К тому же он долго хранится. Будет мой подарок для вас, сибиряков!»
Ганс отвлекался не только на такие милые поступки. Видимо, и воспоминания в нём колобродили, отвлекая от дороги. Он вдруг сказал: «Тогда много было разговоров: возвратим Германии то, что враги отняли в Первую мировую войну! Мы народ сильный, трудолюбивый, проучим европейских лодырей, а из России навсегда изгоним «красную чуму». Дадим народам свободу! Отряды добровольцев формировались быстро. Нас, молодых солдат, всюду приветствовали, угощали шнапсом и пивом. Из громкоговорителя на столбах часами звучали бравурные марши. Никто, конечно, представить не мог, что нас через несколько лет заклеймят позором».
Чувствовалось, признания давались Гансу нелегко. Оказывается, в бою под Москвой он был ранен, в тяжёлом состоянии его подобрали русские, подлечили, а потом, как было тогда положено, он отправился в лагерь за колючей проволокой под Тюмень...
После встречи немецкого Рождества и общего Нового года Петер Узунов, хозяин дома, где мы остановились, пригласил мужа в пивной бар (если по-немецки, то Gaststдtte, гаштет), а меня его тёща Елизавета позвала с собой в кирху, пояснив, что будет очень хорошо нам вместе помолиться за мир во всём мире.
Через пару дней супруги Узуновы повезли нас в Берлин, познакомить с сестрой Петера Марианной. Тепло и весело отметили встречу, а утром наш друг произнёс: «Будет вам сюрприз сегодня». И показал нам… геологический молоток. Мой супруг Анатолий пошутил: «Едем на раскопки древних кладов?» Ульрике пояснила: «Нет, ещё важнее и дороже!»
Вскоре приехали в центр Берлина. Увидели, как множество возбуждённых молодых людей долбили молотками высокую стену, изрисованную красками. К удивлению, тут же велась и распродажа камней, уже добытых из стены. Она была той самой Берлинской, которая, по сути, многие годы разделяла немцев на две страны. Нам задорно пояснили: «Немецкий народ всегда хотел воссоединиться. Спасибо большое Горби!» Горби, это понятно, Михаил Горбачёв.
Нам также вручили в руки молотки, и мы откололи несколько кусочков на сувениры. А вокруг, как шампанское, пенилась радость. Мужчина в национальном одеянии без устали крутил шарманку.
Через три дня мы возвратились в Бекум, в усадьбу друзей (городок располагается в ФРГ). Ульрике, учительница начальной школы, пригласила побывать на её уроке. Перед уроком зашли в учительскую. Её коллеги – учителя горячо приветствовали нас. Появился и директор школы, уже немолодой мужчина. Ульрике объяснила всем, что мы её друзья, журналисты из Сибири. Директор, невысокого роста, сухощавый человек, вдруг, так же как Ганс, разразился отборным матом. Пояснил: с 1944 го по 1945 й «гостил» в России, в тайге, под Тюменью…
Через денёк, как журналисты, мы стали гостями коллег в редакции местной газеты «Глоке». Её корреспонденты взяли у моего мужа интервью, а перевод вёл наш знакомый Ганс Тенев. В заключение нас одарили модным ликёром и экземплярами юбилейного номера их столетней газеты. А перед самым нашим отъездом доставили в дом Ульрике и Петера несколько экземпляров газеты «Глоке» с ожидаемым интервью с Анатолием. Оно называлось «Нет альтернативы Горбачёву!». Уже это было весьма забавно, поскольку муж ничего такого не говорил. Так мы получили неожиданный урок, ведь прежде были уверены, что на Западе газеты пишут только правду и только то, что репортёры реально видели или слышали.
Спустя пару лет Узуновы побывали в Красноярске. Как раз незадолго до их прилёта доступ в наш город для иностранцев был открыт. Пока они гостили, родственники, друзья, коллеги искренне радовались встречам и общению. Казалось, мы, люди разных стран, ещё недавно врагов, наконец-то нашли общий язык. Когда провожали Узуновых, уже в аэропорту Петер потихоньку от жены сообщил нам с мужем: «Дядя Ульрике, Ганс, являлся офицером СС! Но это уже давно было. Даже вспоминать не хочется!»
Этот дядя «как фронтовик фронтовику» прислал моему отцу лечебную мазь для раненой ноги и фото, где он идёт по красивому лугу среди немецкой природы. На обороте была надпись: «Владимир, давай дружить, здоровья тебе. И знай, что и мне своей земли хватает».
Конечно, папе мы не рассказали, что Ганс был эсэсовцем. Ведь мы хорошо знали, что отец долгие годы носил в бумажнике открытку с видом побережья Новороссийска. В тех местах он, молодой сельский учитель русского языка и литературы, на Кавказском фронте в составе морской пехоты ходил в рукопашный бой против фашистов из отряда СС. Был потом награждён за мужество именным кортиком и наганом. Были у него за войну и ордена – Красной Звезды, Отечественной войны II и I степеней, медали. Ушёл на фронт добровольцем, а списан был со строевой службы, комиссован по здоровью. В ту страшную годину ни он, ни кто-то другой из семьи Ростовцевых не вспоминали о своём раскулачивании-расказачивании. Защищали ведь все тогда по большому счёту не правителей, а Русь-матушку.
Старшим лейтенантом артиллерийской разведки возвратился папа с войны в середине 1946 года, продолжил учёбу в институте...
В раннем детстве слышала, как среди ночи он кричал: «Ребята, немцы, танки! Бросайте гранаты!..»
Повинуясь какому-то чувству, чтобы спасти его от этого наваждения, мама с бабушкой решили уничтожить его именное оружие. С бабушкой Афанасией Сидоровной летом ранним утром мы отправились на крутой берег Енисея. Бабушка спустилась вниз по деревянной рыбацкой лестнице и, перекрестившись, бросила в воду ситцевый свёрток с оружием. А я почему-то плакала, жалея тяжёлые красивые «игрушки»… Отец вскоре стал спокойнее.
Ещё с войны папа привёз простреленный телефон и три тетради с записями. Делал он их в госпиталях уже в конце войны. В одной из них имелось «Послание Гитлеру», шибко солёное, чтобы тогда нам, домашним, давать на прочтение. А что ещё могли сочинять в адрес изверга измученные войной наши солдаты?!
Не так давно я издала дневники отца под названием «Мои офицерские дороги». Конечно, в «Послании...» вместе с редактором отдельные слова либо заменили другими, либо обозначили точками.
Мой супруг Анатолий потерял своего отца в 1942 году под Ржевом. Не так давно поисковики нашли его захоронение…
Когда у нас проходило торжественное открытие памятника сибирякам, погибшим под Москвой, звучала и песня на стихи моего мужа. В них есть такие слова:
Волоколамское шоссе –
Рубеж кровавый,
Где встали насмерть
За Москву сибиряки.
Моя приятельница Ирина говорит: «Мы, дети воинов Отечественной, – особое сословие!» Так и есть, и мы помним о том всегда! И, конечно, сейчас, вспоминая своих немецких друзей и знакомых, испытываю горечь и недоумение. Ведь Германия как будто отказывается от раскаяния за свои преступления на нашей земле и забывает, кто помог им разбить Берлинскую стену.