Маньяк Пысин проснулся от громкого храпа. Он вздрогнул, вскочил. Никого рядом не было. Это храпел он сам. Нашёл в пепельнице скрюченный бычок, закурил. Сизый дым красивым узорным облаком поплыл по тёмной неприбранной комнате. По «ящику» передавали сообщение о новом изнасиловании в Заречном районе. Увидев на экране фоторобот, Пысин криво ухмыльнулся. «Совсем не похож!» – злорадно подумал он. «Зря я её не до конца убил! Всё моя доброта, будь она неладна!» – подумал он ещё более злорадно. Он вспомнил о вчерашней девушке, которую изнасиловал с особым цинизмом за рекой, у старой заброшенной водокачки, и забыл убить до конца. «Старею!» – огорчился он. Пысин отмахнулся от воспоминания, как давеча в сексуальном запале изнасиловал заодно и старую водокачку, и горько ухмыльнулся, но уже не столь криво, как раньше.
«Надо было и старую водокачку прикончить», – подумал он с горечью.
Часы пробили двенадцать раз.
– Однако пора кого-то насиловать! – сказал он вслух, оглядев в зеркале своё небритое лицо с выпученными глазами, выдающими в нём человека бедового, голодного, неработающего, без регистрации, да к тому же сексуально озабоченного.
…Второклассница Дашенька шла по парку, беспечно размахивая портфелем, загребая жёлтые листья ножками в белых колготках и красных сандаликах.
– Арифметику прогуляю! – озорно и звонко крикнула она в гулкое осеннее пространство парка. – А этому дурачку Сидорову, как дам по башке портфелем, чтобы знал, как обзываться! Задавака!
Пысин заметил белый фартучек и белые колготки девочки издалека. Он уже не раз видел в парке эту озорную малышку и был тайно в неё влюблён. Пысин присел на корточки и притаился за кустом жимолости, словно злобный шакал в ожидании тушканчика. Девочка с косичками была хрупка и нежна, как душистый ландыш. Она вприпрыжку бежала по аллее, с каждой секундой приближаясь к Пысину. Сердце его билось так, как будто он только что победил в забеге на 10 км.
– Девочка! – услышала Дашенька приятный мужской баритон за спиной.
– Что? – обернулась она и увидела перед собой небритого мужчину со злобным взглядом серых, горящих похотливым огнём глаз. Мужчина тяжело дышал.
– Я, понимаете, потерял хомячка… – печально сказал он.
– Хомячка? – от жалости Дашенька схватилась за щёчки. Слёзы наполнили её глазки.
– Да, да… Маленький такой… Он вон туда побежал… – Мужчина неопределённо показал своею злобною рукой в глубину парка.
– Так что же мы стоим! Быстрее бежим: надо же его найти! – воскликнула девочка, успев прочитать на волосатой руке надпись: «Не забуду ма…»
– Да-да-да! – обрадовался Пысин. – Помогите мне. Я вам пять рублей дам!
– Да не надо! – махнула рукой девочка. – Пошли быстрее! Ну же, ну…
Пысин оглянулся по сторонам: не видит ли кто? Аллея была пуста.
– Вот здесь я его выгуливал в последний раз, – остановился он возле старой водокачки. В нос ударил запах сырости и порока.
– Какое, однако, тихое, безлюдное место! – прошептала девочка, испуганно оглянувшись по сторонам. – А вы случайно…
Неожиданно она почувствовала, как крепкие руки, пахнущие соляркой, хлоркой, кровью и протухшим чебуреком, сначала сдавили её горло, а затем ловко сорвали трусики.
– Пикнешь – убью! – дыхнул ей в лицо перегаром небритый мужчина и впился в её губы страстным поцелуем.
Пысин, дрожа всем телом от страсти, пытался поудобнее улечься в осенней листве, чтобы сподручнее было насиловать малышку. Неожиданная вспышка, словно молния, ослепила его. Он почувствовал острую боль в левом глазу. Потом в правом. Затем в носу, в брови, в губе.
– Дьявольщина! – вырвалось у него. – Что за чёрт! Я ни хрена не вижу! – рявкнул он, вскакивая на ноги.
Схватившись за лицо, Пысин закружил на месте как волчок. Резкий удар в пах поверг его на землю.
– Аа-а-аа-а! – взревел он на весь лес. – Больно!!! Прекратите сейчас же! Вот ужо-то я тебя споймаю, проказница!
А вокруг него, озорно припевая, скакала девочка Дашенька и с обеих ног методично, словно отрабатывала приём на тренировке, наносила точные удары в голову, в печень, потом в пах. Он из последних, покидающих его сил пытался схватить её за сандалик, когда мощный удар ребром ладони по темени прервал его попытки.
После того как окровавленный Пысин затих, нелепо дёрнувшись, словно младенец во сне, Дашенька скинула школьный фартучек, стянула белые колготки, скинула платьице, под которым оказалась голубая рубашка с погонами капитана милиции, отклеила реснички, вытащила из портфеля рацию и, переведя дыхание, красивым тенором сказала в неё:
– Алло! Четвёртый! Вызываю шестого! Шестой! Шестой! Я – восьмой! Докладываю! Капитан Пупырев задание выполнил! Маньяк задержан и убит! Да-да! Так точно! Спасибо, товарищ полковник! Служу России!
Капитан Пупырев не спеша расплёл косички, красивым движением откинул назад непокорные кудри, взглянул в голубое небо и чему-то улыбнулся. Где-то рядом беспечно пел чибис, и невидимый дятел мерным стуком долбил старую вербу. Пупырев задумчиво кусал травинку и, глядя на разбросанное по траве, словно куча тряпья, тело маньяка, мечтал о своём. Мечты уносили его в неведомое будущее, когда он положит конец всем разнузданным, неуёмным маньякам и уедет со своей малышкой, любимой Галкой, в отпуск, на малую родину, в селение Нижние Уды, где будет беспечно ловить по утрам пескарей в заросшей камышами заводи реки Удянки с дедом Ездратом да слушать пение неугомонного дрозда в голубой бездонной вышине.