Владимир Федюк. Керенский. – М.: Молодая гвардия, 2009. – 406 с.
«Ну что было в этом вертопрахе похожего на ревизора? Ничего не было!» Эта фраза из гоголевской комедии постоянно приходит на ум, когда читаешь книгу. И неслучайно. Ведь Александра Керенского называли именно Хлестаковым русской революции… А в молодости, когда он мечтал стать актёром императорских театров, его любимой ролью в любительских спектаклях был именно Хлестаков. Вот такие совпадения!
Это про него сказано было умным русским человеком: «Так кончилась карьера бурного темпераментом, слабого духом, расхлябанного русского интеллигента, театрально-шумливого, но бессильно-неумелого диктатора…»
Но про него же молодой поэт Леонид Каннегисер, который совершит покушение на главного чекиста, будет схвачен и расстрелян, написал:
Тогда у блаженного входа
В предсмертном
и радостном сне
Я вспомню –
Россия, Свобода,
Керенский на белом коне.
«В его личности, в его стремительном взлёте и падении нашло отражение сумасшедшее время, когда слова значили больше, чем дела, когда пьянящее чувство свободы толкало людей на страшные поступки, когда шкурничество маскировалось под идеализм, а идеализм служил оправданием убийства и предательства».
Автор тут совершенно прав. Человек, подобный Керенскому, подслеповатый позёр, актёр-любитель, зачастую просто не помнивший свои речи, не знавший, о чём он будет говорить, мог померещиться освободителем России только в эпоху общего помутнения сознания, которую сами герои называли «эпохой свободы и надежд». Действительно, надежд и упований у них было с избытком. Они, собственно, и способны был лишь уповать на то, что в огромной, трудной, вздыбленной стране, где противоречия накапливались веками и вдруг выплеснулись наружу, всё само собой уложится, а им надо лишь произносить красивые слова о царстве добра и свободы.
Кстати, сегодня читать речи того же Керенского мучительно и стыдно. Трескучие фразы, не имевшие отношения к реальности. Но ведь их слушали, им рукоплескали, дамы падали в обморок от избытка чувств при виде своего героя. Сумасшедшее время...
Керенский прожил очень долгую жизнь – почти девяносто лет. Но почти две трети этой жизни были жизнью «после смерти». Писательница Нина Берберова назвала его «человеком, убитым 1917 годом». Если согласиться с этим определением, можно лишь уточнить, что и тут всё вышло по Гоголю – семнадцатый год его породил, он же его и убил.