С девяностых годов в средствах массовой информации и соцсетях вовсю публикуются материалы, полностью отрицающие существование 28 героев-панфиловцев, сложивших свои головы осенью 1941 года в районе Волоколамского шоссе. Ссылаются на документы из архива Главной военной прокуратуры, вот только все ли документы, связанные с боем у разъезда Дубосеково, вышли на свет божий? Я лично в этом не уверен.
У меня, как и у всех мальчишек и девчонок, живших в те времена, были свои, особые отношения с героями-панфиловцами. Это и понятно. Мы видели их на почтовых марках, а в школе и детском саду регулярно пели песню, написанную Исааком Дунаевским на слова Марка Лиснянского и Сергея Аграняна:
Мы запомним суровую осень,
Скрежет танков и отблеск штыков.
И в сердцах будут жить
двадцать восемь
Самых храбрых твоих сынов.
Эксгумационные порывы наших «правдолюбов» болезненно корябали и корябают до сих пор души людей моего поколения. В середине девяностых мне удалось поговорить на эту тему с человеком, который мог знать об этом бое далеко не понаслышке, – Давидом Иосифовичем Ортенбергом. Он был генерал-майором в отставке, главным редактором газеты «Красная звезда» в 1941–1943 годах. Наши квартиры располагались в одном подъезде и на одном этаже, как-то я зачем-то вышел на лестничную клетку и, неожиданно столкнувшись с Давидом Иосифовичем, попросил у генерала разрешения задать ему вопрос. Вопрос, само собой, касался панфиловцев. Так были они на самом деле или это только блестящая выдумка военного журналиста Александра Кривицкого?
Вот что рассказал мне человек, которому было уже девяносто лет и не было никакого смысла лукавить, да ещё с глазу на глаз в разговоре с соседом по лестничной клетке.
Бой был. Люди погибли. Вскоре после боя была организована комиссия то ли по приказанию Жукова, то ли под его председательством (сейчас уже точно не помню – по или под), которая выехала на место сражения для изучения случившегося. Был составлен официальный протокол события. В ходе разговора Ортенберг цифру «двадцать восемь» не упоминал – просто был бой в районе Волоколамского шоссе, погибли люди. А теперь скажите, кому я должен верить? Заключению прокуратуры или Ортенбергу? И все ли документы, связанные с этим боем, работники прокуратуры обнаружили?
Впрочем, главное тут совсем в другом. Как вы думаете, какой был бы резонанс, если бы военный корреспондент Александр Кривицкий написал о гибели в районе Волоколамского шоссе, скажем, пехотной роты или же о разгроме батальона, полка, дивизии? Рискну утверждать, резонанс был бы слабым. Кого в 1941 году можно было особенно удивить такими военными потерями? А вот гибель неполного пехотного взвода, остановившего фашистские танки, рвавшиеся к столице, всколыхнула души людей в тылу и на фронте. И тут в самый раз вспомнить гениальную пьесу Карела Чапека «Мать». На маленькую страну нападают враги. Положение отчаянное. И вот герои пьесы, а они близкие родственники, собираются на военный совет. Это очень необычный военный совет, ибо среди участников только один живой человек. Это мать. Остальные – покойники. И один из героев пьесы говорит: «Народу нужно, чтобы с ним шли его мёртвые».
Так вот, во время Великой Отечественной войны в бой шли и мёртвые, обосновавшись в душах живых. 28 панфиловцев дрались и в Сталинграде, и на Курской дуге, брали Берлин. Они внесли свой вклад в победу, став фактически жизненной правдой, и только правдой.
Не уверен, что изложенное мной выше сможет в чём-нибудь убедить наших «твёрдолобов-правдолюбов». Так, может быть, Лев Николаевич Толстой сумеет им немного открыть глаза на правду жизни. Вспомним эпизод из «Войны и мира», Бородинское сражение. Кутузову докладывают, что взят в плен Мюрат. Что делает главнокомандующий? Он немедленно приказывает довести этот факт до сведения всей сражающейся русской армии. Для поднятия её боевого духа.
Слава тебе господи, что с панфиловцами стали разбираться лишь через несколько десятилетий после окончания Великой Отечественной. Что и говорить, разные стили жизни во время войны и много лет спустя после её окончания.
Эмиль Вейцман