Песнь чибиса.– Кишинёв: CARDAN, 2008. – 232 c.
Творчество интересного русскоязычного автора из Молдавии отличается своеобразием поэтического языка и стиля. Три предыдущие книги привлекли внимание читателей (на его родине прежде всего) своими экзотическими названиями: «Метафизические гимны», «Принцип пейзажа. Пролегомены», «Почтамтская кругосветка вспугнутой бабочки». Вполне допустимо сказать, что поэтический язык его «по‑хорошему» книжен. И причина этого абсолютно ясна. Европейская поэзия прошлась по нашим русскоязычным братьям‑поэтам на бывших советских территориях не просто катком, а мамонтовой побежкой, вытоптав и «наше всё», и последующие серебряные, медные, бронзовые и диссидентствующие вехи словотворчества России. Словно и не было многовековой русской поэтической школы.
Как ни странно, не спасает от натиска европеизма Гудумака и то, что живёт он в «глухих краях» – в селе Яблонь. Он – крестьянский сын, ставший учёным‑географом.
Поэт‑географ, без сомнения, умея рифмовать, пишет нерифмованные стихи. Его длиннющая строка с полным пренебрежением к звукописи говорит скорее не о действительном «пренебрежении» к звучанию, а об отсутствии читательской, слушающей русскоязычной аудитории. Только в этом случае, по нашему мнению, могут рождаться под пером талантливого автора подобные неказистые строки (из открывающего книгу стихотворения):
Это вдвойне справедливо,
имея в виду язык
той чистой, без коррелятов,
трансцендентности,
коррелятами которой являются
место, местность, ландшафт
где он родился и вырос
Такие вот ландшафтно‑языковые страдания получаются у Юрия Гудумака.
А ещё – при чтении создаётся устойчивое ощущение, что всё сказанное автором в книге по‑русски было прежде высказано на одном из европейских языков, а под пером Гудумака получило «творческое» продолжение истинного ученика всяческих умных наук. Это и не позволяет сказать ему без «зауми» о жизни, любви и прочих человеческих душевных странностях – все века существования поэзии объектах стихосложения.
Получается, что автор, заумно философствуя, пытается всего лишь осмыслить окружающий его мир – родную Молдавию как территорию жизни – «как всем ландшафтам ландшафт», экспериментируя с самой этой «территорией» родного края. Он то удаляется от неё во времени (до Платона) и пространстве (солнце в созвездии Рака), то приближается – до мелкости карты «пятивёрстки», на которой легко различимо селение Яблонь. Так Молдавия под его пером то проецируется на много веков назад, то сжимается до маленькой точки на карте Евразии.
И всё же книга с точки зрения воплощения концепции автора удалась. Хотя её вряд ли будут перечитывать, потому что «западающих» в душу строк в ней, к сожалению, не много. Но поэту – талантливому, заметьте, – даже сквозь многословие и многострочие удалось сказать самое сердечное и сокровенно важное для себя, а может, и для всех жителей русско‑постсоветского зарубежья, в «Песне чибиса», завершающей книгу:
Лишь одинокий чибис,
как некий невидимый гений места,
исчезающий с началом заморозков,
вопрошает
на дальних пастбищах:
«чьи‑вы, чьи‑вы»…»
И нет ответа в глухом краю…