Начало в ЛГ, № 30, 2024 г.
То, как расправляются в Харькове с Пушкиным (памятник демонтирован, на станции метро «Пушкинская» исчезли барельефы), известно широко. Но на этом необандеровская власть не остановилась. С дома, где жил Борис Чичибабин, сорвана мемориальная доска, та же история с памятью о Михаиле Кульчицком.
Чичибабин ещё в начале 1990-х видел в украинском националистическом угаре предтечу нацизма и кровавого хаоса. Поэт любил Украину, оставаясь русским поэтом: «У меня такой уклон: я на юге – россиянин, а под северным сияньем сразу делаюсь хохлом…»
А вот шедевр 1968 года. И разве это не про нынешнюю Украину?
И вижу зло, и слышу плач,
и убегаю, жалкий, прочь,
раз каждый каждому палач
и никому нельзя помочь.
В посмертном трёхтомнике Б. Чичибабина опубликовано сочинение октября 1993 г., написанное, когда по указанию Ельцина было расстреляно здание парламента. Насмотревшись ужасающих кадров, Чичибабин кричал в телефонную трубку: «От этого я и подыхаю!» К этому моменту он уже разругался с друзьями, бывшими советскими диссидентами. С теми, кто в качестве депутатов Верховной рады от «Руха» мстил России. Кто вернул в обиход лозунг украинизации 1920–1930 гг. от Мыколы Хвылевого «Геть вiд Москви!».
Умер Борис Алексеевич в декабре 1994-го, время это отразилось в его поэзии:
Вновь барыш и вражда
верховодят тревогами дня.
На безликости зорь
каменеют черты воровские...
Отзовись, мой читатель
в Украине или в России!
Отзовись мне, Россия,
коль есть ещё ты у меня!
Мне довелось вести в Харькове вечер, посвящённый 45-летию знаменитой литстудии ДК работников связи, которой руководил Чичибабин. Наш друг, писатель Юрий Милославский, прибывший из Нью-Йорка, рассказал: «Я никогда с ним не спорил, но мы никогда с ним не соглашались… Чичибабин был природный учитель; учитель тех харьковских мальчиков и девочек, которые тянулись к литературе. Всё, что я понимаю в русской литературе – началось с почина Чичибабина. И так для меня по сей день… Я всегда думаю: как бы Борис прочёл тот или иной текст, то есть смотрю на текст словно его глазами».
Чичибабин, уроженец Кременчуга, воспитывался в семье офицера, начштаба эскадрильи Чугуевской школы пилотов. В 1940 г. поступил на исторический факультет ХГУ, в ноябре 1942 г. за месяц до девятнадцатилетия был призван в Красную армию – рядовым 35-го запасного стрелкового полка. На передовой побывать не привелось, однако службу воинскую в годы войны он нёс, до Победы служил механиком по авиаприборам в Закавказском военном округе.
В 1945 г. Чичибабин поступил на филологический факультет того же Харьковского университета, но уже в июне 1946 г. был арестован и осуждён на пять лет лагерей «за антисоветскую агитацию». Как считал он сам, срок был «смехотворным». Два года провёл в тюрьмах – Лубянка, Бутырка, Лефортово. Остальное – отбывал в Вятлаге Кировской области. Затем вернулся в Харьков, где и книги у него выходили, где его исключали из Союза писателей (те же лица потом, как водится, и восстанавливали, спустя много лет). Окончив курсы, он долгие годы работал бухгалтером в трамвайно-троллейбусном управлении.
В Бутырке молодой стихотворец написал знаменитые стихи – «Красные помидоры».
Кончусь, останусь жив ли, –
чем зарастёт провал?
В Игоревом Путивле
выгорела трава.
Школьные коридоры –
тихие, не звенят...
Красные помидоры
кушайте без меня.
Непостижимый эпический гул катится по этим строкам: «выгоревом-путивле-выгорела-трава…» Пророческий? И как диссонирует с этим почти салонное «кушайте»!
Непонятный, какой-то иррациональный рефрен «Кра¬с¬ные помидоры кушайте без меня» имеет эпохальную эзопову подсветку. И подсветку будущей личной судьбы. Не только если иметь в виду отсидку в Вятлаге до 1951 г., но и социальное иночество всей жизни. «Без меня».
Поминальное слово в Чичибабин-центре в Харькове, куда мы ежегодно отправлялись с морозного кладбища 9 января, в день рождения поэта, начиналось обычно с чтения этого стихотворения Бориса Алексеевича, написанного в 1980 г.:
…Как жить мне на земле,
ни с чем земным не споря?
Да будут сны мои
младенчески чисты
и не предам вовек
рождественской звезды,
откуда я упал на землю зла
и горя.
Сочинение является эпиграфическим, эти строки самоопределяют феномен, носящий имя Борис Чичибабин.
Присутствие Чичибабина сохранялось, пока не пришла с «незалэжнистью» очередная нацистская оккупация. Можно сказать, что рядом с ним и вослед ему в Харькове взошла плеяда ярких стихотворцев, чьи сочинения наряду с чичибабинскими регулярно публиковались в крупнейших антологиях русской поэзии Украины, России, дальнего зарубежья. Был создан Фонд памяти Чичибабина, проводивший ежегодный Чичибабинский поэтический фестиваль, и Чичибабинские чтения, на которые мы приглашали известнейших поэтов из Российской Федерации, выступали с нами и поэты, пишущие на украинском, в частности, Анатолий Кичинский (Херсон), Тарас Федюк (Овидиополь–Киев), Сергей Жадан, в новейшие времена перешедший, увы, на нацистскую сторону, молодые Ганна Яновська и Антонина Тимченко (все – Харьков). Была учреждена премия им. Чичибабина, в центре города названа улица именем поэта.
Влияние на русскую литературу Чичибабин оказал и далеко за пределами Харькова. Не только, разумеется, потому что широкую (уже не андеграундную) известность он приобрёл в годы перестройки и стал лауреатом Госпремии СССР (1990).
У Чичибабина немало стихов о русской истории (о городах Древней Руси – Киеве, Чернигове, Пскове, Новгороде, Суздале), о русской словесности (Пушкине, Гоголе, Толстом, Достоевском), мировой культуре («Не дяди и тёти, а Данте и Гёте / Со мной в беспробудном родстве…»).
…Харьковчанином был и поэт Михаил Кульчицкий, в 23 года павший на фронте в ходе развития Сталинградской битвы 19 января 1943 г.
Поработав после окончания школы чертёжником на тракторном заводе, Кульчицкий поступил в Харьковский университет им. Горького, а затем перевёлся в Литинститут, тоже им. Горького, в Москву, где вместе с харьковским другом Б. Слуцким учился в семинаре И. Сельвинского. Эти «мальчики Державы», как очень точно назвал свой литературоведческий цикл о молодых советских фронтовых поэтах Л. Аннинский, были, безусловно, людьми пламенно советскими:
И пусть тогда
на язык людей
всепонятный –
как слава,
всепонятый снова,
попадёт
моё
русское до костей,
моё
советское до корней,
моё украинское тихое слово…
О Кульчицком в Харькове напоминала мемориальная доска на доме, где он вырос (ул. Грековская, 9/пер. Ващенковский, 2), установленная в 1989 г. В церемонии открытия доски принял участие Е. Евтушенко. Охотники за цветными металлами похищали её как минимум трижды (как и в канун столетия поэта), однако всякий раз она восстанавливалась доброхотами.
22 августа с.г. исполняется 105 лет со дня рождения М. Кульчицкого. Доска снесена десоветизаторами-русофобами.
Для уточнения харьковской картины следует сказать, что снесены и памятник Пушкину, а с Театра русской драмы им. Пушкина сбиты все элементы, напоминавшие о поэте, театр переименовывают, как и Пушкинскую улицу.
Верим, что русский город Харьков однажды всё вспомнит. Надо ему помочь.