Посвящаю светлой памяти матери Сулды Бадминовны Хохловой-Илюмжиновой
Ранним утром 28 декабря 1943 года тринадцатилетним подростком с ма-терью и сестрёнкой Зоей, вместе со всем калмыцким народом я был депортиро-ван в далёкие сибирские края. В это время мой отец в рядах Красной армии защищал честь и независимость нашей Родины от фашистских оккупантов.
На Мазульский марганцевый рудник наш эшелон товарных вагонов с двухъярусными нарами и битком набитый народом прибыл глубокой ночью 14 января 1944 года. В пути следования от ст. Сальск Ростовской области до ст. Ачинск Красноярского края мы находились более двух недель. Вагоны были настолько забиты людьми, что не было возможности нормально сесть и вытянуть ноги, поэтому всю дорогу пришлось сидеть на корточках, на своих узлах-вещах.
Посередине вагона стояла железная печка-буржуйка, которая топилась бог весть откуда-то добытыми досками, щепками, скорее всего, содранными с нар. Тепла от этой печки как от козла молока, хоть топи её до красного каления. Стены вагонов представляли собой сплошной ледяной панцирь, а с потолка свисали сосульки. Люди от холода и хронического недоедания, особенно дети и старики, болели и умирали.
Когда нас стали выгружать из вагонов, подъехала целая вереница саней, запряжённых маленькими лохматыми монгольскими лошадьми, сплошь покрытыми снежным инеем, а из ноздрей их шёл крутой пар. Дюжину саней загрузили окоченевшими от сибирского мороза трупами умерших, их бросали, как дрова, с распростёртыми руками и согнутыми ногами и увозили куда-то в тайгу.
Оставшихся в живых свезли в большой поселковый клуб на горе, а оттуда стали развозить по баракам. Я с матерью и сестрой попал в барак, который называли «машинным отделением», он располагался недалеко от рабочей столовой горняков. Барак был оборудован двухъярусными нарами, нам достались нижние нары, отчего мы испытывали много неудобств. Во-первых, по закону физики, как известно, нагретый тёплый воздух поднимается вверх, а на смену ему, вниз, движется холодный воздух, таким образом, мы постоянно мёрзли. Во-вторых, с верхнего яруса на наши головы падали всякие вещи и предметы быта.
Как-то в наш барак явился богатырского телосложения мужчина в белом овчинном, армейском полушубке, по фамилии Литвинцев. Люди говорили, что он – большой начальник, заместитель управляющего Мазульским рудником, а управляющим рудником работал Лельчук, эвакуированный с Украины, по профессии инженер, крупный хозяйственный руководитель. Он переписал всех калмыков пофамильно по составу семьи, а также по возрасту. Затем быстро «рассортировал» людей по профес-сиям и определил кому, куда и в какой цех идти на работу.
Моя мама попала в желдорцех разнорабочей. Бедная моя мама, сколько марганцевой руды она перело-патила и погрузила вагонов, а из вагонов формировались эшелоны, которые с марганцевой рудой с Мазульского рудника в годы войны беспрерывно шли на Новокузнецкий металлургичес-кий комбинат, где выплавлялась наша знаменитая броня для легендарных тан-ков «Т-34», «ИС» и «КВ».
Мама проработала в желдорцехе марганцевого рудника с января 1944 по май 1946 года.
Спустя полвека я склоняю свою седую голову перед светлой памятью матери и перед памятью тысяч других женщин-матерей, сво-им скромным трудом внёсших огромный вклад в нашу Победу 9 мая 1945 года.
Весной 1944 года нас, подростков, определили работать в подсобном хо-зяйстве ОРСа Мазульского рудника. Директором подсобного хозяйства был кря-жистый, как дуб, сибиряк Дубский, фамилия точно соответствовала складу его характера. Он носил широ-ченные галифе, заправлен-ные в кирзовые сапоги. Невысокого роста, широкоп-лечий, голова прямо поса-жена на плечи, смотрел, исподлобья. Был медлителен в движениях, по случаю мог выразиться крепкими сло-вами. Вот, пожалуй, вкрат-це его портрет, таким он остался в моей памяти.
Главбухом работал су-хонький, невзрачный на вид, с бородкой клинышком, в очках опрятный старичок-немец, по-видимому, из По-волжья. Агрономшей была молодая, красивая девуш-ка, типичная сибирячка, Таня Непомнящих. Про таких известный русский поэт сказал, что она в горящую избу войдёт, коня на скаку остановит. Одевалась она по-мужски, носила брюки, заправленные в сапоги. Светлые локоны волос подо-браны под платок, на лице выделялись серо-голубые умные и озорные глаза, на щеках при улыбке – ямочки. Мы привыкли видеть её верхом на коне, а конь, под стать хозяйке-наезднице, не мог стоять на одном месте, играл головой, закусывал удила, перебирал ногами. Таня крепко сидела в седле, вытянув ноги в стременах и кокетливо играя плёткой. Такой я запомнил её на всю оставшуюся жизнь.
Люди говорили, что она приехала по распределению после окончания сельхозинститута. В годы войны окончить институт значило очень многое, и мы, подростки военных лет, безоговорочно завидовали ей. В душе каждый из нас мечтал учиться и получить высшее образование, но война и пол-о-жение спецпереселенцев диктовали свои условия.
Меня назначили водо-во-з-ом, обслуживать тракторную бригаду. За мной закрепили лошадь и двуколку с бочкой. Полевая бригада располага-лась в нескольких километ-рах от посёлка. Мы жили в передвижных вагончиках. Апрель по сибирским мер-кам довольно холодный, особенно это чувствовалось по ночам. Стены вагончика были обклеены плакатами тех грозных военных лет, типа: «Фронт и тыл едины!», «Всё для фронта, всё для победы». Раз в неделю из посёлка приезжал уполно-моченный по фамилии Варнин, пожилой сибиряк. Он проводил политинфор-мации, рассказывал о делах на фронте, что Красная армия наступает на многих фронтах и гонит фашистов с родной земли, скоро во-йна закончится нашей пол-ной победой.
Я думал об отце. Ведь он тоже участвует в этих на-ступательных сражениях. Судьбе было угодно, чтобы во время выселения в Си-бирь я захватил с собой треугольник солдатского отцовского письма с фрон-та, где был указан адрес полевой почты воинской части, где служил мой отец.
По приезде на Мазульский марганцевый рудник я отправил письмо отцу на фронт. По указанному адре-су и, к величайшей моей радости, получил ответ от отца. Он писал, что жив и здоров, участвовал в боях за освобождение Донбасса, южной Украины и Крыма. Переписка продолжалась с января 1944 по март 1946 года. В конце марта 1946 года отец демобилизовался из рядов Во-ору-жённых сил и приехал к нам, в Красноярский край. К великому сожалению, не сохранились фронтовые письма отца. А география их была обшир-на: Донбасс, Украина, Крым, Польша и, наконец, Герма-ния.
Пока пахали и сеяли зер-новые культуры, сажали картофель, быстро проле-тела короткая сибирская весна, подоспела горячая пора сенокоса. Из нас, двенадцати-тринадцатилетних подростков, мальчишек и девчонок, организовали бригаду косарей с выездом на дальние заимки в тайгу. Бригаду возглавил дядя Саша Межецкий. Он был корен-ной сибиряк из деревни Гарь, что под Мазульским рудником. Дядя Саша был высок, сухопар и плечист, темно-русый, с тёмными бровями, прямым носом и упрямым подбородком, что свидетельствовало о его стойком сибирском харак-тере, а глубоко посаженные тёмно-карие насмешливые глаза всегда излучали тепло и доброту. Для нас, мальчи-шек, он был царь и бог. Мы во всех поступках стреми-лись подражать дяде Саше.
Александр Межецкий действительную службу проходил в конце 30-х годов на Дальнем Востоке, участвовал в боях у Халхин-Гола. Получил тяжёлое ра-нение, после чего его ко-миссовали. При ходьбе немного прихрамывал. Дядя Саша был приро-ждённым охотником и сле-допытом. Тайгу и повадки зверей знал как свои пять пальцев. Он терпеливо учил нас тому, как ориентиро-ваться в глухой тайге по веткам деревьев и муравей-никам. При себе держал пару сибирских лаек и ружьё. Благодаря дяде Саше мы никогда не испытывали го-лода, он промышлял и на барсуков, мясо которых шло в общий котёл косарей.
С чувством внутренней гордости и благоговением дядя Саша откры-вал нам все секреты нелёг-кого крестьянского труда. На труд он смотрел как на святое дело, перед которым нельзя кривить душою. Он часто повторял нам, что коль ты выполнил работу, то она должна вызывать чувство восхищения и гордости за её исполнителя.
Наш наставник учил нас, как правильно насаживать косу на ручку, как правиль-но «отбивать» косу, во вре-мя косьбы, как надо дер-жать корпус тела, как ста-вить копны и метать в заро-ды сено, чтобы не попадала в них влага. Все эти премуд-рости крестьянской науки очень пригодились мне в дальнейшей жизни в Сиби-ри.
Мы жили в шалашах, сооружённых из берёзовых кольев, крытых свежескошенной травой. Днём, во время косьбы, очень досаж-дали тучи гнуса-мошкары. По совету дяди Саши на лицо мы натягивали сетку из конских волос или нано-сили тонкий слой дёгтя, но проку от этого всё же было мало. При дыхании мошкара попадала в нос, в рот и жалила глаза.
К вечеру мы с трудом узнавали друг друга: лица распухали, от глаз остава-лись одни щёлочки, а ночью, когда располагались в ша-лашах на сон грядущий, нас преследовали комары. Как бы ты ни пытался укрыться с головой, всё равно комар найдёт щёлочку и начнёт на твоих глазах разбухать от свежей горячей крови. На ночь у входа в шалаш мы разводили костёр и стара-лись дымом отгонять полчи-ща комариного войска.
Сурова и красива приро-да Сибири. Высоко в небо взметнулись без единого сучка, стройные, цвета меди стволы сосен, темнеют мохнатые ели и пихты, а рядом на солнечную полян-ку выбежал хоровод белос-нежных берёзок. Неумолч-но шумит безымянная таёжная речушка. Отойдёшь на несколько шагов от шалаша, кругом полно таёжных ягод: смородины, черёмухи, земляники и ка-лины красной.
Днём над тайгой высоко-высоко пролетали серебрис-тые двухмоторные боевые самолёты с запада на вос-ток. Дядя Саша говорил нам: «Это перемещаются войска после разгрома Германии на восток, видимо, нам при-дётся воевать с японцами». Тут опять я вспомнил про отца. Быть может, и он сей-час в воинском эшелоне движется на восток.
Предположения дяди Саши подтвердились. 3 ав-густа 1945 года советское правительство объявило войну Японии. Выполняя со-юзнические обязательства, наши войска начали боевые действия против Японии. ′