Приступая к этой статье, скажу, что есть многое, что важнее литературы, но притом выраженное литературой. Запечатлённое ею, и лишь потому навеки впечатанное в быстротекущее время. Известно:
Из древней тьмы
на мировом погосте
Звучат лишь письмена.
Отрада в том, что письмена оглушительно громко, торжествующе, мощно звучат ещё до погоста; в том, что «мировой погост» – это духовное мировое вече; в том ещё, что этот «мировой погост» более всего похож на репетицию чистилища, и за это – поклон литературе. Потому что человек может либо мельком взглянуть в её зеркало, либо постоять перед ним не краткий миг. А уж зоркое и памятливое зеркало в любом случае пристально в него вглядится. В этом отражающем зеркале есть, в сонме литературных дарований, талант Виктора Будакова. Это яркий самобытный талантливый прозаик, поэт, критик, публицист. Мыслитель. Общественный деятель. Издатель. Хранитель памяти поколения, рождённого накануне войны. Человек более полувека в литературе.
Я задумал написать о Викторе Будакове нечто не рецензионное. Тщусь раздвинуть тему, приподнять жанровый потолок, потому что мне надо сказать об огромности смыслов его дела. Оно реализовано, конечно, в литературе, что тут доказывать, но в большем охвате оно в служении современному миру как части исторического мира России; получается, что неслучайно я написал: есть многое важнее литературы. А что важнее, скажите мне. Жизнь, ответственность за жизнь. Непреодолимое стремление таланта благодарно отслужить дар жизни, сказать своё главное слово, быть в мире не свидетелем хода часов, а работником, часов не замечающим.
Будакова я знаю с середины семидесятых вечным тружеником. Я был тогда студентом, потом работал в молодёжной воронежской газете «Молодой коммунар», здесь десятью годами раньше трудился Будаков. Тогда уже, до семидесятых, у него начало складываться имя после публикации поэмы «Александр Матросов». Проза была напечатана первой книгой в 1972 году, книга называлась «Далёким недавним днём». (А позже – «Колодец у белой дороги», «Миронова гора», «Молчание», «Осокоревый круг», «Долгие поля», «Отчий край Ивана Бунина», «В стране Андрея Платонова», «Великий Дон. Воронеж-град», «Одинокое сердце поэта», «Времена и дороги», «Подвижники русского слова», «Родина и вселенная» и другие книги, изданные в Москве и Воронеже и заслужившие российское литературное и общественное признание.)
Будаков отдал должное шестидесятничеству, сейчас его стихи той поры вызывают интерес, в котором для меня, например, есть нотка зависти: вот погулял человек, вот уж смолоду был молод! Позднее стихи налились классической традицией, в лучших как бы воспрял в новых временах Серебряный век.
А в прозе, когда век двадцатый устремился к концу, естественно было бы ждать от Будакова обличения неостывшего ещё прошлого. Казалось бы, раз вот даже и цензуры нет, обличай это прошлое, ровесники-то преуспели, а ты всё не обличаешь, всё не позоришь неважный наш народ, всё не выдавливаешь из него раба, навалившись на грудь коленом.
Будаков в десятилетие 1975–1985, и позднее, – не творил скорого суда. Что угодно, но не прокурорство, не злая фельетонность, даже и не сатира. В его прозе и поэзии, в критике в особенности, может быть, в публицистике есть скорбь и благодарность, свет и надежда. У литературы, по его убеждению, задачи важнее обличительных. Их две: изучать человеческую душу и любить человека. Любить же его – трудно.
Историческая, хронологическая, жизненная близость недавней войны взывала к писателю, новые конфликты нового времени требовали понять их суть; вместе с временем менялись жизненные типы и характеры – всё пришло на страницы книг Виктора Будакова в последние десятилетия. Особой темой стала тревога о состоянии культуры; тут накалилась публицистическая строка, тут заговорила во всю мощь поэзия любви к родному чернозёмному донскому краю, отчему дому, отчей судьбе – любви к Отчизне. Эта проза, эта поэзия, эта публицистика становятся всё дороже, драгоценнее год от года, это всё – не слабеет мыслью, не теряет, и никогда, конечно, как всё настоящее в литературе, не потеряет живой актуальности. Живёт невыцветающая красота слова, дышит не снижаемый объём образа. Поэзия, проза и публицистика обрели философскую многозначность, эпическую панорамность обзора времён и деяний.
Будаков стоит особняком в литературе, будучи в центральном её круге. В центре же этого круга – моё убеждение непреклонно – Бог и Отечество. Остальное – талант, труд, писательская судьба – это радиальные лучи, спицы колеса.
На моём столе пять объёмистых, мелким шрифтом набранных томов собрания сочинений Виктора Будакова. Рядом отдельно изданный капитальный труд «Честь имею. Геополитик Снесарев: на полях войны и мира». Редкостная по уровню мысли книга, невероятно важная в наше время новой и роковой, возможно, переналадки мира. Когда книга впервые в 2011 году вышла в Воронеже (вторым изданием позднее в Москве), была двойная радость: выступил из исторического сумрака образ великого человека – это первое. Второе: получил жизнь капитальный писательский труд Будакова. Книга, несомненно, первого ряда была бы жемчужиной известной биографической серии, но пока что писательский подвиг и издательский расчёт не срослись…
Утешает, что и Снесарев не о славе думал, хотя бы и посмертной, когда защищал Россию в Первой мировой войне, когда прорицал её будущее в веке минувшем и наступившем, когда нёс свой крест на Соловках... Энциклопедист, человек вершинного ума и высочайшей нравственности, порождённый нашим русским миром, убит был своим временем, новой эпохой, этот русский мир пожиравшей. Ни эмиграции, ни отказа от служения Родине, пусть и в новом её советском обличии, – это и предположить было бы нелепо применительно к Снесареву. Воистину, как пишет Будаков: «Крестный путь пройди на Родине».
Ныне нельзя не думать о том, почему нет среди нас таких титанов, почему у России мало великих людей, почему государственные мужи деградируют до воров, почему даже для книг о великих людях России не находится в государстве денег, почему забывая и перемарывая прошлое под разговоры об исторической памяти, не печётся государство о будущем.
Как будто природа надорвалась из века в век дарить России великих, которых Россия же и отторгала кого в могилу, кого в поругание, кого в забвение, а если дарила славой – то часто далеко за смертной чертой, будто откладывая славу про запас: сгодится ещё.
К скупо обрисованному образу Будакова добавлю лишь рельефные черты издателя серьёзного, патриотического направления, черты просветителя, борца за торжество истории и культуры над модной пустотой. В Воронеже, да, скажу вам, и во все стороны от него, это дело трудное.
Жизнь, увы, не обошла его трагическими испытаниями и горькими утратами.
В конце этих заметок дам портрет Виктора Будакова. Это хрупкий и в то же время сильный, аскетического вида человек. Иконописное лицо. Русский писатель.
Виктор Перегудов