Андрей Артёмов
Поэт и прозаик. Родился в 1967 году в Саранске. Автор семи книг стихотворений и прозы. Работал в школе. Служил в органах внутренних дел (эксперт-криминалист, майор полиции в отставке). Живёт в селе Нижняя Тавда Тюменской области.
* * *
Экскурсионный автобус отправился в путь рано утром. Казалось, он катился сам по себе по асфальтированной дороге, проложенной по холмистому пространству предгорья, легко преодолевая подъёмы и радостно сбегая вниз. А вот многочисленные остановки на красноглазых перекрёстках дорог совсем его не радовали: сколько приходилось совершать усилий, чтобы остановиться, а потом снова разогнаться. Ведь кроме собственной массы автобус вёз и довольно-таки значительный пассажирский вес.
Пассажиры небрежно и лениво располагались на своих сиденьях и смотрели по сторонам через запылённые огромные автобусные стёкла. Ещё только поднимающееся, но уже горячее солнце золотило медленно приближающиеся горы. Пассажиры восхищались этим зрелищем и периодически отвлекались от рассказа экскурсовода.
Сопровождающий группу гид сидел впереди и говорил в микрофон, рассказывая забавные истории и красивые легенды здешних мест. Всё это он уже много раз повторял другим группам, в других поездках и, чтобы хоть чем-то разбавить свой однообразный рассказ, прибегал к помощи собственного остроумия. На эти остроты пассажиры всегда оживлённо отзывались, что радовало экскурсовода и давало ему передышки между рассказами, от которых он сам порой начинал уставать.
Затем гид, мужчина зрелых лет, решил переключить своё внимание на женщин, которые в автобусе оказались в подавляющем большинстве. Он всегда умел находить общий язык с женщинами, и они, в свою очередь, не оставляли его без внимания.
– Милые дамы, думаю, вы уже заметили то, что в автобусе нас, мужчин, раз, два и обчёлся.
– Ну да... – начала одна женщина, но ей не дала договорить её соседка.
– А чего обращать внимание, – перебила она недовольно, – когда это стало обыденным явлением.
– Обыденным или необыденным, но к этому неправильно привыкать.
– Привыкай не привыкай, – заговорила другая, – но что поделать, когда они, эти мужчины, стали слабосильными.
– Вот я и хотел сказать вам, – как бы за всех мужчин оправдывался экскурсовод, – чтобы вы берегли нас... то есть своих мужей.
– Да-да, конечно, – усмехнулась одна из женщин, прячась от экскурсовода за высокую спинку сиденья.
Этой женщине вдруг стало и стыдно за свою неуместную усмешку, и обидно за то, что ей так не везло с мужчинами, обманывающими и бросающими её. Вероятно, об этом догадался экскурсовод, и ему захотелось её успокоить и разуверить в том, что она несчастная женщина. И, может, происходи это в другое время и в другом месте, он так и поступил бы...
Между тем в противоположном конце салона завязался свой разговор на заданную экскурсоводом тему. Две женщины, на вид не более сорока лет, занимающие места в последних рядах, вели беседу, не обращая внимания на мужчину, сидевшего позади. Он же никак не проявлял себя: его больше всего интересовали живописные просторы предгорья за окном.
– Кровопийцы эти мужики, – говорила одна женщина высоким, чуть хрипловатым голосом, – а ещё хотят, чтоб мы их берегли.
– Вот-вот, – соглашалась вторая, – именно как кровопийцы висели на нас.
«Висели? – промелькнуло в голове у мужчины, невольно подслушивающего разговор. – В прошедшем времени, значит...»
– И что с ними стало?
– Что стало? Их не стало: и первого, и второго хватил инфаркт.
– И правда, какие слабосильные у нас мужики.
«Интересно как получается, – удивлялся мыслитель, – и это-то у двоих так называемых кровопийц случались инфаркты... и со смертельными исходами?..»
– Эх. И моего первого Бог не миловал.
«Это ещё вопрос, кто кого не миловал... Вот теперь вы тут обе сидите передо мной, горемычные!..»
– А с другим что?..
– А с другим... со вторым? Я от него сама ушла.
«Так уж и сама? – подумал мужчина. – Если ты так говоришь, то уж верно ушёл именно он. И, наверное, правильно сделал... и даже своевременно...»
– Да уж... От таких кровопийц нужно избавляться: своевременно и решительно.
– Да, нужно...
«Вот она, эта женская солидарность, – с неодобрением подумал мыслитель, – а поодиночке вы ревёте и клянёте себя, называя дурами... И как вам живётся с такими нездоровыми мыслями о нас?»
Подруги умолкли и стали прислушиваться к тому, о чём говорили там, в начале салона автобуса. Но и там уже утихал разговор о мужчинах. Экскурсовод, позволив женщинам высказаться и излить негодование, продолжил свой интересный рассказ, вновь завладев вниманием группы.
– Вот мы и подъезжаем к первой остановке, – радостно объявил он, – чтобы позавтракать и сделать предварительный заказ на ужин.
Автобус занял место на стоянке у большого придорожного здания: на первом этаже размещалось кафе, а на втором – гостиничные номера. Пассажиры оживлённо, один за другим, выходили на улицу, разминая косточки. Женщины (большей частью матери с взрослеющими дочерьми) вереницей потянулись в кафе. Мужчин в группе оказалось всего трое.
Интерьер кафе скорее походил на столовую, где уже суетились ранее приехавшие экскурсанты. Мыслитель, сообразив, что всё равно не успеет позавтракать, вышел на улицу. Не спеша прогуливаясь туда и обратно, он не заметил, как пролетело время, и опомнился только тогда, когда услышал знакомый голос экскурсовода:
– Проходим в автобус, время... время поджимает... и так припозднились.
И действительно, только минут через пятьдесят, вместо выделенного на завтрак получаса, группа собралась в автобусе – все пассажиры по требованию экскурсовода размещались на прежних местах: так легче было выявить отсутствие какого-либо участника группы. Автобус вновь отправился в путь. Экскурсовод весело и оживлённо возобновил рассказ. Пассажиры же, ещё не угомонившиеся после завтрака, сидели как на иголках и шумно переговаривались друг с другом, не обращая внимания на гида. Но мало-помалу ему всё же удалось увлечь группу историями о нравах горцев.
Молчаливый мужчина глядел в окно и ждал, что сидевшие впереди женщины вот-вот возобновят свой разговор о кровопийцах, но этого не случилось, и он вновь увлёкся видами за окном.
Так вскоре проехали Баксан. В Чегеме автобус повернул направо, и дорога пошла вдоль шумной горной реки. Она местами то расширялась, то сужалась. Переезжая с одной стороны реки на другую, автобус проехал ещё несколько населённых пунктов и остановился недалеко от Хушто-Сырта.
Вышедшая из автобуса группа очутилась в Чегемском ущелье – каменистой теснине. Здесь грохот бурлящего горного Чегема казался зловещим. Теснина (узкое пространство между громадными каменистыми стенами) была наполнена влажным холодом. Очутившись здесь, люди казались самим себе какими-то маленькими существами: тут человеческое величие превращалось в ничтожество; того и гляди две горные массы с грохотом сомкнутся – и от людей ничего не останется... Пройдя длинную теснину, группа собралась на небольшой площадке, за которой открывался простор, хотя и здесь по обе стороны громоздились отвесные стены гор и с одной лились струи воды. Это и были знаменитые Чегемские водопады.
Группа разбрелась по пространству, наполненному холодной влажностью от Чегема и водопадов. Наслаждаясь величием здешних мест, люди между тем словно возвеличивались душой, понимая, что вся эта красота создана именно для них. Кружили их головы и пьянили не только виды, но и чистый оздоравливающий воздух. Собственно, поездки сюда и совершались за впечатлениями и здоровьем.
Мыслитель и сам хорошенько не знал, зачем он сюда ехал, – и лишь оказавшись здесь, осознал, насколько ему это было необходимо. Прогуливаясь вдоль водопадов, вдыхая чистую влажность, он чувствовал, как становится здоровее – физически и морально, вновь наполняясь радостью жизни. Поднявшись на второй этаж небольшого здания, где располагалось кафе, он заказал себе травяного чая. К нему услужливо предложили свежую выпечку и различные сладости.
– Мне без сахара и сладостей, – сказал он.
– А мы в чай сахара не кладём... Это вы уж сами разбирайтесь, – с улыбкой ответила ему девушка и ушла, весело простучав каблуками.
Мужчина проводил её взглядом, после чего приступил к чаепитию. Чёрный травяной чай казался ему сладким сам по себе. Эта сладость возбуждала радость, а тепло чая согревало не только тело, но и душу.
В это же время в кафе вошли две подруги, чей разговор он случайно подслушал. Увидев их, мужчина вдруг осознал, что теперь не испытывает к ним какого-либо пренебрежения: они казались ему хорошо знакомыми, заслуживающими если не любви, то уж верно уважения или сочувствия. Однако они не обратили на мужчину никакого внимания и прошли мимо, а он проводил их грустным взглядом.
Стоя у барной стойки, одна из женщин обратилась к своей подруге:
– Слушай-ка, а вон у того мужчины лицо кажется знакомым...
– Не знаю, – отозвалась вторая.
– Да ты, подруга, приглядись.
– Кажется, да... Но...
– Но пойдём к нему присядем?
– Пойдём...
Подруги сделали заказ и присоединились к скучающему, как им казалось, мужчине. Едва они начали разговор, как девушка принесла их заказ и вновь ушла, весело простучав каблуками.
– А мы вас раньше где-то видели, – обратилась к мужчине одна из подруг.
– И я вас раньше видел, – отозвался он.
– Вот видишь, подруга, я говорила, что он нам знаком.
– А где? – спросила вторая женщина.
– В автобусе. Вы сидите передо мной.
– Разве?
– И я могу даже вам это доказать.
– Как?
– Я слышал ваш разговор о мужчинах-кровопийцах.
Подруги переглянулись.
– Ну да, нам просто с ними не повезло...
– Не повезло, – подтвердила вторая женщина.
– И нам, мужчинам, случается, с женщинами не везёт.
– И вам лично?
– А чем я хуже или лучше других?
– А вы уже были женаты?
– А почему был?
– Или всё ещё женаты?
В ответ мужчина бессознательно потёр безымянный палец правой руки. Женщины расценили это как знак, как сигнал к действию.
– Нет... Я никогда не был женат... и никогда, думаю, не буду: свобода, милые женщины, свобода мне главнее.
– Будто кто-то собирается её у вас отобрать...
«Свободы, возможно, не лишите, – подумал он, – а вот жизни, зная вас, – очень даже возможно...»
– И что это вы, мужчины, за неё так держитесь?
– Жить охота, – грустно усмехнулся он.
Они не поняли его усмешки, но по-женски посочувствовали, даже пожалели его.
После чаепития они втроём вышли из кафе и, стоя рядом, не знали, о чём теперь говорить. Приятная влага постепенно вновь остудила их разогретые чаем тела.
– Всё, что вы слышали тогда, – прервала молчание одна из женщин, –это так, не всерьёз.
– Да и подслушивать нехорошо, – подключилась вторая.
– Я и не собирался, но то, что и как вы говорили, кого хочешь привлекло бы.
– Могли бы нас предупредить.
– Знаете, оказалось интересно услышать от вас, женщин, о мужчинах... о себе...
– Как будто мы что-то новое сказали.
– Новое не новое, но всё же – мнение, откровенное и редкое.
– Но оно может вдруг измениться...
– И даже в лучшую сторону.
«Обо мне, – подумал мужчина, – маловероятно, а вот в худшую сторону – вполне...»
– У вас, полагаю, другое мнение?
– Это так неожиданно... Дайте мне время подумать.
– Хорошо, даём, – согласилась первая женщина.
– И время покажет...
– Как это верно, – заключил мужчина.
Они стали прогуливаться вдоль водопадов втроём. Из-за грохота воды собеседники, ведущие тихий разговор, порой не слышали друг друга. Тогда они умолкали, и молчание было им приятно. Несколько устав от ходьбы, они остановились напротив водопада, от которого летели мелкие, как пыль, брызги. Пристально вглядываясь в игру струй, зрители рассмотрели причудливые лица: женщинам они показались грозными и старушечьими, а мужчине, стоящему чуть в стороне, – улыбающимися и детскими. И это несоответствие удивляло их и веселило...
Но, к сожалению, рано или поздно всё хорошее, как, впрочем, и плохое, заканчивается. Настала пора возвращаться к автобусу, ожидавшему свою группу.
Проходя обратно по теснине, каждый вновь ощутил своё человеческое ничтожество. Люди торопились выйти из неё, чтобы вновь обрести уверенность. С её возвращением экскурсанты ощущали себя спасёнными от неминуемо надвигающейся угрозы, которая словно притаилась где-то совсем близко.
Пассажиры, наполненные впечатлениями и даже несколько оздоровившиеся, расселись по прежним местам. Экскурсовод устал и был теперь не словоохотливым.
– Как я понимаю, – говорил он, – вы набрались впечатлений, желаю вам сохранить их как можно дольше, а если у кого появятся ко мне вопросы – я в вашем распоряжении.
Обратная дорога была скучной... Женщины, бывшие в начале пути подругами, теперь оказались соперницами. У каждой в голове роилась одна и та же мысль: как бы заполучить мужчину, сидящего позади. Они думали-размышляли про себя и не разговаривали. А мужчина между тем ждал продолжения беседы.
«Наверное, мне было бы лучше поменяться с кем-нибудь местами, – сожалел он. – Видать, они о чём-то крепко призадумались и не хотят больше со мной говорить... Не хотят – и не надо... мне же лучше...» – подумал он и отвернулся к окну.
За окном быстро темнело – точно так же темнело и в автобусе... Вскоре автобус остановился там же, где и утром. Пассажиры вышли и отправились в кафе, где их ждал заказанный ужин.
Подкрепившись, экскурсанты несколько повеселели.
...Автобус осторожно и легко преодолевал подъёмы, а после радостно сбегал вниз. Теперь он возвращался домой, и перекрёстки дорог с красными глазами больше не портили ему настроения. Напротив, они казались маяками, ориентирами, позволяющими безопасно двигаться в тёмном пространстве и доставить в целости пассажиров до пункта, из которого они выехали рано утром.
Комнатная тишина
Рассказ
В большой комнате с тремя огромными окнами стояла тишина. То, что она стояла, это только казалось.
На противоположной стене висели старинные часы – вот они-то и создавали незримую подвижность тишины. Те самые часы, казалось бы, не то лениво, не то устало (вернее даже старчески) ежесекундно ударяли своим каждым неподвижным шагом. Его неподвижность сначала выражалась крадущейся скрипучестью, а затем – взорвавшимся ударом, показавшимся громом.
Окна же комнаты оставались наглухо затворёнными: давно уже как не открывались. Даже шум улицы не проникал в это странное помещение.
Но самым странным было то, что все вещи, находившиеся в этой комнате, старчески кряхтели, будто переговаривались между собой. Все они так устали стоять, лежать, висеть на своих местах – им так не терпелось хоть куда-нибудь переместиться... Они кряхтели, покрывались пылью, неизвестно откуда берущейся. А бралась она из старости и тишины. Любая старость содержит седину, а в данном случае пыль и есть эта седина.
Характерным являлось и то, что отсутствовала мера времени: комнатная тишина не ощущала ни дня, ни ночи. Между тем через огромные окна проникал в помещение и дневной свет, иногда наполненный солнечным теплом, и ночной свет, а вернее, тьма, иногда наполненная лунным сиянием. Так что и днём, и ночью происходило старение, запыление комнатных вещей с каждым ежесекундным шагом времени.
– И что это они всё ходят и ходят тут? – казалось бы, периодически возмущались из зависти неподвижные вещи. – Вот не стоится им на месте.
– Они не стоят, – как бы заметила одна проницательная вещь, – а висят.
– Ну конечно, – обижались те вещи, как будто им сделали несправедливое замечание, – вам хорошо: вы лежите, а нам приходится стоять.
– Хм, – послышалась хрипловатая насмешка. – «Приходится стоять» – как будто у вас ноги выросли от беспрестанного стояния на ваших отсутствующих ногах.
Эх, если бы вы только могли слышать старческое ворчание тех вещей, которых успели снабдить огромным словарным запасом. И таких старых вещей здесь, в этой комнате, находилось довольно-таки много. Сколько книг здесь было – стояло на полках, тесно прижавшихся друг к другу, что даже невозможно было продохнуть. Как они тужились, чтобы вдохнуть, прежде чем произнести слова, находящиеся в их лексиконах.
– Вот они, безделицы, – говорили деловые книги, – не знают настоящего дела, а ещё возмущаются...
– Вот бы их втиснуть сюда, – негодовали другие – научные книги, – и мы бы посмотрели тогда, как они завозмущались бы...
– А чего им возмущаться, – заключали художественные книги, – им, не имеющим в себе никакой одушевлённости?..
– Очевидно, – в свою очередь возмущались вещи-безделицы, – вас за то туда и затиснули.
– Это за что? – возмутились разом книги.
– За вашу же сердитость, во-первых, – отвечали они, – а во-вторых, за отупевшее свободомыслие... болтаете тут что хотите.
– Да, да, – поддерживали друг друга безделицы, – им не продохнуть, а дуются... сердятся на нас, будто мы в их тесноте виноваты.
– Надутые умники...
– И ещё какие... так им и надо...
– А если бы вы умели читать, то у нас было бы о вас другое мнение.
– Мы вообще к вам не хотим иметь никакого отношения, – обиделись безделицы, – и вот вам совет: поменьше дышите – и вам тогда там, в тесноте, будет свободнее... Тогда и не будете сердиться на нас и обзывать безделицами...
– Ну да, ну да... Сердись не сердись, а иначе вас и не назовёшь. Другое дело – часы. Они ходят... ходят: показывают время.
– Время! – усмехнулась бойкая безделица. – Оно нами не управляет... хотя и пугает нас время от времени своими шагами...
В это самое время часы со скрипом натужились – и вдруг произвели громовой удар. Безделицы от неожиданности вздрогнули – и только спустя несколько секунд облегчённо вздохнули.
После этого установилась тишина с каким-то бредовым, непонятным человеческому слуху разговором. Шорох тишины то усиливался, то уменьшался, то утихал совсем. Слышались беспрестанные, ежесекундные шаги настенных часов. В отсутствие хозяина комнаты они звучали особенно громко и устало.
Хозяин же находился в продолжительном отсутствии. А его вещи оставались на своих местах, покрываясь пылью, и безнадёжно старели... Хотя иногда именно благодаря старению вещи выигрывают в цене.
Вскоре часы остановились, умолкли: они как будто наконец осознали, что деятельность их бессмысленна. Тем более что для вещей, находившихся в одной комнате с часами, время не имело никакого значения. И только после этого в комнате установилась такая тишина, что она показалась не только пугающей, но и безвозвратной, окончательной.
Разговор между вещами всё больше и больше обрастал бессмыслицей. Даже книги, имеющие огромный словарный запас, уже, казалось, становились несловоохотливыми и малозначащими. Таким образом всё в комнате мало-помалу привыкало к тишине, а вскоре, как ни странно, эту тишину даже полюбили...
Но вдруг металлический скрежет прорезал тишину: неожиданно послышалось, как ключ уверенно вошёл в замочную скважину, совершил свой круговой оборот – и со скрипом сдвинулся засов с ригелем дверного замка. Всё с замиранием ждало, что вот-вот отворится дверь комнаты...