Впервые я попал в Театр им. Моссовета во второй половине 1970-х. По своему статусу и высокохудожественному уровню это был главный театр Москвы. Хороших, легендарных, талантливых, экспериментальных театров было много. Этот оставался единственным в своём роде. Двадцать лет кряду я видел всё, что тут шло. А потом жизнь развела меня с этим адресом.
Несколько месяцев назад мы встретились снова. Я узнал старика и не узнал его вовсе. Десяти увиденных спектаклей хватило, чтобы перед глазами встала ясная картина. Незадолго до своего столетия театр практически агонизирует. Как огромный лайнер, лишившийся своего капитана и старших офицеров. В рубке которого встал у штурвала некто, плохо различимый за туманом. Четвёртый год ярко освещённый, гремящий музыкой и битком набитый праздной публикой гигант предпринимает титанические усилия для встречи в океане жизни со своим единственным и неповторимым айсбергом. Эта апокалиптическая фантазия была таковой ровно до того, пока я не прочёл в «ЛГ» интервью с народной артисткой России Валентиной Талызиной. И понял, что являюсь оптимистом.
Актриса работает в труппе 61-й год. Сегодня она играет лишь Вассу Железнову М. Горького. Я смотрел этот спектакль четыре раза. Решение образа героини у Талызиной в режиссуре Сергея Виноградова не имеет ни аналога, ни предтечи на мировой сцене. Уйдя в ритм и рисунок тихого, неодолимого ничем спокойствия в своей правде, актриса открыла новый образ в пьесе.
В нынешнем репертуаре до недавнего времени было 33 спектакля. Не стало С. Юрского. Заболел другой актёр. И из списка вылетело четыре названия сразу. Чуть более десяти процентов от общего объёма. Заделать такую прореху в разгар сезона – дело нешуточное.
Впрочем, публика пока как бы ничего не замечает. Равно как и артисты, вкупе с механизмом администрации, мастерских, цехов, персонала. После внезапного ухода из жизни подряд трёх мастеров сцены в начале года народ буквально бросился в Театр им. Моссовета. Сидя в зале, я воочию наблюдал это даже на ещё недавно не слишком кассовых спектаклях. Театральные маркетологи подтвердят: с точки зрения психологии потребителя зрелищных услуг реакция вполне объяснима. И прибыльна. Пока что.
Половина постановок – это «по». «По роману», «по повести», «по книге», «по мотивам». Есть даже уникальная в своём роде вещь: театральная версия на тему фильма С. Крамера «Корабль дураков» (1965).
Прекрасно, когда директор театра берёт на себя суровую ношу «ответа за всё». А отвечать надо. В.Т. Панфилова служит этому театру 49 лет. Согласно Википедии, она является директором театра «по состоянию на 2018 год». Формулировка, хоть как-то объясняющая, откуда при столь солидном опыте такие огрехи в работе. Кто же станет продавать прошедшие сезон спектакли как «премьеру»? А в репертуаре таковых немало.
С неизменным успехом, при полном зале идёт в театре уже тринадцать лет «Мораль пани Дульской». Кстати, бенефис, делавшийся П. Хомским для В. Талызиной в 2005 году. Это была ровно 50-я постановка драмы Г. Запольской на русской сцене за 100 лет со дня её появления у нас ещё под названием «Фарисеи». За почти полтора десятилетия в спектакле изменилось многое. Но то, что происходит на сцене сегодня, не имеет ничего общего как минимум с задумкой автора пьесы. Язвительно поданный автором мещанский конфликт между деспотичной хозяйкой и обесчещенной её сыном служанкой «из простых» превратился в эффектный и долгий вставной номер – дуэт Ольги Кабо и Станислава Бондаренко.
Конечно, нет ничего дурного в том, что публика ходит смотреть на талантливых и известных исполнителей. Но вся эта ситуация со спектаклем внутри спектакля крутится исключительно вокруг того, что и им никто ничего не даёт делать сообразно таланту и летам. Если бы это было не так, на Кабо и Бондаренко ставили бы дуэтные вещи по не стареющему принципу «афиша–публика–касса». Дирекция, где же вы? Живые, во всех смыслах, деньги!
Возможно, годы спустя, о В.Т. Панфиловой будут говорить, как о знаковой фигуре, «вовремя подхватившей пошатнувшееся знамя родного театра». Но за сиюминутностью финансовых устремлений иные благие намерения закономерно могут завести непонятно куда. Ведь получается, что чем живы – тем и сыты.
Но почему же всё-таки театр, в котором происходят такие странные вещи, о которых рассказывает в «ЛГ» В.И. Талызина и которые видны даже рядовому зрителю, всё-таки находится пока на ровном плаву? Без государственного призора, без (буквально) царя в голове, без творческих планов к грядущему столетию
А как ещё быть с тем, что в репертуарном театре, недавно имевшем все признаки такового, вдруг заговорили о «театре Юрия Ерёмина»? Сам слышал в антракте.
Но здесь нынче идут постановки четырнадцати(!) режиссёров. Одиннадцать имён с их интереснейшими во всех отношениях спектаклями можно сразу отбросить за скобки по причине скромности их количественного вклада в общий котёл. Один (у троих – по два) спектакль общей погоды при всём его художественном качестве на театре не делает. Хотя и является манком на «своего зрителя».
Три режиссёрских опыта Андрея Кончаловского, своеобразную «чеховскую трилогию» я бы сопоставил с постановками Юрского (драматурга, режиссёра, исполнителя), каковые здесь существовали до 8 февраля сего года. Но со смертью мастера ушли в небытие. Посему говорить о «театре Кончаловского» – сложно, если вообще возможно. Он – кинорежиссёр профессиональный, а чаще и безукоризненный. На театральной же сцене его постановки сейчас обнажены, как натурщица на Монпарнасе. Спрос, акценты, критический и зрительский отклик на его эксперименты теперь, по утрате противовеса Юрского, несомненно, прозвучат вновь. В трудно предсказуемом виде.
Шесть спектаклей покойного Павла Хомского продолжают жить. Но спектакли стареют, меняются. Иногда – до неузнаваемости. Что же говорить тогда о постановках, которым 10–15–20 лет? Безусловно, нужны в них и коррекция текста (к первоначальному), и восстановление мизансцен (режиссёрских, а не удобных артистам), иногда и пересмотр светового оформления (с учётом последних новинок века). Далее можно говорить долго и предметно. Но с кем? Собеседника в человеческом и творческом ранге Павла Хомского ныне в этом театре нет.
Ну а что же тогда такое «театр Юрия Ерёмина»? Это семь идущих с успехом у публики постановок. Вот это обстоятельство и питает мои опасения. Дело в том, что Юрий Иванович как раз и является главным специалистом по превращению классической художественной литературы в сценическое действо. Литературу он для этого выбирает неслабую: два романа Достоевского, роман Тургенева, роман Лермонтова.
Говорить обо всех этих трактовках можно, на мой взгляд, лишь лозунгами на транспарантах: «Они писали пьесы тоже!»; «Не дадим звучать на сцене мату в адрес Настасьи Филипповны!»; «Давайте уважать творческую и личную биографию Тургенева!». Ну и т.д. Когда я, посмотрев «Baden-Баден», прихожу на «Идиота» и понимаю, что я уже где-то видел это всё на днях, моё сердце зрителя переполняет гордость лишь за два момента: костюмы В. Севрюковой и светооформление спектаклей.
Стоит особо остановиться на жестоко и крайне тенденциозно обкорнанной версии драматической трилогии А.К. Толстого. Дело в том, что Алексей Константинович основывался на источниках, каковые полагал совершенно лживыми по отношению к подлинной реальности того времени. Царь Феодор I Иоаннович, к примеру, за свою истинную деятельность на благо Российского государства причислен к лику святых. Со слабоумием это понятие не имеет ничего общего. Кроме того, автор ввёл в текст каждой драмы много личного, даже семейного – безусловно, понятного его современникам 150 лет назад. Но совершенно чуждого и лишнего для зрителя нынешнего.
Однако когда дело идёт о магическом превращении собственно трилогии в чёрно-белую партию в двух актах, к чему примеряться?.. Если из художественного произведения выкинуты целые смысловые сцены, картины, явления, собственно кульминации этих драм – какой вообще может быть спрос, к примеру, с артистов?! А они играют то, что им предложено автором даже не пьесы – инсценировки «по»! Но тут между «что» и «как» – пропасть. Ведает ли прекрасный артист Виктор Сухоруков, что 10 лет изображаемому им умалишённым царю Фёдору Иоанновичу Россия нынешняя обязана многим? Полагаю, что нет. Знает ли одарённая актриса М. Кондратьева, что исполняемая ею царица Мария Нагая – собственно и есть то историческое лицо, благодаря которому Россия вообще имеет в своей истории понятие «Смутное время», в которое свалилась на несколько десятилетий? Не уверен. А ведь она играет точно, талантливо, мощно – на двух выходах и едва ли десятке реплик!!! Вот и выдирай после такого из-под уникальных артистов литературную первооснову...
Вообще, поименованный зрителями «театр Юрия Ерёмина» сегодня более походит на вечернюю школу рабочей молодёжи. Во всяком случае, немудрено, что публика, выходящая из зала, во весь голос заявляет в фойе, «что надо бы перечитать книги!». И, если цель спектаклей режиссёра Ерёмина состоит в культурном просвещении весьма малочитающих россиян, то её, бесспорно, оправдывают абсолютно любые средства.
Александр Иванов, киновед