Игорь Савельев. Терешкова
летит на Марс: Роман. – М.: Эксмо, 2012. –
224 с. – 3100 экз.
Это первая книга 29-летнего уфимского писателя, журналиста и критика Игоря Савельева (роман был опубликован в журнале «Новый мир»), дважды финалиста премии «Дебют». До этого были лишь публикации в «толстых» журналах.
Начнём с того, что «Терешкова летит на Марс», конечно, не роман. А самая что ни на есть повесть. Одна сюжетная линия, скудная горстка героев, относительно небольшой объём.
Весьма незамысловат и сюжет. Главный герой, Павел, молодой и пылкий, но уже успевший устать от жизни, мается от тоски и безысходности: любимая девушка уехала учиться в Америку, гнетёт тягомотная неинтересная работа менеджером в авиакомпании «АРТавиа», осуществляющей VIP-перевозки, не радуют алкогольные посиделки с друзьями, один из которых графоман, мечтающий покорить столицу... Герои готовы к юному и бессмысленному бунту в борьбе за справедливость – мечтают вывести на чистую воду компанию-секту «АРТавиа», внушающую своим клиентам иллюзорную мысль о полной безопасности полётов и дерущую за оную втридорога. Павел с друзьями бродят по ночному провинциальному городу (скорее всего, это Уфа) и расклеивают листовки, разоблачающие деятельность авиакомпании, вовлекая в опасное приключение и дочь одного из богатых клиентов, влюблённую в главного героя. В сущности, это повесть о мечте, мечте всякого молодого поколения – изменить мир, и в чём-то она сродни мечте Терешковой осуществить полёт на Марс: одновременно прекрасна и невозможна.
Тема, надо сказать, отнюдь не нова. И у Игоря Савельева она, увы, не получила свежего звучания. «Лишний человек» выброшен за борт действительности, он люто презирает её, критикует, морщится от отвращения, изнывает от тоски и в то же время не способен на какой бы то ни было поступок. Даже не геройский, а просто добрый и человечный. Единственное, на что его хватает, – это поехать в больницу к матери своей девушки, пока та мучается в поисках лучшей жизни в Питтсбурге...
Инфантильный безвольный герой-интеллигент, всем на свете недовольный, – вообще излюбленный персонаж современной, особенно молодой, прозы. В центре повествования его рефлексия, сквозная нота которой – разочарование. Но, может, хватит уже об этом? Может, настала пора для другого героя? Если не сугубо положительного (что, скорее всего, будет смотреться скучно), то хотя бы способного на поступок, на посильное малое делание.
Итак, попробуем разобраться, что автору удалось.
Во-первых: удалось создать атмосферу эдакого протестного драйва, состоящего из смеси переспелой наивности и рано созревшего цинизма, яростной и, по сути, немотивированной ненависти к хозяевам жизни и невозможности что-либо изменить в окружающем мире.
Во-вторых: автор достаточно наблюдателен, точен в деталях, внимателен к собственным персонажам: они получились живыми и убедительными, хорошо написаны диалоги, достаточно крепок композиционный каркас.
В-третьих, текст читается с интересом. И даже не к тому, до чего в итоге додумаются герои, а к автору, в отношении к стилю которого симпатия то и дело омрачается раздражением.
У раздражения есть вполне объективные причины.
Например, неряшливость. Происходящая, с одной стороны, от ломки писательского голоса – так подросток то говорит фальцетом, то басит, словно пробует тональность на вкус, – отчего появляются и ритмические сбои, и неоправданные инверсии; с другой стороны – от нелепых образов и вкусовых провалов, касающихся русского языка. Примеров можно привести довольно много.
«Волейболист то поспать пытался, то стоял, как слон, нависая над всеми. Шнурки, небритость, ногти как иконы». Почему «как слон»? А «ногти как иконы» вообще ни о чём не говорят, кроме как об эстетическом промахе автора.
Вот герой и его девушка «изнемогают» на соседних страницах: «Наташа изнемогала тогда, разбираясь в многоступенчатых словесных формулах, злилась, посылала Пашу за дефицитным англо-русским словарём юридических терминов» (стр. 44); «Он изнемогал от звёздной болезни...» (стр. 45).
А вот неуклюжий образец сильных чувств: «Шипы обиды сидели в носоглотке...»
Иногда элементарно не хватает редакторской правки: «Ничего не получилось. Всё, что он отчаянно пытался сделать, оказалось зря, он у разбитого корыта, – и Паша зверел от отчаяния». «Игорь замолчал, но ненадолго. Он вообще никогда не обижался, и это по-своему тоже уязвляло: казалось, его тоже невозможно ничем задеть».
Весьма странно смотрятся скудные сцены наподобие описания знакомства героя со своей будущей возлюбленной: «Паша даже и не помнил, как завязался разговор с Наташей, симпатичной активисткой из политеха, облепленной волосами: от пакета на голову отказывалась категорически. Через полчаса они уже весело хлебали ядовитый алкогольный коктейль из баллона, кем-то щедро протянутого; через час орали вместе и фанатично, как фашисты, на разрыв гланд...»
Кстати сказать, книга Игоря Савельева получила хорошую прессу, о ней положительно отозвались критики В. Левенталь и К. Анкудинов (последний даже хвалил русский язык автора).Скольких молодых авторов сбили с толку похвалы критиков, выданные авансом! Скольких погубил ярлык мнимой гениальности!
Один известный писатель рассказывал мне о том, как он вёл семинар прозы в Липках. Терпеливо и внимательно слушал прозу молодых авторов, а потом молча, не критикуя и ничего не говоря, открывал «Войну и мир» и начинал читать. Ну, так, для сравнения. С той же целью можно было бы прочесть Бунина или Чехова. И почувствовать то, что называется стилем. Авторской интонацией. Этическим напряжением смысла.
Вот этого, собственно, прозе Игоря Савельева пока ещё не хватает. Есть только попытка нащупать нечто своё: тему, интонацию, образ мира.
Сказать, что попытка неудачная, нельзя. Но и серьёзной удачей данную книгу, пожалуй, при всех отмеченных достоинствах не назовёшь.
Однако автор, безусловно, человек талантливый, с потенциалом.
Подождём следующей книги.
Может, тогда и узнаем – как там, на Марсе.