СЕМЬ НОТ
На дворе ещё начало мая, а разговоры только о предстоящем XIII Международном музыкальном конкурсе имени Петра Ильича Чайковского. Понятно почему, во-первых, все соскучились, а главное – можно будет вполне объективно судить о развитии отечественных музыкальных школ, о достоинствах и недостатках. Всегда полезно знать правду. Да и как всякое состязание, конкурс – мощный заряд для талантливых людей. Ими мы, слава богу, не обижены. В апреле завершился цикл концертов Большого симфонического оркестра им. П.И. Чайковского под управлением Владимира Федосеева «Aimez-vous Brahms? (Любите ли вы Брамса?)... или тоска по романтизму». Монографические циклы становятся модными у московских музыкальных коллективов. Только что счастливчики прослушали Бетховенские академии Михаила Плетнёва, а теперь вот и блестяще сыгранный во многих концертах Брамс. Оркестр Владимира Федосеева в отличной форме и в полном взаимопонимании со страстным романтиком. Во Втором концерте Брамса солировал хорошо известный меломанам пианист Фредерик Кемпф (Великобритания). Сдержанная, строгая манера исполнения, свойственная Кемпфу, была очень кстати: романтизм от этого не пострадал, а, напротив, предстал впечатляющим и волнующим.
Лучший сольный концерт в апреле дала заслуженная артистка России, профессор Мария Степановна Гамбарян. Она играла в родной ЦМШ. Рядовой, казалось бы, концерт. Случайные слушатели. Никаких гонораров. Но тем, видимо, и отличаются большие музыканты и талантливые педагоги, что подобные обстоятельства не имеют для них ни малейшего значения. А вот в музыке – всё подлинно, без скидок и на зал, и на возраст, и на прочие штучки. Неповторимость концерта в исключительной звуковой технике. И для глаз был простор, но уж для ушей – редкое пиршество. Все действительно обратились в слух и были покорены совершенством игры М.С. Гамбарян. И вариации Рамо, и две пьесы Мессиана из тетради «20 взглядов на младенца Христа», и «Ундина», «Печальные птицы», «Альборада» Равеля отличались редкой выразительностью звучания. Один из неутомимых эксплуататоров инструмента, на котором играла Мария Степановна, сидел рядом со мной и в полном изумлении молвил: «Этот рояль никогда так не звучал...». Но окончательно покорил всех Шуберт. Наверное, у пианистки и композитора – свои, дневниковые, эпистолярные какие-то отношения. И было приятно, хоть и со стороны, несколько минут в этом диалоге участвовать. Мария Степановна, кроме того, в очередной раз продемонстрировала, что такое музыкальная школа Константина Игумнова, ученицей которого была. Весьма своевременное и актуальное напоминание «для стен», в которых звучал этот удивительный концерт.
В апреле состоялись и новые концерты хорошо задуманного филармонией цикла «Играют органисты Парижских соборов». Мне удалось выбраться только на один из них – играл органист собора Валь-де-Грас Эрвэ Дезарбр. Программа была какой-то школьной, малолюбопытной. Трудно признать удачными некоторые переложения для органа. Прелюдия С. Рахманинова, по-моему, напрасно подверглась органному преображению. Видимо, не все сочинения готовы без потерь поменять изначальное своё предназначение. Всё-таки Сергей Васильевич Рахманинов был, как известно, превосходным пианистом и, великолепно зная возможности инструмента, ему и доверял многие сочинения. Наверное, виртуоз-органист сыграет и «Полёт шмеля» Римского-Корсакова, но кто ж в такого шмеля поверит? Этот будет, скорее, слон, прикидывающийся шмелём. Временами вообще возникало впечатление, что органист плохо представляет, куда он приехал. В России – великолепная органная школа, и слушатели избалованы знанием органной литературы. Поэтому не особенно верили хорошо отрепетированным жестам Дезарбра: после исполнения какого-нибудь незатейливого вальсочка он щедро протягивал руку в сторону нот – вот, дескать, кому предназначены ваши аплодисменты, а потом и в сторону инструмента, способного воспроизводить такие шедевры. Шедевров, к сожалению, мы не дождались. Была исполнена пьеса Юрия Каспарова для магнитофонной ленты и органа, слушая которую, я сожалел, что отключены мобильные телефоны, они придали бы незатейливому сочинению большую достоверность, а если бы на сцену ещё и джип выехал и время от времени пипикал – автору можно было бы простить нудную, скучнейшую партию органа. В общем, странный концерт, а такого количества вальсов орган в зале Чайковского за всю историю своего существования не озвучивал.
Впервые за многие годы в Большом зале Консерватории Национальный филармонический оркестр (художественный руководитель и главный дирижёр – Владимир Спиваков) под управлением Теодора Курентзиса исполнил Девятую симфонию Антона Брукнера. Последнее и неоконченное сочинение талантливейшего австрийского органиста и композитора. Брукнер – явный поклонник Бетховена. В мощных раскатах Девятой это особенно ощущается. И именно мощные, трагические взлеты симфонии, по-моему, объединяют композитора и дирижёра. Курентзис, главный дирижёр Новосибирского театра оперы и балета, – частый гость в Москве. И всегда интересный. Его присутствие за дирижёрским пультом – отдельный впечатляющий графический сюжет. Управляет оркестром энергично и жёстко. Партитура, чувствуется, прочитана тщательнейшим образом, никаких экспромтов, а главное, что и композитор в экспромтах не нуждается. Даже атмосфера в зале насыщена энергичным личностным присутствием дирижёра. И Девятая честнейшим образом получается Брукнера-Курентзиса. О чём никто из присутствующих не жалеет.
В Музыкальном музее им. М.И. Глинки показывали новую работу из цикла Андрона Кончаловского «Гении» – документальный фильм об Александре Николаевиче Скрябине. Полезная картина. Лучшие кадры – Генрих Нейгауз и Владимир Горовиц непосредственно за роялем объясняющие, чем их привлекает композитор. Эта бессловесная привязанность убедительнее и важнее многих слов, придуманных сценаристом и разными знатоками творчества композитора. Очень много Блаватской. И теософских истоков Скрябина. И чрезмерно, на мой взгляд, эксплуатируются разнообразные знания писателя Федякина. Хорошо уже то, что Скрябина можно послушать самостоятельно и самостоятельно попытаться понять, почему, когда уже никто не читает Блаватскую и даже не все – Федякина, композитор так современен и популярен.
Лучший сольный концерт в апреле дала заслуженная артистка России, профессор Мария Степановна Гамбарян. Она играла в родной ЦМШ. Рядовой, казалось бы, концерт. Случайные слушатели. Никаких гонораров. Но тем, видимо, и отличаются большие музыканты и талантливые педагоги, что подобные обстоятельства не имеют для них ни малейшего значения. А вот в музыке – всё подлинно, без скидок и на зал, и на возраст, и на прочие штучки. Неповторимость концерта в исключительной звуковой технике. И для глаз был простор, но уж для ушей – редкое пиршество. Все действительно обратились в слух и были покорены совершенством игры М.С. Гамбарян. И вариации Рамо, и две пьесы Мессиана из тетради «20 взглядов на младенца Христа», и «Ундина», «Печальные птицы», «Альборада» Равеля отличались редкой выразительностью звучания. Один из неутомимых эксплуататоров инструмента, на котором играла Мария Степановна, сидел рядом со мной и в полном изумлении молвил: «Этот рояль никогда так не звучал...». Но окончательно покорил всех Шуберт. Наверное, у пианистки и композитора – свои, дневниковые, эпистолярные какие-то отношения. И было приятно, хоть и со стороны, несколько минут в этом диалоге участвовать. Мария Степановна, кроме того, в очередной раз продемонстрировала, что такое музыкальная школа Константина Игумнова, ученицей которого была. Весьма своевременное и актуальное напоминание «для стен», в которых звучал этот удивительный концерт.
В апреле состоялись и новые концерты хорошо задуманного филармонией цикла «Играют органисты Парижских соборов». Мне удалось выбраться только на один из них – играл органист собора Валь-де-Грас Эрвэ Дезарбр. Программа была какой-то школьной, малолюбопытной. Трудно признать удачными некоторые переложения для органа. Прелюдия С. Рахманинова, по-моему, напрасно подверглась органному преображению. Видимо, не все сочинения готовы без потерь поменять изначальное своё предназначение. Всё-таки Сергей Васильевич Рахманинов был, как известно, превосходным пианистом и, великолепно зная возможности инструмента, ему и доверял многие сочинения. Наверное, виртуоз-органист сыграет и «Полёт шмеля» Римского-Корсакова, но кто ж в такого шмеля поверит? Этот будет, скорее, слон, прикидывающийся шмелём. Временами вообще возникало впечатление, что органист плохо представляет, куда он приехал. В России – великолепная органная школа, и слушатели избалованы знанием органной литературы. Поэтому не особенно верили хорошо отрепетированным жестам Дезарбра: после исполнения какого-нибудь незатейливого вальсочка он щедро протягивал руку в сторону нот – вот, дескать, кому предназначены ваши аплодисменты, а потом и в сторону инструмента, способного воспроизводить такие шедевры. Шедевров, к сожалению, мы не дождались. Была исполнена пьеса Юрия Каспарова для магнитофонной ленты и органа, слушая которую, я сожалел, что отключены мобильные телефоны, они придали бы незатейливому сочинению большую достоверность, а если бы на сцену ещё и джип выехал и время от времени пипикал – автору можно было бы простить нудную, скучнейшую партию органа. В общем, странный концерт, а такого количества вальсов орган в зале Чайковского за всю историю своего существования не озвучивал.
Впервые за многие годы в Большом зале Консерватории Национальный филармонический оркестр (художественный руководитель и главный дирижёр – Владимир Спиваков) под управлением Теодора Курентзиса исполнил Девятую симфонию Антона Брукнера. Последнее и неоконченное сочинение талантливейшего австрийского органиста и композитора. Брукнер – явный поклонник Бетховена. В мощных раскатах Девятой это особенно ощущается. И именно мощные, трагические взлеты симфонии, по-моему, объединяют композитора и дирижёра. Курентзис, главный дирижёр Новосибирского театра оперы и балета, – частый гость в Москве. И всегда интересный. Его присутствие за дирижёрским пультом – отдельный впечатляющий графический сюжет. Управляет оркестром энергично и жёстко. Партитура, чувствуется, прочитана тщательнейшим образом, никаких экспромтов, а главное, что и композитор в экспромтах не нуждается. Даже атмосфера в зале насыщена энергичным личностным присутствием дирижёра. И Девятая честнейшим образом получается Брукнера-Курентзиса. О чём никто из присутствующих не жалеет.
В Музыкальном музее им. М.И. Глинки показывали новую работу из цикла Андрона Кончаловского «Гении» – документальный фильм об Александре Николаевиче Скрябине. Полезная картина. Лучшие кадры – Генрих Нейгауз и Владимир Горовиц непосредственно за роялем объясняющие, чем их привлекает композитор. Эта бессловесная привязанность убедительнее и важнее многих слов, придуманных сценаристом и разными знатоками творчества композитора. Очень много Блаватской. И теософских истоков Скрябина. И чрезмерно, на мой взгляд, эксплуатируются разнообразные знания писателя Федякина. Хорошо уже то, что Скрябина можно послушать самостоятельно и самостоятельно попытаться понять, почему, когда уже никто не читает Блаватскую и даже не все – Федякина, композитор так современен и популярен.