Анатолий Коломейский
До начала спектакля оставался один звонок. Театральная общественность нетерпеливо бурлила перед рамкой металлодетектора.
– Ключи, смартфон, кошелёк – на стол! – ритуально бормотал сотрудник охраны, совершая пассы сканером.
Некоторым предлагалось снять ремень, что для остальных превращало унылую процедуру в иммерсивное театральное действо, некий бонус к представлению.
– Я в курсе! – хвастанул Гомогенов. – Тесёмкой подпоясался!
И шмыгнул в рамку. Рамка звякнула.
– Металлические предметы есть? – проснулся охранник.
– Открывалка! – продемонстрировал затюканный девайс Гомогенов. – Мало ли какая неожиданность подстережёт в буфете!
И резво описал дугу, вписываясь в рамку. Та безэмоционально озвучила проход.
– Циркуль! – порылся в карманах Гомогенов.
– Вы, наверное, известный конструктор! – Уважение пронзило охранника, как стрела воздушный шарик. – Собираетесь поконструировать в антракте?
– Нет, в антракте я собираюсь циркулировать между буфетом и туалетом! – открылся Гомогенов.
– А для неожиданности в туалете ничего не припасено? – вырвалось у охранника.
– Ёршик! – признался Гомогенов. – Но на пластмассу рамка не реагирует!
Охранник облегчённо вздохнул. На выдохе он услышал, как очередной заход Гомогенова ознаменовался раздражённым лязганьем металлоискателя.
– Разводной ключ! – объявил Гомогенов подобно конферансье, предваряющему выход народного артиста.
Охранник сгруппировался в знак вопроса.
– Не расстаюсь после развода, чтобы помнить об обретённой свободе!
Театральная общественность с шуршанием и скрежетом шерстила интернет в поиске выражений, цензурно характеризующих возникший затор.
А Гомогенов неугомонно нарезал круги, постепенно терявшие идеальность окружности.
– Зачем шарики в театре? Шарикоподшипники менять? – Охранник не терял надежду вскарабкаться на вершину здравого смысла.
– Для кого-то шарики, а для меня – искусственный интеллект, – снизошёл до объяснения Гомогенов. – В аннотации говорится, что спектакль предполагает размышление. Вот я шариками и пораскину!
И снова нырнул в рамочный проём. Рамка перешла на визг.
– Пистолет?! – Охранник тщетно поискал глазами ближайший блиндаж.
– Детский! – чмокнул дуло Гомогенов.
– А где же мальчик? – неосознанно и коряво процитировал основоположника соцреализма охранник.
– Револьвер не связан с демографией! Классику надо знать: на стене висит ружьё, которое должно выстрелить, но даёт осечку… И тут я вставляю пистон…
– Мне командир такой пистон вставит за несанкционированный митинг! Мышью проскакивай!
На первом же скачке охранник узнал, что мыши бывают с колокольчиками.
– Мелочь в трусах! – доверительно шепнул Гомогенов.
– С мелочью в трусах надо не в театр ходить, а к урологу! – не то сочувственно, не то угрожающе донеслось из недр театральной общественности.
– Мелочь – деньги! – попытался восстановить пошатнувшееся реноме Гомогенов. – Мама в трусы зашила, когда отправляла меня в пионерский лагерь!
– Те же трусы?! – в лучших хоровых традициях грянула очередь. – Антиквариат?!
– Другие! – словно отзываясь на рамочную истерику, прозвенел Гомогенов. – Карман – тот же! На молнии!
– И деньги, и молния в одних трусах! – проявили реальную заинтересованность обитательницы амфитеатра и галёрки.
– Совершу должностное преступление! – обнял рамку охранник. – Топай мимо!
Гомогенов топнул. Охранник перекрестился детектором.
– Забыл сказать! – обернулся Гомогенов. – За мной занимал Анатолий Вассерман! Он сейчас подойдёт!
Театральная общественность неорганизованно взвыла…