Мамед Халилов. Избранные произведения в двух томах. – Т. 1. – Тень журавля. Стихи. – Ярославль: ИПК «Индиго». – 255 с.: ил.
Первый том своих избранных произведений Мамед Халилов скромно назвал «Тень журавля», подсознательно или осознанно намекая, что его творчество как бы находится в тени его великого земляка Расула Гамзатова.
Этот поэтический сборник уже вызвал много споров в литературных кругах сразу двух регионов России. В родном Дагестане земляки автора немало удивляются сермяжной «русскости» некоторых стихотворений, в которых звучат исконно православные мотивы горского поэта, много лет живущего в русской глубинке. Например, стихотворение «Ночь Рождества» написано будто бы русским помещиком или вовсе церковным служкой XIX века:
Чуть колеблясь, огонь догорает,
Ни осла во дворе, ни вола,
Воск со свечки тихонько стекает
На кедровые доски стола.
….
Даже чуда сегодня не жду я –
Но насытились верой глаза.
И, о звёздном пришельце тоскуя,
Истекает свеча, как слеза.
А среди ярославских или московских коллег, среди читателей и критиков, лелеющих традиции квасного патриотизма, воинственное непонимание вызывают исламские стихи патриота древнего Дагестана.
До инстинктов первобытных
Доведя народ,
Проповедуют не веру,
Не святой Коран.
И за лживыми речами
Молодёжь идёт…
Открывает этот сборник поэтический триптих «Реквием по свободе», посвящённый трагическим событиям двадцатилетней давности, когда мирные жители Дагестана с оружием в руках встали на пути у орды террористов и не допустили в свои селения воинствующих ваххабитов.
Вы, в Москве далёкой,
Не спешите нас
Хоронить до времени –
Вас спасём Мы.
Кажется, что это произведение, написанное в 1999 году «на одном дыхании», так и не испытало редакторской правки, зато сохранило тот живой нерв, тот крик души горского поэта, который увидел по обе стороны прицела своих земляков. С одной стороны, обворованные олигархами мирные, но очень гордые труженики, а с другой – несчастные обманутые мальчики.
Ваши клубы, самолёты,
Яхты, острова –
Это стоимость снарядов,
Списанных вчера,
Это вдовьи слёзы,
Это чёрная молва
И убитый мальчик,
Тот, что с нашего двора.
Лирический и философский блок «Тени журавля» составляют пять стихотворных циклов, отражающих содержание его предыдущих поэтических книг. «Поэтом судьбы» назвал Мамеда Халилова автор предисловия народный поэт Дагестана Магомед Ахмедов: «Именно судьба диктует ему стихи…»
Здесь автор раскрывает перед нами образы двух разных лирических героев. То мы встречаем обрусевшего горца, искренне любящего свой далёкий родной Дагестан и свято чтущего духовные заветы Корана:
Меня остановил имама голос,
И мой порыв, как свет дневной, угас,
И правда – тоньше, чем обычный волос,
Та нить, что с Богом связывает нас.
А на следующей странице мы уже видим русского провинциального интеллигента, беседующего с другом в тени сельского кладбища в Дёшино:
Кусты расхристанной сирени,
Нагие, как сама тоска, –
Всё кажется, что чьи-то тени
Их ветви трогают слегка.
Тут Розовы и Кулаковы,
Фамилий много, всех не счесть –
Где крест разлапится сосновый,
А где звезды помятой жесть…
И в поэтической стилистике, и в философском настрое лирических произведений Мамеда Халилова чувствуется хорошая русская литературная школа, которой порой так не хватает многим современным титульно-русским поэтам. Это, несомненно, русская лирика.
В последнее время, кажется с 90-х, появилась новая мода называть современных поэтов российскими, назидательно подчёркивая их принадлежность к многонациональной и многоконфессиональной культуре России, но при этом отделяя их от духовного наследия титульной нации. Получается, что до 1917 года была сугубо русская культура, потом советская, а вот теперь российская. При этом литераторов из национальных республик ещё и подчёркнуто выделяют среди прочих. В аннотациях и рецензиях так и пишут: калмыцкий поэт, башкирский или дагестанский, невзирая на то что эти авторы пишут на русском языке. Почему тогда никто не называет Бабеля еврейским писателем, а Пушкина эфиопским поэтом?
Это про меня можно сказать, что Княз Гочаг – поэт азербайджанский. Практически всю жизнь прожив в России, работая в русской журналистике и в русской прозе, стихи я по-прежнему пишу только на родном азербайджанском языке. А вот Мамед Халилов пишет исключительно на русском языке, обогащая своим творчеством именно русскую поэзию, продолжая традиции Пушкина и Есенина, стихи которых любит ставить в эпиграф, а иногда и цитирует первые строки, как бы играя с классиком в буриме:
Никогда я не был на Босфоре,
Где Европа – к Азии щекой,
Где пронизанное солнцем море
Схоже с жизнерадостной рекой.
Ведь и сам Есенин когда-то написал своё хрестоматийное стихотворение «Белая берёза / Под моим окном / Принакрылась снегом, / Точно серебром» в перекличке с Афанасием Фетом: «Печальная берёза / У моего окна, / И прихотью мороза / Разубрана она…»
Вот так, продолжая традиции классиков, вносит поэт свой посильный вклад в русскую литературу, оставаясь при этом немного «в тени журавля» великого Расула, под ласковым солнцем ярославских берёз всегда оставаясь в тени гор родного Дагестана.
Двум стихиям подвластна душа поневоле –
Половиной души я обязан горам,
А вторую расцветило русское поле,
Драгоценным не ведая счёта дарам.
Княз Гочаг