Известный прозаик отмечает 70-летие
Первые публикации Руслана Киреева появились на рубеже 60-х годов. Начинал как поэт, отдал дань юмористике. Известность приобрёл в конце 70-х как автор романов и повестей светопольского цикла – масштабного повествования о людях южного города Светополь (в котором угадывался родной автору Симферополь).
Тогда довольно громко заявили о себе писатели, книги которых критика окрестила «прозой сорокалетних». При всех различиях у них было немало общего – и в жизненном опыте, исходная точка которого – военное и послевоенное детство, и в стремлении передать атмосферу жизни, лишённой внешнего драматизма, самочувствие человека в усложнившейся социальной реальности. Причём в отношении к своим героям у прозаиков этой генерации на первом плане была готовность выслушать их и понять, не спеша со скороспелыми выводами и оценками. Что попахивало расплывчатостью авторской позиции, чуть ли не нравственным релятивизмом. Во всяком случае, именно так был воспринят многими роман Киреева «Победитель», увидевший свет в 1979 году в «Новом мире». Немало шума наделала и его статья «Возможны варианты», где отстаивалось право «автора понять «правду» неправого человека… уйти от толстовской одномерности в пользу, скажем, объёмности Достоевского. Либо, ещё лучше, – Пушкина, у которого Сальери имеет такое же право голоса, как Моцарт». Эта статья открывала дискуссию в «ЛГ», в ходе которой в течение почти полугода Кирееву объясняли, что его «варианты» не проходят.
Как бы то ни было, писатель оказался в центре внимания как один из лидеров своего поколения – его новых произведений ждали, их, хоть и не без скрипа, печатали, о них охотно писали. Другой бы жил да радовался, собирая дивиденды со скандала, принёсшего ему известность. Сейчас это стало чуть ли не нормой… Киреев же и сегодня, вспоминая о том эпизоде, в недавней своей книге «50 лет в раю» не может скрыть гнева. Ведь он хотел объясниться (сказать как минимум, что пенять на зеркало – дело неблагодарное), а его использовали в качестве мальчика для битья в литературной игре, где истина мало кого волновала. Это к вопросу о «нравственном релятивизме» нашего юбиляра.
Впрочем, с каждым новым произведением светопольского цикла («Уля Максимова, любовь моя и надежда», «Лестница», «Ладан», «И тут мы расстанемся с ними», «Кровли далёкого города»…) подобные претензии выглядели всё более несостоятельными. И абсурдными: какой «нравственный релятивизм», когда само понятие нравственности скоро окажется под большим вопросом, – в первой половине 80-х чувствовалось, что неумолимо надвигается время тектонических сдвигов и разломов, когда сами основы общества, его главные ориентиры и краеугольные ценности подвергнутся жесточайшим испытаниям.
Когда это время наступило, подкравшись, яко тать в нощи, Киреев, как и многие его коллеги, активно занимался газетной публицистикой – откликался на злобу дня, а злобы этой, как мы помним, было в достатке. Тогда же в его текстах чётко обозначились две темы – любовь и смерть. В книгах «Уроки любви», «Семь великих смертей» и других писатель обращается к творчеству и биографиям отечественных и зарубежных классиков, соотнося с ними свой духовный опыт… Что ж, эти темы актуальны всегда, но особенно в переломные моменты, когда вопросы о смысле существования человека, его судьбе и предназначении утрачивают сугубо отвлечённый характер.
А ещё Руслан Тимофеевич заведует отделом прозы в журнале «Новый мир», руководит семинаром в Литературном институте. Сам беллетристику не пишет. Жаль…
Но случается, что ранее написанные вещи подают свой голос из прошлого – ведь книги, как известно, живут своей жизнью, не зависимой ни от кого, порой даже от своего создателя. И формы этой жизни бывают весьма причудливы и непредсказуемы. Так, напомнил о себе лет десять назад и, возможно, ещё напомнит киреевский «Победитель». Кто-то из внимательных и памятливых читателей обратил внимание на то, что главный герой этого романа Станислав Рябов очень уж похож на избранного тогда президента Владимира Путина. Сходство и правда удивительное: возраст, спортивные увлечения, отсутствие вредных привычек, ироничность, немецкая пунктуальность, владение немецким же языком и т.д. и т.п. – вплоть до «лёгкой, как молодой месяц, лысины». Не менее поразительно сходство внутреннее – характер, структура личности… А ещё интереснее – отношение автора к своему герою, где восхищение и надежда сочетаются с настороженностью и изумлением – в полном соответствии с ярлыком, приклеенным критиками к тогдашним «сорокалетним»: «амбивалентная проза». Но, конечно, тут дело в точности социально-психологического анализа и прогнозирования, а также в удивительной интуиции писателя. Вот такие сюрпризы преподносят иногда герои своим авторам.
Здоровья, бодрости, новых книг и благодарных читателей Вам, Руслан Тимофеевич!
«ЛГ» присоединяется к этим пожеланиям.