Продолжаем дискуссию о современной драматургии, начатую в «ЛГ», № 5.
Лучшие пьесы 2007 года: Сборник. – М.: НФ Всероссийский драматургический конкурс «Действующие лица», 2008. – 336 с.
Кто только не пишет сегодня пьес. Все пишут. Профессиональных драматургов, то есть литераторов, которые бы исправно, с завидной периодичностью поставляли бы свои проверенного уровня драмы и комедии нетерпеливо ожидающим их многочисленным театрам у нас как-то враз, в одночасье не стало (иных уж нет, те – далече от данного процесса, другие – вроде бы и создают сочинения в драматическом роде, но режиссёров, если брать ситуацию в целом, эти тексты не слишком вдохновляют, одна-две постановки в масштабах страны не в счёт). Но свято место, как известно, пусто не бывает, и природа не терпит зияющих пустот. Отчего в образовавшуюся лакуну хлынуло изрядное количество всякого творческого люда, полагающего, видать, что означенное дело – нехитрое, что простым чередованием так называемых реплик, «организованных», в свою очередь, по принципу диалога либо монолога, и так называемых ремарок (последние пишутся курсивом) можно – при благоприятном стечении обстоятельств – достичь в отечественной словесности и сценическом пространстве положения если не Александра Николаевича Островского, то уж во всяком случае Александра Галина.
Но куда там! Недосягаемой – в точном соответствии с названием одного из её творений – при этом остаётся даже Надежда Птушкина, последняя на нашей памяти автор, прошедшая на рубеже тысячелетий, что называется, широко по стране. Но людям, продолжающим, словно заворожённые, набивать в своих компьютерах магические словосочетания «действие первое», «действие второе», до того, кажется, и дела нет. Никто и не думает хотя бы попытаться проанализировать сложившуюся ситуацию, задуматься над тем, к примеру, почему самым востребованным в России драматургом стал не дюже популярный у себя на родине англичанин Рэй Куни и чем обусловлено то, что в своих напряжённых репертуарных поисках театры сегодня инсценировали едва ли не всю мировую прозу (и частично поэзию), добрались до таких писателей и названий, которые в прежние времена почитались принципиально несценичными… А с другой стороны, чего, спрашивается, напрягаться? Не хотят театры ставить – и не надо. Зато сколько расплодилось у нас в последние годы всяческих в данной области лабораторий, семинаров, читок… А ещё конкурсов, премий, взяв которые – отчего бы не почувствовать себя настоящим мастером драмописания! Русская драматургия стала теперь сродни бумажной архитектуре – вещью в себе, явлением самодостаточным. И чем дальше, тем всё более горделиво себя в этом положении осознавая. Вербуя под свои суверенные знамёна всё новых и новых конструкторов монологов и диалогов – людей, прежде занимавшихся самыми разными вещами, преуспевшими (а чаще и не вполне преуспевшими) в различных профессиях и сферах деятельности.
«Занимается живописью, графикой, художественными проектами», «работает в многопрофильной компании», «окончила театроведческий факультет … по специальности «театровед»… Это строки из кратких биографических справок авторов сборника «Лучшие пьесы 2007 года», то есть тех, кто стал, по мнению авторитетного жюри, лауреатами и почти что лауреатами Всероссийского драматургического конкурса «Действующие лица». Одного из самых престижнейших в своём роде – как с точки зрения учредителей во главе с театром Иосифа Райхельгауза «Школа современной пьесы», так и с точки зрения призового фонда, обеспечиваемого РАО ЕЭС Анатолия Чубайса.
Киносценарист (сериальный) и кинорежиссёр (документально-игрового кино), режиссёр любительского театра и педагог дополнительного образования, канцелярист, «потом много лет трудившаяся в качестве скульптора-изготовителя» в мастерских кукольного театра… Мы, конечно же, не требуем, чтобы в конкурсе побеждали и привечались исключительно выпускники отделения драматургии Государственного литературного института, более того, убеждены в том, что и из сотрудника многопрофильной компании может выйти отменный драматический писатель, только такая вот повальная «многопрофильность» авторов «лучших пьес» прошлого года, их дружная способность самовыражаться в различных направлениях – как нельзя лучше свидетельствует (неужели жюри этого нюанса не заметило?!) об общем дилетантском умострое всего мероприятия в целом.
Большая часть отмеченных пьес томительно многословны, почти напрочь лишены такого важнейшего для этого вида литературы момента, как интрига, и такого немаловажного, как языковые характеристики персонажей (предпочитающих изъясняться здесь в едином — авторском стиле). И главное — они ухитряются существовать как-то глубоко параллельно окружающей жизни, современным «городу и миру», что для произведений, написанных для театра, во все века составляло значение первостепенное. Впрочем, как уже было замечено, «лучшие пьесы» написаны в основном не для института театра. В лучшем случае для театра в себе. Который с реальностью вовсе не обязан каким-то образом соотноситься.
В сочинении «Прогулка в Лю-Блё» Екатерины Рубиной, получившей в итоге Вторую премию (первую на сей раз решили не присуждать, и это также красноречивый показатель), «действие происходит в маленькой курортной деревушке на побережье» Балтийского, как мы вскоре понимаем, моря. В некоем государстве, обретшем сравнительно недавно чаемую независимость. На отдых и с матримониальными планами сюда прибывают Лиля, «девушка 35–40 лет», и Люля, «её тётя». Ну да бог с ней, с изящной аллитерацией имён – место, казалось бы, настраивает нас на мало-мальскую социально-политическую остроту происходящего. Иначе зачем, спрашивается, его вообще заявлять. Но нет: эти вяловатые картины курортного бытия могли бы с равным успехом разворачиваться где угодно – хоть на Чёрном море, хоть на Средиземном. И язык Латук, на коем периодически высказываются «аборигены» и перевод с которого, согласно придумке драматурга, должен «осуществляться синхронно за сценой», – это, конечно, забавная придумка, можно даже сказать, в духе времени, прикольный приём, но не более того. А гипотетическому режиссёру-постановщику как прикажете с этим обходиться? Впрочем, он, наверное, как дойдёт при чтении на самой первой странице до этой вводной ремарки, так и отложит пьесу в сторону, до лучших (в том числе с точки зрения сценических технологий) времён.
Или вот такая вот строчка в довольно лапидарном перечне действующих лиц комедии Виктории Никифоровой «М/Ж. Пьеса про любовь» – «Лица без речей: дети, женщины, мужчины»... У любого руководителя нормального репертуарного коллектива она, вне всякого сомнения, не вызовет ничего, кроме глухого раздражения. Ему ведь нужно каждодневно думать о необходимости худо-бедно равномерного удовлетворения творческих амбиций всех членов вверенной труппы, а многочисленные «лица без речей», пожалуй, способны будут вызвать в случае принятия пьесы к постановке подобие массовых волнений.
«...Про любовь», надо сказать, опубликованные в сборнике пьесы повествуют главным образом. Ничего удивительного – про что, как ни «про это», написана изрядная составляющая мирового драматургического репертуара. Другое дело, что рассматриваемые тексты больно уж сильно отдают салонностью, хорошими манерами, институтом благородных девиц... Не в том беда, что из семи текстов – шесть принадлежат представительницам прекрасного пола (будем политкорректны!), а в том, что по книге толстым слоем разлита этакая литературная «дамскость» – понятие отнюдь не всегда жёстко увязанное с гендерными признаками.
Вот, пожалуй, наиболее «дамская» из всех – пьеса Юлии Дамскер «На закате солнца» (мы вообще-то не приветствуем опасный и сомнительный путь иронического обыгрывания фамилий, но здесь, честное слово, так трудно было удержаться!..). Две семидесятилетние подруги, бывшие актрисы. Общее прошлое в лице довоенной ещё учёбы на одном курсе и последующих сталинских лагерей (куда ж без них!). Не замечательным образом сложившиеся женские судьбы. Внезапно появляющийся (из страны Израиль, который, как подчёркивает автор, здесь произносят с ударением на последнем слоге) бывший муж одной из героинь, с ходу принимающийся их между собой путать, чем окончательно запутывает читателя, не говоря уже о том самом сильно гипотетическом зрителе. Одним словом, сплошная «сериальность» весьма ядрёного пошиба плюс высокопарные речи – актрисы же рассуждают, а не кто-нибудь! – плюс сладковатый сироп, плюс обильное цитирование классических пьес, в первую очередь А.П. Чехова.
К чеховским фразам то и дело прибегают действующие лица не только этой пьесы. А персонажи одной из двух лучших, на наш взгляд, а именно «Антракта» одессита Александра Марданя и вовсе цитируют «Трёх сестёр» напропалую, большими кусками. Но в данном случае это, во-первых, оправдано, поскольку действие происходит в театре, и главные героини драмы как раз-таки и выступают в ролях Ольги, Маши, Ирины, а также Наташи и Анфисы, а во-вторых, ход сей хоть и является неким сугубо литературнным изыском, но при этом рационально осмыслен, оправдан и довольно жёстко конструктивным способом подкреплён.
А вот к чему столь обильные чеховские мотивы в иных сочинениях остаётся по большому счёту неясно. Хотя почему? Если вспомнить о предыдущем триумфаторе конкурса Людмиле Улицкой с её уныло и неизобретательно постмодернистским «Русским вареньем», то многое сразу становится понятным. Вдохновлённые данным примером, варят-варят современные драматурги кажущуюся им столь привлекательной сладкую, вязкую и тягучую субстанцию. В равной степени не задумываясь ни о том, что охотников до неё теперь, похоже, не очень-то много по обе стороны рампы, ни о том, что настоящая «лучшая» пьеса – по определению – должна быть уподоблена, скорее, хорошему, пускай даже не до конца прожаренному куску мяса с кровью.
P.S. А к недавно выпущенной книге драматических произведений Л. Улицкой «Русское варенье и другое» мы обещаем в самое ближайшее время вернуться отдельно.