В одной из последних премьер Театра им. Вл. Маяковского «Мёртвых душах» (постановка Сергея Арцыбашева) появляется на сцене Плюшкин, словно сошедший с гоголевских страниц: то ли мужчина, то ли женщина, с каким-то полусорванным, неузнаваемым голосом, в лохмотьях, жадно и цепко перебирающий длинными пальцами. Наверное, лишь по высокому росту и статной фигуре можно узнать в этом персонаже Игоря Костолевского, настолько непривычного, настолько удивительно точно играющего роль старого скряги, от одного вида которого зрителя охватывают и ужас, и жалость, что становится ясно: к своему юбилею известный и любимый артист приготовил нам сюрприз, не убоявшись быть уродливым и жалким, омерзительным и приковывающим самое пристальное внимание…
Это поистине волшебное перевоплощение Костолевского заставило не раз и не два возвращаться мыслями к спектаклю «Мёртвые души» – именно к этому персонажу, Плюшкину, потому что Костолевский воплотил его на редкость убедительно и страшно – как некий символ человеческого разрушения. Со стороны Сергея Арцыбашева было чрезвычайно смело предложить эту роль именно Игорю Костолевскому, отнюдь не утратившему с годами ни своей редкой, мужественной красоты, ни своей статной фигуры. Но и для артиста было немалой смелостью пойти на такой вот эксперимент – позволить себе без всяких скидок стать знаком трагического разрушения человеческого в человеке, ни в чём ни на миг не показываясь из-под маски, не давая понять зрителю, что это он, давно известный и любимый артист…
В этом, если хотите, сказывается чувство профессионализма со всеми вытекающими из этого определения последствиями: небоязнь быть на подмостках уродливым до неузнаваемости, высокая ответственность перед классическим образом и классическим текстом и ещё многое, многое другое, что отличало Игоря Костолевского с первых его шагов в искусстве. Снимаясь очень много в кино, он никогда не позволял себе опускаться до халтуры, может быть, его герои и не были запоминающимися на века, но они всегда были по-человечески достоверны, психологически выверены, логически обусловлены. Ну а что касается всеми без исключения любимых ролей – тут уж и говорить не о чем: Игорю Костолевскому удалось создать образы, наполненные живым током крови, живой эмоцией, полным и захватывающим узнаванием, даже если нам и не приходилось никогда сталкиваться с подобными персонажами в жизни.
Его Иван Анненков в фильме Владимира Мотыля «Звезда пленительного счастья», кавалергард, декабрист, страдалец, борец, не только влюбил в себя миллионы кинозрителей, но и абсолютно «совпал» с тем образом, который встаёт со страниц многочисленных мемуаров. Смелый, бесшабашный, легкомысленный, но свято убеждённый в том, что борется за правое дело, он был привлекателен для нас не только своим внешним видом и отнюдь не только красивой любовной историей, но и вот этой спокойной, лишённой пафоса верой в праведность того дела, которому поклялись служить он и его товарищи. Преданностью идее, о которой сегодня даже мечтать невозможно. Цельностью натуры, о которой мы и не ведаем ныне…
Тридцать пять лет отдано Театру им. Вл. Маяковского – сюда пришёл он с институтской скамьи и никогда не изменял родным стенам. Здесь сыграно множество замечательных ролей – у каждого из зрителей-поклонников, разумеется, составится свой список любимых; для меня это в первую очередь Владик в спектакле «Долгожданный» Афанасия Салынского, Голубков в булгаковском «Беге», Треплев в «Чайке» А.П. Чехова, Кинг в «Смотрите, кто пришёл!» Владимира Арро, Василий Леонидович в толстовских «Плодах просвещения», Подколесин в «Женитьбе» Н.В. Гоголя, Иван Карамазов… В каждой из этих ролей Игорь Костолевский представал другим по сравнению с работой предыдущей, он неустанно искал всегда какие-то глубокие, внутренние черты характера, которые могли бы повернуть иным ракурсом знакомый, «устоявшийся» типаж. И почти всегда это удавалось ему. Во всяком случае, его герои запоминались – о них хотелось размышлять, с ними хотелось спорить или соглашаться, словно с людьми, окружающими в реальной жизни. От них всегда узнавалось что-то новое, идущее вразрез с выработанным стереотипом – так было в Треплеве, так было в Голубкове, на которых мы научились давно смотреть совершенно определённым образом. Игорь Костолевский против устоявшегося взгляда боролся резко, непримиримо. Ему никогда не было интересно повторять что-то найденное, он упорно искал своего. Потому и находил.
Актёр вдумчивый, целеустремлённый, Игорь Костолевский всегда хотел, чтобы за красивой внешностью его героев был виден их внутренний мир, нередко изломанный, драматичный, сложный. Для меня одним из характерных примеров стала скромная роль «от автора» в спектакле «Игра в джин» по пьесе Дж. Кобурна (постановка Сергея Яшина). В манере Игоря Костолевского, немного ироничной, немного отстранённой, но сопереживательно-живой, возникали образ и характер того, кто решился быть сторонним наблюдателем, но хорошо знает: сторонних наблюдателей в жизни нет, слишком часто требует она от нас включённости в происходящее, участия в нём, а потому любые комментарии не могут оставаться просто сухими комментариями.
Несколько лет назад Костолевский сыграл роль Ивана Карамазова, сыграл тоже необычно, «против стереотипа». Сергей Арцыбашев, ставивший спектакль, совершенно сознательно сделал «русских мальчиков» Достоевского намного старше, чем они явлены в романе, именно от этого появилась в спектакле пронзительная нота состарившихся, но так ничего и не понявших в жизни мальчиков, которые по-прежнему, встречаясь в трактире, говорят о самом наболевшем, самом горьком, решают вечные вопросы бытия и – не могут их решить. Но мысль остановить невозможно – она бьётся, пульсирует, не даёт покоя, не даёт жить…
Игорь Костолевский встречает свой юбилей в блестящей творческой форме. Остаётся только пожелать ему ещё много интересных ролей, в которых мы с трудом будем узнавать любимого артиста, вновь влюбляясь в его неустанный поиск.