– Юрий Иванович! Можете ли вы в дни 200-летия Рихарда Вагнера сформулировать своё отношение к нему как к личности?
– Личность Вагнера – при жизни и после смерти – вызывала к себе двойственное отношение. До сих пор модно осуждать гениального в своём возвышенном служении искусству художника за эгоцентризм, антисемитизм, отсутствие моральной щепетильности в личной жизни и в отрыве от реалистичности в творчестве.
Критиковать личность, одержимую творческой идеей, – неблагодарная задача. Невозможно с одной меркой подходить к оценке профессиональных достижений мастера и его поступкам в личной жизни. А если вспомнить об угрожающем падении критериев в музыкальном искусстве современного мира, то придётся признать более полезным для потомков – не желание осудить человеческие слабости великого артиста, а стремление простить ему их, восхищаясь и пользуясь высокоталантливыми результатами его труда.
Для истинно творческой натуры реализация конкретной художественной идеи является смыслом жизни. Если бизнесмен, имея всё, что только может пожелать смертный, любыми способами продолжает наращивать свои доходы, то что можно предъявить не слишком обеспеченному художнику, пытающемуся доступными ему средствами реализовать артистическую мечту своей жизни? К тому же, чем ярче активное начало в характере человека, тем большую изобретательность он проявляет в достижении цели и тем менее щепетилен может оказаться в выборе средств самоутверждения. Примеров в истории предостаточно.
Тезис: чем выше мораль художника, тем выше качество его творчества, мне всегда казался справедливым. Однако далеко не каждый человек способен противиться искушениям, да и популярный лозунг – «победителей не судят» – никем пока ещё не отменён. До сих пор спорят о Наполеоне, Гитлере, Сталине… Видимо, будут спорить до тех пор, пока существуют разные точки зрения.
Считается, что скромность по отношению к своему таланту – положительное качество, которое непременно поощряется. Хорошо помню, как нас воспитывали в послевоенные годы: «Не зазнавайся. Не переоценивай себя. Жди, пока тебя оценят другие!»… Вот только в реальной жизни почему-то охотнее замечают и жалуют не скромных, честно выполняющих свой гражданский долг членов общества, а тех, кому удаётся любыми способами обратить на себя внимание. А если поглядеть на современных шоуменов? Вагнеру далеко до них!
– Какова, по-вашему, роль Вагнера в истории музыки и оперы?
– Вагнер – величайший из композиторов, поднявший оперно-симфонический жанр на недосягаемую для того времени высоту. Он до предела развил возможности современного ему оркестра. Сегодня, спустя полтора века, наблюдая технический уровень высококлассных современных коллективов, не перестаёшь удивляться той изобретательности и смелости, с которой Вагнер решал технические и колористические задачи, создавая фантастически выразительные звучания.
Его идеалом было универсальное музыкально-драматическое действо – синтез поэзии и соответствующего ей музыкального насыщения на сцене и в оркестре. Своим творчеством он доказал возможность достижения такого единства. Красноречивым свидетельством победы его идей является высокохудожественный уровень созданных им шедевров, в особенности плод его четвертьвекового труда – «Кольцо нибелунга», в котором он последовательно и с неподражаемым блеском применил свои открытия и достижения в области оркестровки, гармонии и полифонии. Музыкальный язык для своих творений он черпал из поэтического текста, который сам же и создавал. Он смело реформировал жанр оперы, доводя каждый из его элементов до максимальной степени выразительности. Если же говорить об оркестровой музыке, то такие знаменитые вершины звукописи, как: антракт к III акту и вступление к «Лоэнгрину», смерть Изольды в «Тристане», чудо Святой Пятницы в «Парсифале», полёт валькирий и Заклинание огня в «Валькирии», ковка меча и шелест леса в «Зигфриде», путешествие Зигфрида по Рейну и траурный марш из «Гибели богов», – совместно с увертюрами к его другим операм, стали поистине выдающимися достижениями в сокровищнице мировой симфонической музыки.
– Не зря же его называли музыкантом-революционером и реформатором...
– Вагнер – натура конфликтная. Он никогда не стеснялся высказываться – устно и в прессе – обо всём, что его волновало в данный момент: от теории и профессиональных вопросов искусства – до политики, в которую он пытался активно вмешиваться в ранний период своей деятельности. Вполне современно, например, звучат его высказывания относительно состояния дел в театрах того времени. «Современное искусство – это предмет купли и продажи…», «Современный театр – место развлечения…», «Единственная цель наших театров – ежевечерне забавлять публику, причём никто энергично не требует такого развлечения, но его навязывает населению крупных городов дух коммерции, а население, объятое социальной скукой, принимает всё без рассуждения». Или: «Современное искусство потерпело полный крах, только теперь, когда оно отбросило последний стыд, видно, насколько… ничтожно всё наше сегодняшнее искусство...» Нетрудно представить, почему для одних Вагнер был богом, тогда как другие его ненавидели.
–Ваше отношение к музыке Вагнера, её понимание. Каковы они?
– Особым достижением Вагнера в реформе оперного жанра можно считать симфонизацию всего действа, когда не только поэтический текст или вокальная строчка солистов (или хора), но и звучание оркестра способны существовать отдельно друг от друга, являясь, каждое – само по себе, самодостаточным явлением искусства. Иначе чем объяснить, что сочинённое Вагнером либретто можно читать как увлекательный роман, бесконечно развивающейся вокальной линией наслаждаться, словно пением фантастической птицы, а игру оркестра воспринимать как звучание самостоятельного симфонического произведения? Именно в сумме воздействия всех трёх элементов кроется почти гипнотическая притягательность музыки Вагнера для слушателя, способного почувствовать прелесть органичного слияния слова, человеческого голоса и звуков оркестра. Что касается последнего, то стоит заметить, что он не только украшает или объясняет происходящее на сцене, – как это происходит у предшественников и большинства современников композитора, а является эмоциональной первоосновой и интонационным фундаментом всего, что мы воспринимаем, наблюдая за развитием сюжета.
Оперная музыка Вагнера – это симфония с пением, где вокальная линия время от времени то погружается в оркестр, переплетаясь с тембрами его инструментов, то парит над ним до тех пор, пока не почувствует необходимость снова погрузиться в ласковые объятия звуковой стихии. Оркестровое сопровождение пению в вагнеровских партитурах напоминает постоянно пульсирующий сплав драгоценных металлов, в который искусной рукой ювелира вкраплены драгоценные камни – голоса певцов.
– Какую роль сыграл композитор в вашем творчестве?
– Уже в первые годы моей работы в Большом театре я попытался заинтересовать руководство Министерства культуры идеей постановки опер Вагнера. Однако мои доводы: «великолепная музыка», «увлекательная драматургия» и наконец «стыдно именоваться ведущим театром страны, не имея в репертуаре Вагнера», не имели успеха. В течение нескольких лет я получал отказы типа: «вредно для певцов» или «Вагнера любил Гитлер». Позже выяснилось, что на мнение ответственных за Большой театр чиновников оказывали влияние некоторые ведущие певцы театра. Им было лень тратить время на разучивание вагнеровской музыки, поскольку они не видели перспектив её использования в своих гастролях за границей. Ведь «Аиду» или «Тоску», выученные по-итальянски ещё в стенах консерватории, можно с успехом петь (да ещё за валюту!) на любых сценах мира, а с «Лоэнгрином» или «Валькирией» по-русски за рубежом не развернёшься. О таких высоких материях, как «музыкальное развитие оперной труппы» или «престиж Большого театра», эти люди не беспокоились и настойчиво распространяли легенду о якобы «тотальной вредности» вагнеровских опер для пения. Тщетно пытался я в кабинетах министерства противопоставить тезису любви Гитлера к музыке Вагнера риторический вопрос: «А что бы мы с вами стали делать, если бы Гитлер вдруг полюбил Чайковского?»
На борьбу за Вагнера ушло несколько лет. Ситуация изменилась, когда на пост генерального директора пришёл Г.А. Иванов – человек с государственным подходом к делу, принципиальный и смелый. Наш выбор пал на «Золото Рейна» – первую оперу тетралогии «Кольцо нибелунга». Я решил не связываться с «великими» певцами и сделал ставку на молодёжь. И тут неожиданно нашу работу поддержали ведущие певцы театра И. Архипова и А. Эйзен. Режиссёром-постановщиком был выбран В. Милков, художником – В. Вольский. Оба, несмотря на молодость, уже имели успешный опыт работы со стажёрской группой солистов театра в опере Генделя «Ифигения в Авлиде».
Я подготовил три полных состава исполнителей. С моим участием солисты получили около трёхсот уроков в классах. Поскольку опера шла на русском языке, с особой тщательностью работали над дикцией. Ведь в отличие, скажем, от опер Верди, где одна и та же фраза может повторяться по нескольку раз подряд, текст вагнеровских либретто изобилует постоянными разъяснениями и дополнениями. И если публика что-то не поймёт, то смысл происходящего на сцене может повиснуть в воздухе.
Назначенные на роли певцы – их было более сорока – с энтузиазмом разучивали трудные, но фантастически красивые вокальные партии, с искренним удовольствием купаясь в волшебных созвучиях, производимых великолепным в те годы оркестром Большого театра. Это был настоящий праздник высокого стиля музицирования. Достаточно представить себе шесть (!) арф, рисующих игру русалок с золотом Рейна, и несколько наковален, озвучивающих рабский труд обитателей Нибельгейма! Только Вагнер мог себе это позволить! Огромный оркестр театра звучал то прозрачно, то подавляюще мощно. Публика была в восторге. В моду уже входили светящиеся на портале сцены титры с переводом, но я всегда был и до сих пор остаюсь убеждённым приверженцем пения на языке той страны, где находится театр. Именно поэтому мы старались, чтобы каждое спетое со сцены слово было понятно публике, и гордимся, что наша тщательная работа с певцами над дикцией не пропала даром.
В роли Фрикки блестяще выступила И. Архипова, академичное звучание голоса и музыкальность которой способствовали формированию высокопрофессионального уровня всего спектакля. Прекрасно показал себя в партии Вотана А. Эйзен. В труднейшей баритоновой партии Альбериха неожиданно засверкал драматический талант В. Нартова. Нельзя не отметить мощный и красивый бас Г. Селезнёва (Вотан), свежий и волнующий тембр голоса Г. Чорнобы (Фрейя)… Успех постановки был очень солидный, и театр намеревался продолжить работу над вагнеровским репертуаром. Однако по разным причинам этим планам не суждено было осуществиться.
– Известно, что у вас были зарубежные вагнеровские проекты: постановки, оркестр Liszt-Wagner...
– В 1977 году в Будапеште, во время репетиций с Государственным оркестром Венгрии, я был приглашён в театр, чтобы заменить заболевшего дирижёра в опере «Кармен». Дебют прошёл настолько удачно, что после нескольких пробных спектаклей я получил под свой контроль весь вагнеровский репертуар театра. В результате за тридцать лет тесного сотрудничества с Венгерской государственной оперой я поставил там почти все вагнеровские оперы: «Парсифаль» (1992) «Летучий голландец» (1993), «Тристан и Изольда» (1994), «Валькирия» (1995), «Зигфрид» (1996), «Золото Рейна» (1997), «Гибель богов» (1998), весь цикл «Кольцо нибелунга» (2000 и 2001), «Лоэнгрин» (2004), «Мейстерзингеры» (2006).
Музыка Вагнера очень популярна в Венгрии не только в опере, но и на симфонической эстраде. С удовольствием вспоминаю, как часто мне доводилось в различных концертных залах вместе с солистами театра и при участии почти всех симфонических оркестров страны, включая организованный для меня Liszt-Wagner оркестр, исполнять увертюры и отрывки из вагнеровских опер. Мне кажется, что для дирижёра, по-настоящему любящего музыку и чувствующего красоту человеческого голоса, нет большего наслаждения, чем дирижировать операми Вагнера, купаясь в пряных гармониях и следуя за поэтическими изгибами вагнеровской мелодики.
И пусть наконец успокоятся злопыхатели и завистники чужого успеха.
Место Рихарда Вагнера было и навсегда останется на вершине музыкального Олимпа!