В театре «У Никитских ворот» поставили канадскую пьесу с очень русским названием – «Выпивая в одиночестве»
Удивительное всё-таки существо человек: вместо того, чтобы хотя бы попытаться изменить жизнь, которую сам превратил в образцовую каторжную тюрьму, он предпочитает топить снедающую его тоску в стакане, наполненном какой-нибудь спиртосодержащей жидкостью. И процент содержания спирта в этой жидкости напрямую зависит от степени нежелания каторжанина сменить тюрьму на что-нибудь более комфортабельное. Хотя для обретения свободы ему не нужно, как графу Монте Кристо, двадцать лет рыть подкоп. Достаточно перестать видеть в окружающих людях врагов и принять их такими, какие они есть. Вот об этом и писал свою пьесу канадский драматург Норм Фостер. Что ж, намерения у него были явно благие. Вот только воплощение, как выяснилось, сильно уступает замыслу.
Сюжет, придуманный автором, прост до банальности. Сериал в миниатюре. Муж уходит от жены-алкоголички (отнюдь не подзаборной, а вполне ещё респектабельной и даже красивой, но ему от этого не легче) к добропорядочной женщине, оставив бывшую супругу с двумя детьми. Через много лет (алкоголичка к тому времени давно уже умерла) он в сопровождении второй жены приезжает повидаться с повзрослевшими детками: у него рак, предстоит операция, исход которой – 50 на 50. Ну, какая же мелодрама обходится без смертельной болезни!
По мере того, как в семействе Тодов закипают страсти, сходство спектакля с сериалом увеличивается, и всё сильнее становится желание сыграть и с драматургом, и с постановщиком (это режиссёрский дебют артиста Валерия Шеймана), и с актёрами в игру «верю – не верю». Потому что не верить сериалу – это в порядке вещей, а вот театру по старой привычке всё-таки верить хочется. Хочется. Но не очень получается.
Джо (Денис Юрченков) – владелец химчистки. Не процветает, но и не бедствует. Пьёт, хоть и не запоем, потому как недоволен жизнью: мечтал врачом стать. Верю. Бросил университет и пошёл работать, чтобы растить младшую сестрёнку. Хотя отец регулярно высылал ему приличную сумму. Оказывается, химчистка – это его протест против ухода отца из семьи: вот, мол, что ты сделал с моей жизнью. Извините – не верю. Потому что Джо не стремится разыграть перед отцом неудачника, жертву его «неблаговидного» поступка (тогда в этот странный демарш ещё можно было бы поверить), а наоборот, хочет продемонстрировать, что у него всё превосходно. Даже «невесту» для пущей убедительности нанимает в эскорт-агентстве. В то, что у мужчины тридцати трёх лет нет даже временной подружки, я, кстати, тоже не верю. И игра актёра, увы, не компенсирует психологических просчётов драматурга.
Кэри (Наталья Юрченкова-Долгих), в отличие от брата, жизнью вроде бы довольна: карьера на телевидении, муж-продюсер, прекрасная квартира. Но тоже пьёт, правда, не виски, как Джо, а пиво, но зато в больших количествах. Потому как и у неё не всё так замечательно: детей нет, и муж изменяет, даже бросить хочет. Вот её ненависть к отцу абсолютно достоверна: дочери обычно острее страдают от отсутствия отцовской заботы и ласки. Правда, сцена объяснения Кэри с отцом получилась в спектакле самой «сериальной», но это скорее вопрос не к актрисе, а к режиссёру.
А вот к кому обращать вопросы о Рене? Той самой невесте по найму, которая и довела до апогея семейный скандал, завершившийся, как и положено в мелодраме, хэппи-эндом. К драматургу? К режиссёру? Или к самой Мариэтте Цигаль-Полищук? Ей ещё в студенческие годы прочили карьеру характерной актрисы, но здесь, пожалуй, характерность доведена до той черты, когда ей перестаёшь верить. Барышня в состоянии хронического глубоко невроза (канувший в Лету отец её девятилетней дочери так и не стал ей мужем) подрабатывает в эскорт-агентстве в надежде накопить денег на собственный салон красоты. Джо – её первый клиент и волнение девушки понятно, но Цигаль играет не волнение, а пароксизм ужаса, перемежающийся истериками по поводу неудавшейся личной жизни. Когда 28-летняя Рене не бьётся в истерике и не стучит зубами от страха, она ведёт себя как десятилетняя школьница. Актрисе не удаётся как-то иначе мотивировать наивность и искренность – главные добродетели своей героини, благодаря которым и воцаряется в семействе Тодов мир, любовь и взаимопонимание. И пружина, которая по замыслу драматурга должна двигать сюжет к счастливой развязке, лопается.
Самая большая удача спектакля – Филис, вторая жена Айвана Тода, в исполнении Райны Праудины. Вот от кого глаз нельзя оторвать! И нельзя не восхищаться потрясающему чувству меры и такта. Каждый жест, каждая фраза выверены не до миллиметра – до микрона. Глядя на эту филигранную работу, вспоминаешь о том, что такое подлинная психологическая достоверность – понятие, которое в современном театре, увы, не в почёте. Возможно, автор настолько симпатизировал Филис, что этот персонаж получился у него самым правдоподобным… Но, скорее, это талант актрисы спас весьма посредственно написанную пьесу.
Персональное «не верю» хочется адресовать художнику по костюмам Евгении Шульц. Зачем одевать звезду телевидения в платье, которое больше пошло бы «ночной бабочке» не самого высшего разбора? Откуда у матери-одиночки роскошное вечернее платье (оно действительно очень красиво, и актриса в нём выглядит сногсшибательно)? Ладно, предположим, на распродаже купила, однако болезненно застенчивая женщина, какой подаёт свою Рене Мариэтта Цигаль, психологически не в состоянии приобрести туалет в стиле вамп! Но больше всего недоумений вызывает наряд Филис: коричневая бесформенная рядюжка из 70-х, в каких ходило большинство советских женщин, и нелепая шляпка из 40-х. И всё это – на жене преуспевающего канадского книготорговца?
Труднее всего писать о работе режиссёра. Понимаешь, что это – дебют. Дебют хорошего актёра в новом для него качестве. И стремление актёров в режиссуру вполне объяснимо. Однако в данном случае слабость драматургии лишь усугубила неизбежные для дебютной постановки просчёты. Но даже если оставить драматургу – драматургово, сама постановка ничего не говорит нам о личности постановщика. Режиссура интересна, когда позволяет вписать что-то в летопись театра (пусть не мирового, а лишь конкретного) своим, ни на какие другие непохожим, почерком. Не возьму на себя смелость утверждать, что Валерий Шейман таким почерком не обладает. Может, ему просто не те чернила попались…