Федеральный роман (фрагменты)
Игорь ШУМЕЙКО
–1–
– Ма! Ты как думаешь, вода в Кане Галилейской в одну секунду, мгновенно в вино превратилась или была какая-то там… реакция шла?
– Ой, болтаешь, Марин! Вместо чтобы учить. И откуда…
– Болтаю как раз из заданной главы. Смотри сама вот у Лопухина…
Марина расколола богословский том на заложенной пальцем странице и, повернувшись, как стрела крана, протянула на руках матери. Три секунды подождала – тяжёлый – и, вернув книгу к себе, зачитала громко-внятно, как на уроке: «Но почему Христос не произвёл вина без воды? Это он сделал, по мысли Иоанна Златоуста, чтобы черпавшие воду были свидетелями и чтобы оно, то есть вино, – подняв от строчек глаза другим тоном пояснила матери, – нисколько не казалось призраком»…
– Ну. И что ж неясного? Видишь, профессор Лопухин объясняет, цитируя Иоанна Злато…
– …А то и неясно, что если быстро превращать, то оно ведь забурлило бы, да? Как варенье у тебя?
– Н-ну… н-наверно… – провела мысленный опыт мать, совершенно не представляя, куда ещё вывернет её упрямица стёжку комментария из «Толковой Библии» Лопухина.
– Вот! И я говорю! А если оно не бурлило, не кипело, значит, оно не быстро, а целых несколько… наверно, десять минут превращалось в «лучшее вино». Так?
Мать чуть склонила голову, словно заглянула в те диковинные библейские каменные чаны, увидав там отражением на поверхности полуводы-полувина напряжённый взгляд дочери… подумала и кивнула.
– Так! – торжествовала Марина. – А значит, если десять минут превращалось, то я и спрашиваю: а что там было, если бы кто зачерпнул на пятой?! (Энергичным кивком Марина подводила мать к сути своего странного эксперимента.) Что бы это оказалось? Вино? Но не самое лучшее? А плохое похуже? Как дядя Витя в канистре тогда привозил? Или всё же лучшее, но как бы ещё… разбавленное? Точно! (убеждённо подвела итог «лабораторной работы»). Мам, я хочу вина. Сейчас!
– Рин! Да что ты? Какого тебе ви…
– Лучшего! Как в Кане!
И, снизойдя к испугу матери:
– Мне только ложечку. Чайную. На язык.
С бутылкой муската и чайной ложкой мать вернулась из кухни. Дочь потянулась к ней, с пациентской покорностью протянула язык и даже зажмурила глаза. Мать, воскрешая полузабытую процедуру «причастия» – приёма рыбьего жира в пионерском лагере, опрокинула ложку на влажный, подрагивающий кончик – и как в каком-то кукольном механизме язычок Марины втянулся одновременно с раскрытием глаз. И мать, будто на неё брызнули синевой, в который раз удивилась ясному детскому цвету дочкиных радужных оболочек…
Марина потянулась к вазе. Из букета, как из снопа на государственном гербе, длинные травины. Марина решительно выдернула какой-то луговой лист, заложила им страницу «Толковой Библии», поставила на полку и начала беситься, танцуя, подбрасывая и ловя диванные подушки.
– Тьфу ты, коза! Скачешь тут! – Мать, словно отходя от предчихового, так и не разрешившегося порыва, поднялась.
– Ма! А почему папа хотел меня выдать за священника?
– С чего ты взяла?
– Ой, только ты ещё не притворяйся! Я ж всё слышала и знаю!
– Ну а за кого бы ты хотела?
Теперь пришёл черёд озадачиться дочери, мысленно перебрать фигурки людей, как их рисуют в познавательной литературе: схематично, с гладкими лицами, в одежде соответствующей специальности: лётчик, врач, моряк, шахтёр, артист, банкир… Вообще уже непонятно, что рисовать. По колено в монетках?
– Нет, ма, я же не говорю, что я против, только…
– Что, Мариночка?
– Странно как-то. У меня ни одной подруги нет, чтобы хоть у кого сестра или знакомая вышли бы за священника… На дворе – двадцать первый век! (передразнивая не то отца, не то какую-то передачу). А меня папа´ хочет выдать за попа! (Вальсируя вокруг матери и переходя на стихотворно-напевный лад.)
– Перестань! Риночка, овечка, бяшенька моя! Вот если б кто услышал, что ты тут болтаешь? Ещё чуть-чуть подрастёшь и тогда поймёшь своей кучерявой барашковой головёнкой… Господи, в кого ж ты такая у нас кудрявая?!
Уворачиваясь от руки, тянущейся погладить, дочь перешла на торжественную декламацию:
– Марина Вадимовна Сумерова венчается рабу божьему… Марина Вадимовна, несколько слов для прессы, объясните, пожалуйста, почему вы решили стать женой…
–2–
– Да потому что дурак твой папашка!.. Хотя нет, не дурак. Но хитрый жадюга – уж точно.
Подполковник Григорий Рейнин ткнул на кнопку, дождался выползания серебристого диска, похожего на чешую гигантской рыбы, аккуратно поставил – диски стояли из экономии места или коробочек голыми, искоса их строй был действительно похож на гигантскую чешую того же библейского Левиафана.
– Нет, – вспомнил Рейнин. – Отставить! Левиафан был всё же кит, у них чешуи нет… Ох этот Сумеров! Ничего даром, мизинцем не двинул без расчёта. Может, и дочку планирует за какого-нибудь перспективного священника пристроить? Карьерного… Нет – чушь! Попы, которые с попадьями, только в приходах служат. Выше – назначают из этих… игумены там, монахи… безбрачные. А Сумеров-то хотел, что? – свою дочь, типа… архиепископшей? Или даже… митрополитшей?
Подполковник мысленно хохотнул, представив крушение дурацких планов своего бывшего коллеги Сумерова, но через секунду заставил себя вернуться к реальности, стёр с лица кривую ухмылку. Тяжёлый вздох, возвращение к исходному раскладу: отставной генерал Сумеров – хитрее многих. И банк к увольнению из органов подобрал устойчивый. А бывших коллег к себе в штат взял… То и обидно: подполковник Рейнин к нему даже не просился, только проектец один предложил, а Сумеров его… вывел за скобки своего интереса, можно сказать, послал.
– Но мы ещё посмотрим… Вишь ты, Кана! – хмыкнул Рейнин. – Галилейская!
Хотя смотрел так подполковник… и подсматривал, и подслушивал, и записывал, наращивая лазерную чешую на полке, уже почти четыре месяца. А докладывать, по сути, пока нечего. Сумеров – акционер и председатель правления банка. Из бывших коллег взял к себе троих, платит хорошо, но держит на посылках. Плюс какого-то кандидата медицинского, но это ещё ладно… а вот бывший его подследственный или даже просто свидетель из старого развалившегося дела об изнасиловании на какого чёрта ему сдался? Ведь на кой-то хрен пригрел же!
–7–
Автор всей комбинации, сделавшей нас с Игнатом Ждановым коллегами по отделу и «друзьями», – хозяин банка, Вадим Сергеевич Сумеров. Ненароком раскрывший одну странную Игнатову способность: пока мы не определили, не замерили, излучает он или испускает то, что для краткости назвали: Вещество Веры. Рабочий термин.
Сумеров поймал Игната на этом, допустим, феномене два года назад, когда работал в ГУВД.
Дело (уголовное) вроде было несложным. На квартире Игната двое его друзей изнасиловали женщину, то есть девушку, то есть кем/чем она была/являлась до попадания в квартиру, – это и было одним из вопросов следственного дела. Плюс два сопутствующих обстоятельства. Отец девушки Жанны оказался депутатом. Правда, Мособлдумы, но с финансами, связями, не слабее, чем Гос. А один из той пары весельчаков, Павел, оказался рекламным лицом крупной страховой компании. Их 45-секундная рекламная сказка со счастливым страховым концом транслировалась на центральных телеканалах уже года полтора, бюджет – можно представить. Равно как и возможный эффект, когда кто-то из конкурентов… вдруг запустит серию скандальных репортажей. И окажется, что «лицо компании», тот моложавый красавец, протягивающий с добро-снисходительной улыбкой бедному семейству рулончик спасительного полиса, матёрый уголовнище, насильник?! Не допустят, конечно, такой ерунды – под него вон даже выправили линию НТВ-сериала. Там у них было всё, как положено, негодяй на негодяе, но где-то с 385-й серии один продажный оперативник начал… (когда игравший его Павлик попал в «рекламные лица») потихоньку сопротивляться диктату всесильной мафии.
Так что свидетель Игнат Жданов в юридической битве столь высоких заинтересованных сторон мог оказаться лжесвидетелем, соучастником, организатором и даже единственным исполнителем… да кем/чем угодно. Друзей своих Игнат сначала покрывал, но проверка на полиграфе, детекторе лжи, показала: чист, все его слова – чистая правда. А «самое-самое» началось, когда ему дали поговорить с потерпевшей Жанной и рекламным другом Павликом… Вопрос применимости детекторов лжи, каковые прошли путь от буржуазной лженаучной фальшивки – средства полицейского давления в некоторых капиталистических странах (формулировка времён его курсантских лет) – до обычной оргтехники, решился задолго до назначения Сумерова. Уже сменились и вышли из игры два поколения фирм, полулегально торговавших таблетками и методиками самовнушения – средствами противодействия детекторам лжи. В управлении как раз меняли полиграфы «Барьер», «Эпос» на восьмидатчиковые – «Крис». Игната проверяли на них, когда вдруг он стал фонтанировать новыми, абсолютно взаимоисключающими версиями… которые подтверждались полиграфами как истинные. Допустим, Жданов – такой феномен, его надпочечники выбрасывают адреналин как-то иначе, чем у всех, обманывая детекторы. Но, как было установлено, ещё шестеро участников дела (двое тех сладострастников… потерпевшая Жанна Рябова и трое подружек, бывших в квартире, но уехавших до момента совершения), проходивших ранее ПФЭ, психофизиологические экспертизы с использованием полиграфа, со вполне банальными результатами, после разговора с Игнатом начинали столь же правдиво… заливать, нести чушь, гнать пургу. Не только полную околесицу, но и взаимоисключающие вещи. И всё получало вердикт детекторов: правда…
–9–
И Сумеров вдруг стал азартно собирать новые и новые полиграммы, отчёты следователя… В качестве «контрольного выстрела» он бросил ведшему дело капитану Семионову: «Ты ещё расскажи мне, что это двое марсиан прилетали на тарелке и трахнули эту депутатскую идиотку!»
И рекламно-страховое лицо Павлик, и потерпевшая Жанна прошли полное обследование с самым мажорным диагнозом. И следователь, капитан Семионов, на следующем докладе был совершенно нормален, принеся новые полиграммы и показания про «… двух гуманоидов розовато-сиреневого цвета, ростом чуть ниже среднего по Центральной России… с немного индонезийскими чертами лица… дружелюбными жестами убеждавших Жанну Рябову пойти на первый межпланетный контакт, но, не добившись согласия потерпевшей, приступили…»
Психологически достоверным был и тон доклада: капитан сам принял «марсиан» единственно правильной версией, переживал. Врачебная экспертиза показала: абсолютно нормален. Шила в мешке не утаишь, и семионовские «гуманоиды розовато-сиреневого цвета, ростом ниже среднего по Центральной России… с индонезийскими чертами лица… убеждавшие Жанну Рябову…» стали в том сезоне главным анекдотом управления. Еле сдерживая ухмылки, коллеги подходили к Семионову, сочувственно спрашивали: «Слушай! А может, и правда – то индонезийцы были? Гастарбайтеры какие-нибудь? А розовато-сиреневыми стали от портвейна нашего».
Семионов начал психовать, то замыкаясь, то пускаясь в надоедливые пояснения, каялся, что не поймал этих, став… «Гагариным наоборот», «пассивным космонавтом» (его собственные выражения), на чьём участке ответственности злоумышленные инопланетяне впервые вырвались на оперативный простор…
Полковником на генеральской должности Сумеров прослужил два года, уйти «по-людски» означало: полный ажур в делах, генеральские звёзды и… через полгода – освобождай должность следующему. И поднимать бучу с детекторами лжи, наводить тень на плетень политики технического обновления ГУВД, когда все полиграфы сертифицированы, комплектующие поставлены, счета оплачены, откаты поделены – было, мягко говоря, не комильфо…
И этот генерал-мент оказался умнее, креативнее нашего профессора Никодимова, членкора и прочая. Посмотрел пристально… или как там они смотрят – и рубанул по-архимедовски: Игнат Жданов верит всему, что говорит, в определённый эмоционально-физиологический момент Игнатова речь становится чистой Верой.
И вторая догадка Сумерова была убийственно точна: вера Игната передаётся слушателям, но далее Реципиенты, принявшие порцию, сами – не Доноры. Как скажут физики: «Цепной реакции нет». Или наши биологи: «Не заразно». Угрозы всемирной «Эпидемии веры», глобальщины в духе голливудских фильмов – нет.
–25–
Убийство актёра Павла Сухотина, бывшее две с половиной недели второй по рейтингу московской сенсацией, для нескольких организаций стало ещё и непростой «вводной», усложнением текущих задач. В «ИнвестКредоБанке» сколько смогли (3 дня), скрывали от Игната это. И недаром. Похоже, Страх и Вера – вещи несовместные.
С убийством дело Сухотина не закончилось. В некотором, вполне абсурдном, смысле с убийством не закончилась и его кинокарьера. В криминальном сериале играемый Павлом вставший на путь борьбы с мафией оперативник погиб за кадром, но дело продолжил его друг, молодой лейтенант, в кабинете под Павликовым портретом с траурной лентой…
Совет директоров страховой компании, где рекламное лицо Павел вручал семьям похожий на Тору свиток полиса, проматерившись полтора часа, смог принять только решение о снятии бонусов отделам рекламы и PR.
Гораздо сложнее было с комедийным сериалом, где Павел играл Витю, соседа главного героя. Они там дружили семьями, обеспечивая динамику сюжета и регулярный вброс шуточных реплик. Но в комедийном сериале никто не может не то что погибнуть – даже постареть! К тому ж предыдущие семь серий друзья, жёны, дети обсуждали между собой и со всеми знакомыми намерение сходить в Третьяковскую галерею. В Третьяковку они всё же пошли (аванс директору галереи был выплачен), но голова «Вити» была забинтована до макушки и говорить он не мог. «Витя у меня такой неуклюжий! На даче в соседский улей упал прямо лицом. Такой смешной, нет, та-акой смешно-ой!» – непослушным, деревянным голосом хохотала жена героя, вчера ходившая на «его» похороны, а сегодня державшая за руку забинтованного статиста. Два «сезона» назад у них с Павлом что-то намечалось на личном фронте…
Руководство телеканала РВН вывесило объявление: «Конкурс. Как заменить или юмористически объяснить исчезновение (навечно) ведущего персонажа сериала? Приз 5000 евро». Поиск двойников результата не дал. Из родственников Павла Сухотина наиболее внешне похожей оказалась его двоюродная сестра, учительница физики в Арзамасе.
Сериал был рассчитан ещё на 4 сезона, и, что самое скверное, некоторые авансы за размещение рекламы были уже потрачены. А город по-прежнему обсуждал мотивы убийства актёра Сухотина. И, что характерно, даже страстные любители сериала, выросшие на его шутках, под наложенный закадровый хохот, теперь с немалым злорадством ждали: ну, как там выкрутится телеканал? Куда ещё после соседского улья они бросят труп нашего Вити-Паши?
Обещанные 5000 евро автору лучшей идеи Исхода Вити, одному из гримёров, давно мечтавшему о должности сценариста, выплатили не сразу. Выжидали, «как аукнется». Ведь у нас все телеканалы, что метровые, что дециметровые, в своём общем деле (тупление, растление аудитории) всегда шли примерно вровень, с оглядкой друг на друга. Забежать вперёд – можно лицензии лишиться, но и «отставать от жизни» никто не хотел! А вариант гримёра был всё ж забеганием. Арзамасская сестра покойного Павла приглашалась в Москву, и герой Витя менял пол, продолжая своё шествие, пять серий в неделю уже в качестве Виктории! В остальном семьи продолжали дружить и обмениваться шутками.
Отсутствие на протяжении предыдущих 2983 серий каких-либо предпосылок в поведении Вити, вдруг решившегося на такой шаг, – это как раз телеканал РВН не смущало, там всегда искренне презирали подобные крючки, «психологизмы». Сложнее было с «забеганием». Ни одной однополой по сюжету пары ни на одном из каналов пока не проживало. Как известно, в Российской Федерации однополые браки не регистрируются. Но… тут предстояла интересная работа для юристов РВН на случай тяжб «о пропаганде запрещённого в РФ» – ведь и не расторгаются ж принудительно браки, ставшие однополыми, в долгом и сложном процессе современной жизни, телесериала…