В сегодняшнем меняющемся мире многие писатели и издатели начинают сталкиваться с ограничениями – как внешними, так и внутренними. И нельзя не задуматься о том, как это повлияет на нашу литературу. «ЛГ» начинает дискуссию о свободе творческого самовыражения писателя и границах допустимого. Приглашаем к участию литераторов и представителей книжной индустрии.
Литература наша переживает серьёзные, если не коренные изменения. Не только пресловутый литпроцесс, а сама литература.
Тех, кто считает, что изменения половинчатые и идут медленно, хочу успокоить: сейчас, судя по всему, только начало, разгон двигателя…
Есть такая народная поговорка – «Иди да оглядывайся». Её переняли блатные и сделали угрозой: «Теперь живи и оглядывайся». В собрании пословиц Владимира Даля можно найти вариант: «Говори, да назад оглядывайся». Теперь впору ввести в обиход ещё один: «Пиши да оглядывайся».
Конечно, подобное литература наша проходила не раз. Но какую цену платила – не скажет никто… Помню, была уверенность в начале перестройки: вот-вот рухнет советская цензура и рекой польются из писательских столов шедевры. Уверенность не оправдалась – шедевров вытек крошечный ручеёк. Единицы писали в стол, да и то оказывались там в основном не шедевры.
Нынешнее время интернета с «бумажными» 1980-ми сравнивать невозможно. С другой стороны, публикация в интернете стала, в том числе юридически, такой же значительной, как и на бумаге. Вот и чистятся сайты, страницы в соцсетях, электронные версии газет и журналов пятилетней, десятилетней давности.
Но прежде всего чистятся головы. Причём – в первую очередь – самих авторов.
Сор из них вычищается или жемчужины – не так уж важно. Сегодня это считаешь вредным, а завтра будешь считать полезным, живительным. И наоборот.
Важно то, что в очищенное пространство вселяется самоцензор. Чувствую его и в себе, и во многих своих… хотел написать – «собратьях по цеху», но это определение теперь неточно… В общем, в людях, которые занимаются тем же, что и я, – пытаются делать прозу.
Не знаю, начал ли кто-то писать в стол, на будущее. Вряд ли. Люди, привыкшие публиковать написанное, долгое время не могут привыкнуть к тому, что новое у них отвергают. Один журнал, потом другой, одно издательство, второе, третье… Вспомним, как Михаил Булгаков добивался публикации «Собачьего сердца», а Андрей Платонов – «Котлована». И искренне недоумевали: почему не печатают? С этим уже сталкиваются и современные писатели, хотя большинство, кажется, умудрённое опытом предыдущих поколений (а некоторые личным – ещё советского времени), само вымарывает из написанных, а то и задуманных текстов то, что стало «непроходным».
Писать что хочешь и как считаешь правильным ещё, наверное, можно, а обнародовать… Одну драматургиню вот посадили на шесть лет за написание пьесы. Так что другим это должно послужить наукой. И литераторам, и издателям, режиссёрам, продюсерам, агентам.
Заинтересуйся сейчас правоохранительные или ещё какие подобные органы даже известным литератором, и не будет никакой волны защиты. Наверняка многие промолчат, а немалая часть позлорадствует: поделом этому либералишке, или – монархистышу, или… Да найдётся эпитет для любого.
Как нечто идеалистическое, придуманное вспоминается случай, произошедший двадцать с лишним лет назад, когда Александр Проханов, Владимир Личутин и Владимир Бондаренко вступились за писателя совершенно им противоположного, вроде бы враждебного – Владимира Сорокина, которому за роман «Голубое сало» светило до двух лет лишения свободы.
Считаю необходимым привести здесь слова Проханова. Тем более что из 2002 года они отсылают нас в будущее. Которое, быть может, уже совсем рядом:
«Меня огорчил поступок моих коллег из Союза писателей России, которые по просьбе следствия приняли на экспертизу тексты Сорокина и нашли в них признаки порнографии. Мне кажется, мои товарищи совершили ошибку. Слишком болезненна для культуры память о писателях, погибших в застенках, хлебнувших горечи заточения или изгнания. Гумилёв и Павел Васильев, Мандельштам и Заболоцкий, Солженицын и Синявский...
Я помню, как власть возбудила уголовное дело против меня и Владимира Бондаренко за публикацию интервью с Александром Зиновьевым, находившимся в ту пору в Германии. Текст беседы был послан следователями на экспертизу в Литературный институт, и наши товарищи, непредвзято оценив его, спасли нас от тюрьмы.
В сегодняшней российской культуре борются идеи, эстетики, ценности, подчас исключающие друг друга. Но пускай эта борьба, самая непримиримая и беспощадная, остаётся в рамках культуры и не переносится в тюремные камеры и железные клетки. Времена грядут тёмные, и бог знает, за кем придут конвоиры в глухой час русской ночи, кому из нас придётся писать вторую часть «Записок из мёртвого дома»...»
Редакторы журналов (особенно тех, что являются «государственными бюджетными учреждениями культуры»), издатели теперь вообще в незавидном положении. Любой острый угол нашей действительности может быть расценён как дискредитация, любое душевное смятение, физиологическая или психическая особенность персонажа – как пропаганда.
Скорее всего, книг, подобных «Господину Гексогену», «Дню опричника», «Я – чеченец!», «Санькя», мы в ближайшие годы не увидим. Зато цветёт тамиздат, который везут контрабандно, и он буквально нарасхват. Прямо пятидесятилетняя давность какая-то…
Запреты, запреты, укрытые словами «ограничение», «нежелательный»… Запреты только подогревают интерес, это ведь давно известно; из запрещённого создаются культы, запрещённые становятся во главе бунтов и революций.
Вредных и опасных книг, по-моему, не бывает. Историки разыскивают и читают самые «экстремистские» книги, потому что без них они будут профанами, но какая-то ничтожная доля процента из этих людей становится экстремистами. Большинство экстремистов и террористов, расистов и прочих ничего подобного не читали. Они верили на слово или доходили до своих преступлений в результате умозаключений, питаемых личными травмами и комплексами.
А вредными можно объявить и Новый Завет, и Коран, и Бхагавад-гиту, что не раз и происходило. Законы можно придумать любые, это в истории человеческой цивилизации тоже многократно отмечено…
В конце января появилась новость: Ассоциация писателей и издателей России прекратила работу. Без объяснения – почему. Видимо, потому что лили на эту организацию помои все три года её активной работы и вот залили. «Жалко – хорошая была деревня» – как сказано в шукшинской «Калине красной». Но, может, добавлю, отстроится заново. Тем более возник шёпот: не «прекратила работу», а «приостановила».
Одновременно с прекращением/приостановлением работы АСПИР по какому-то чудесному совпадению в Госдуме состоялось то ли совещание, то ли круглый стол «Оценка эффективности государственной политики в области поддержки периодической печати и книжной индустрии». Одним из ярких участников стал депутат Дмитрий Кузнецов, который два с половиной года назад был также одной из ярких фигур «Группы по расследованию антироссийской деятельности» («ГРАД»), которая ставила своей задачей очищение российской культуры от «иноагентов и их приспешников».
«ГРАД» быстро исчез, но вот, видимо, мы увидели продолжение. Одна только фраза, произнесённая женским голосом (на записи не видно, кто это), – необходимо избавляться от паразитов – многое значит и ко многому должна нас готовить.
Но главной темой стало книгоиздание.
По итогам совещания Дмитрий Кузнецов в интервью «Накануне.RU» сказал, в частности: «Государство должно вернуться в книжную сферу и сделать её одним из своих приоритетов. <…> В отрасли должен появиться один ответственный и план развития. Сейчас у «семи нянек дитя без глазу», а система господдержки книжного дела производит скандал за скандалом из-за обвинений в коррупции и иностранном влиянии. Нашим избирателям за их налоги нужна не фабрика скандалов, а возрождение Русской культуры».
Кажется, все издательства, включая и «Художественную литературу», у нас частные. Абсолютное большинство книг, которые покупают, выходят без всяких грантов и господдержки. Как в таком случае можно трактовать слова депутата?.. Можно, наверное, и так: возьмёт государство и национализирует этих «дитять», и будет воспитывать по своей педагогической программе…
Били тревогу на том совещании по поводу литературной критики. Дескать, нет её почти. Я тоже ещё недавно бил эту тревогу. А помнится, на закате нулевых, когда критика переживала, как оказалось, скромный расцвет, писал в статье «Питомцы стабильности или грядущие бунтари?» («Дружба народов», 2010, № 1): «Сегодняшнего критика, в отличие от советского, никто не боится. Его самая гневная статья не закроет писателю дальнейший путь в литературе и даже зачастую не повлияет на человеческие отношения (если они есть) писателя и критика».
То «сегодня» – не это. Теперь критиков снова начинают бояться. Тиснешь нехвалебную рецензию, и её вполне могут использовать как доказательство обвинения автора или издательства: неправильное написал, неправильное издали. Ну и пресловутые оргвыводы затем…
Может, я сгущаю краски. Но и оптимистом быть не могу. Меня в последнее время часто стали называть либералом. Не знаю, может ли автор повестей и рассказов «Гаврилов», «Дядя Вася», «В новых реалиях», «Прогноз погоды», «Квартирантка с двумя детьми», «Чего вы хотите?», «Полоса», «Зона затопления» носить такое звание. Отмечу только, что при либералах я мог публиковать вещи, в которых отзывался об этих самых либералах, мягко говоря, нелицеприятно, а сейчас должен многого недоговаривать, а то и попросту не касаться. Это мне как литератору не может нравиться.
С другой стороны, интересно. Столько сюжетов и персонажей порождает действительность, аж глаза разбегаются, рук не хватает и мозг начинает дымиться. То ли ещё будет.
В общем, как пел Егор Летов: «Весёлое время наступает, братва…»