«Ветка» за 100 (?) миллионов,

Российский арт-рынок переживает худшие за последние 30 лет времена. Его оживление возможно лишь при объединении усилий художников, галеристов, коллекционеров и, безусловно, государства. Но пока, увы, нет ни утверждённой стратегии восстановления места русского искусства в России и в мире, ни чётких программ развития государственных музеев, ни прозрачности в их закупочной деятельности, без которой пополнение фондов обрастает фейками и скандалами.

В конце августа 2020 года практически все ведущие информационные агентства России отразили в своих новостных лентах то, что произошло в Третьяковской галерее. РИА Новости: «В Москве из-за проливного дождя затопило здание Третьяковской галереи на Крымскому Валу. Очевидцы публикуют фото и видео из музея». INTERFAX.RU: «Причиной протечки крыши в Новой Третьяковской галерее на Крымском Валу в Москве стал прорыв изношенной ливневой канализации, которая не выдержала напора сильного дождя». РБК: «В столице из-за сильного ливня начала протекать крыша в здании Третьяковской галереи на Крымском Валу».

Оценки случившемуся не было, если не считать цитируемого РИА Новости более чем странного комментария сотрудника реставрационной мастерской музея: «Картины оперативно сняли, но серьёзно они не пострадали, попало несколько капель... ничего экстраординарного не произошло. Даже если по стенам текла вода...» (выделено мной. – Авт.).

Выдворенных тогда из здания галереи под проливной дождь посетителей музея ЧП взволновало гораздо больше. Они делились на страницах в социальных сетях фото- и видеоматериалами потопа и своими комментариями к тщетным попыткам спасти, например, намертво прикрученного к стене Кандинского (воруют же). Припомнили руководству Третьяковки и кражу работы Куинджи, и историю с повреждением картины Ильи Репина «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года», а также последнее приобретение музея – «Ветку» Андрея Монастырского.

Если коротко, то история с приобретением выглядит следующим образом. Год назад, в марте 2020 года, Третьяковская галерея впервые показала произведение Андрея Монастырского – сухая ветка висит на фоне листа фанеры, прикреплена она к нему с помощью четырёх мотков скотча и одним концом упирается в текст в рамке, посвящённый музыке австрийского композитора Антона фон Веберна. По информации ТАСС, «мероприятие прошло в узких, но представительных кругах».

«Ветка» – первая работа, которую музей приобрёл на деньги, полученные от дохода эндаумент-фонда, основанного на пожертвованные в июне 2019 года Владимиром Потаниным 100 млн рублей. Музей разделил взнос Потанина на две части и отдал их в управление Газпромбанку и ВТБ Капиталу. В январе 2020 года чистый доход каждого из эндаументов, согласно официальным данным, составил около 3 млн рублей. Одну часть направили на реконструкцию дома семьи Третьяковых, а на другую решили приобрести произведение современного искусства 1990-х годов. Закупочная комиссия (или, по другой версии, попечительский совет) остановила свой выбор на «Ветке».

Сама по себе идея создания фонда, надёжно размещающего денежные средства в крупнейших финансовых институтах страны и использующего проценты от размещения для пополнения коллекции музея, абсолютно правильная. Подобные фонды сформированы многими музеями и не только (скажем, по тому же принципу работает Фонд Нобеля). Это не ноу-хау Третьяковки, что, впрочем, никоим образом не умаляет заслуг руководства галереи и Владимира Потанина, первым перечислившего в этот фонд 100 млн рублей. Не может быть никаких претензий и к выбору компаний, управляющих активами эндаумент-фонда. Доходы в 3,2 млн рублей и 3,1 млн рублей за 6 месяцев – около 13% годовых – это высокая доходность.

Абсолютно правильна и своевременна и идея заполнить существующие, как образно выразилась генеральный директор Государственной Третьяковской галереи Зельфира Трегулова, «чудовищные лакуны» в коллекции. В первую очередь это касается произведений современного искусства периода 1990 – 2000-х годов. Существовавшая в советское время практика государственных закупок предметов искусства в 90-е годы практически прекратилась. С этого момента пополнение музейных фондов происходило в большинстве своём в результате не закупочной деятельности и связанной с ней экспертизой художественной ценности произведений, а приёма в дар. А это уже другая история и другие критерии.

А теперь вопросы, которые волнуют всех, кто интересуется русским современным искусством или так или иначе связан с ним.

1. Почему приоритетной оказалась закупка «Ветки», тем более что в собрании Третьяковки два предмета Андрея Монастырского уже имеются?

2. Как сформировалась идея цены закупки?

3. Почему цена приобретения не стала достоянием гласности?

4. Кто принимал решение о закупке, почему состав комиссии засекречен?

5. Наконец, «Ветка» – это вообще произведение искусства или нет?

Этих вопросов могло бы и не быть, если бы имелось следующее:

1. Существовала бы стратегия развития Третьяковской галереи, частью которой была бы программа пополнения фондов музея с чётким указанием художников, чьи работы при благоприятном стечении обстоятельств (появлении денежных средств) будут приобретены и в какой последовательности. Возможно, такая стратегия и есть, ведь есть же у генерального директора Третьяковки заместитель по развитию, но кто-нибудь, кроме музейных работников, видел этот документ? А речь, между прочим, идёт о государственном музее.

2. Была бы утверждена Министерством культуры Российской Федерации методика оценки произведений современного искусства с обязательным разделом, посвящённым методологии этого процесса. Как оценивать, какие критерии брать за основу и каков вес каждого из них в итоговой формуле?

3. Обеспечивалась бы абсолютная прозрачность происходящего в сфере музейной закупочной деятельности независимо от того, приобретаются предметы за счёт бюджетных или внебюджетных средств.

Культура – это не та сфера, где есть место государственной тайне, всё должно быть предельно прозрачно, включая список лиц, принимающих решение о подлинности предметов и их оценке. К сожалению, всего этого при покупке «Ветки» не было.

Справедливости ради следует признать, что далеко не во всём виновата одна Третьяковка. Есть ли в галерее утверждённая стратегия её развития, мы не знаем. Стратегии восстановления места и роли русской школы изобразительного искусства, утверждённой на государственном уровне, нет точно. И вряд ли она в ближайшее время появится. А программа развития государственных музеев должна быть составной частью этой стратегии. Нет и утверждённой методики оценки произведений искусства, во всяком случае политика Третьяковки не даёт уверенности в том, что такая методика есть.

В остальном же вопросы адресованы галерее. Всё, что связано с приобретением «Ветки», окутано тайной и играет как против Третьяковки и Андрея Монастырского, вовлечённого в этот, в общем-то, скандал, так и против всего русского современного искусства в целом. Тут и там появляются совершенно фантастические предположения, например фейк о том, что «Ветка» была приобретена за 100 млн рублей. Тех, кто в это верит, немало.

Не будучи искусствоведом, не берусь рассуждать о художественных достоинствах приобретённого предмета, это задача специалистов. Но вот об идее цены – могу.

В 2006 году данный объект был выставлен в США на аукционе Sotheby’s. Да, он тогда не ушёл, но экспертами крупнейшего в мире аукционного дома был оценён в $30 000 – $40 000. Почему же бы ему не быть закупленным Третьяковкой, на родине автора, в пределах этого эстимейта?

Самое интересное заключается в том, что даже если бы «Ветка» Монастырского была приобретена за 30 000 – 40 000 рублей – и эта цена многим показалась бы завышенной. Так устроена психология продавцов, ведь купили же не у них. Плюс к этому арт-рынок сегодня достиг дна, большинство произведений искусства реализуется в прямом смысле «по цене холста и красок». С чего же вдруг, по их мнению, для работы коллеги сделано исключение?

Речь идёт не об исключении. Андрей Монастырский – заслуженный, проверенный временем художник. Пик его творчества пришёлся на 70-е годы, но разве это аргумент для утверждения, что его «Ветке», как и произведениям многих других художников, не место в Третьяковке? Конечно же нет. И оцениваться работы в музейной закупке должны не по сегодняшнему рынку, а с учётом значимости произведений и их авторов для страны, для русской школы изобразительного искусства.

Приобретение в фонды Третьяковки работы Андрея Монастырского могло бы означать изменение вектора движения российского арт-рынка, если бы стало достоянием гласности. Это первая за многие годы ласточка, и она могла бы вселить надежду на то, что, по крайней мере, государственные учреждения культуры оценивают по достоинству труд заслуженных, с точки зрения уважаемого экспертного сообщества, советских и российских художников. Независимо от того, к какому направлению относится их творчество. К сожалению, этого не произошло.

А Третьяковка тем временем агитирует делать пожертвования в эндаумент: «Регистрируйтесь в проекте и участвуйте в формировании целевого фонда закупки новых произведений. Голосуйте и решайте, какой экспонат достоин пополнить коллекцию Третьяковской галереи». О результатах голосования будет сообщено дополнительно, когда станет известна сумма, заработанная эндаументом за предыдущий год.

Популизм чистой воды, создание видимости широкого участия масс в процессе принятия решения. Очень напоминает всенародное голосование, скажем, в телешоу «Голос. Дети» или выбор представителя на конкурс «Евровидение». Где программа пополнения фондов, кто конкретно будет отбирать работы для включения их в список для голосования, по каким ценам будет предложено их закупать?

И вообще, кто-то может объяснить, для чего решение, которое максимально открыто должны принимать (обосновывать, а затем и отвечать за него) эксперты – специалисты в данной области, затем выносить на какое-то голосование?

Сплошные вопросы. Проект «Музей, который создаёте вы» – это либо легитимизация уже принятого собственного решения с целью дальнейшего ухода от ответственности за него, либо, что ещё хуже, реальное дистанцирование галерей от процесса принятия какого-либо решения по пополнению музейного собрания. Подход не государственный.

Александр Воронин, доктор экономических наук, коллекционер, почётный член Российской академии художеств