О Волковской премии, об одноимённом фестивале и о некоторых особенностях национальной игры, а также её организационно-техническом обеспечении на современном этапе
ПРЕМИЯ
Даже если вы, читатель, не знаете, не любите и не понимаете театра, если вы вовсе не ходите в него или ходите – воспользуемся устойчивыми оборотами соцопросов – два-три раза в год от случая к случаю, – даже и тогда вы наверняка слыхали что-то о Ярославле как о родине означенного вида искусства на нашей, на русской почве. Вам, конечно же, небезызвестно имя Фёдора Волкова – ярославского купеческого сына, ставшего «российского феатра» отцом-основателем. Факт существования в нашем любезном отечестве государственной академической «комедийной хоромины» им. Ф. Волкова, скорее всего, также не способен будет явиться для вас откровением – как-никак старейшие подмостки страны, хотя и отстроенные в нынешнем своём виде в девятьсот одиннадцатом, но родословную справедливо ведущие от того самого кожевенного сарая, где юноша Фёдор со товарищи ровно посередине осьмнадцатого столетия представили изумлённым родственникам и соседям драму «Эсфирь» и пастораль «Евмонд и Берфа».
Вы, читатель, – смеем далее предположить – осведомлены о существовании Волковского фестиваля, того, что прошёл этой осенью на легендарной сцене уже восьмой раз кряду. А если часом и не осведомлены, поскольку пиар у него не бог весть какой знатный, то, разумеется, предполагали его наличие: сегодня, когда театральная жизнь страны определяется и развивается в формах преимущественно фестивальных, когда буквально всякий город, не говоря уже об областных центрах, с успехом обзавёлся собственным смотром драматических достижений – сомневаться в том, что подобное мероприятие регулярно проводится на основоположной Ярославщине, было бы странно. Если в Мытищах, в Лобне, в Ханты-Мансийске и Благовещенске фестивали имеются, в Старой Руссе тож, то как же ему не быть здесь.
А вот (завершаем мы наше условно заочное тестирование) одноимённая, Волковская опять-таки, премия – это, надо думать, предмет далеко не столь общеизвестный или легкопредположимый. Оно, конечно, всякого рода призами да наградами современный театральный люд куда как не обделён. Вдохновившись примером «Золотой маски», пошли губернии отливать себе из благородного металла разнообразные фигуры, до сценического представления касательство имеющие: «Золотой софит», «Золотая кулиса» и так далее (вот разве что «Золотого штанкета» нигде покамест не вручают – с радостью дарим желающим креативную идею). И это само по себе замечательно. «Трудно, трудно» живёт сегодня по преимуществу «наш брат», провинциальный артист – и эти местнические премии позволяют хоть некоторым из них хотя бы раз за всю карьеру почувствовать, что не зря всё ж таки, чёрт возьми, жизнь театру отдана. А если фигуративные знаки признания подразумевают под собой ещё и худо-бедно ощутимое финансовое наполнение – тогда вообще красота.
У премии имени Фёдора Волкова денежная составляющая по меркам отрасли весьма солидна – 100 тыс. рублей (а с будущего года сумму обещают, кажется, чуть ли не удвоить). Однако про наличие самого этого института известно – не побоимся полемического заострения – разве что её, премии, лауреатам плюс их родным, друзьям и близким. В таком положении вещей не заключалось бы, невзирая на сумму прописью и даже на вручаемую триумфаторам увесистую бронзовую скульптуру основоположника русского театра, ничего особенно уж удивительного – мало ли кого в наше время на необъятных просторах чем увенчивают – если бы не одно существенное «но». Премия-то, согласно букве положения, правительственная, дипломы её украшены автографом главы Кабинета министров, а значит, хочешь не хочешь, должна обладать и статусом, и реноме, и общественным звучанием госнаграды. Или мы, впадая в неуместный при обращении к сфере прекрасного административный восторг, ошибаемся? Всё может статься, но только не нужно в таком случае сетовать на недостаточный у наших граждан пиетет перед различными ветвями власти. И коли учредило Правительство РФ премию «За вклад в развитие театрального искусства РФ», так отчего-то кажется, что должно оно быть озабочено, во-первых, её престижем, а во-вторых, тем, чтобы награда находила действительно достойных.
Первым обладателем Волковской премии стал Волковский театр. Всё логично, учитывая, что учреждена она была непосредственно «под» его (и всего российского театра как такового) 250-летие. На следующий 2001 год за лауреатскими почестями в Ярославль приехали трое достойнейших и, что немаловажно, известных всей стране профессионалов, трое строителей крепких и значительных сценических дел. Краснодарец Леонард Гатов, челябинец Наум Орлов, пермяк Евгений Панфилов – к сожалению, никого из них уже нет сегодня в живых, но то обстоятельство, что рождённые или кардинально переустроенные и возглавляемые ими на протяжении не одного десятилетия творческие организмы продолжают занимать заметное место в нашем театральном ландшафте, прирастая в названиях своих именами этих людей, согласитесь, говорит о многом.
Но затем началась классическая родная невнятица-чересполосица. Юрий Григорович и руководитель Чувашского драматического театра Валерий Яковлев (а в придачу к ним Воронежская драма, поскольку по положению обладателями премии могут становиться как отдельные творческие работники, так театры и театрально-зрелищные организации в целом). Коллектив знаменитой Свердловской музкомедии и рядом самарский артист Александр Амелин… Изрядно нашумевший в последние годы новосибирский «Глобус» и до сих пор особо не засветившийся на орбите широкой известности актёр и худрук Владимирского театрального центра Николай Горохов… Мы готовы нижайше просить прощения у гг. Амелина и Горохова за упоминание их фамилий в несколько неблаговидном контексте, более того, с превеликой радостью готовы поверить в то, что они суть фантастические мастера своего дела, но вот только незнание этого доподлинно не можем принять исключительно на счёт своей лени и нелюбопытства, не готовы обусловить только лишь фактом, что называется, собственной биографии. Есть смутное ощущение того, что высокой инстанции, удостаивающей громко звучащей премии, было бы совсем не лишне хоть в малой степени озаботиться пропагандой достижений своих лауреатов, хотя бы объяснить, в чём они заключаются.
Тут впору задаться самым простым вопросом: а за что вообще-то дают Волковскую, каков тут механизм? Он достаточно ступенчат, но в основе всего лежат – цитируем официальный документ – «материалы с предложением <…>, подписанные руководителем (руководителями) органа государственной власти субъекта Российской Федерации, органа местного самоуправления». Выходит, получают те, кто близок к начальству, у кого подходящий повод в виде юбилея имеется или что-то в этом духе. Хотим быть правильно понятыми: по нам, каждый из провинциальных (а премии могут быть удостоены только они – отчего их столичным коллегам этот титул навсегда заказан, не вполне понятно, ну да ладно) тружеников сцены, честно отдавший ей пару десятков лет, уже заслуживает недюжинных поощрений. Только зачем тогда фестиваль, пышные словеса, всяческое эффектное обрамление и всё такое прочее? Учредите наряду со званиями «засл. деят.» и «засл. раб.» титул волковского лауреата и вручайте его в Белом доме за «жизнь в искусстве» всем подряд. Нет – тогда предоставьте заместо общих фраз чёткие критерии: премия имени Волкова вручается за… Пускай не за достоинства отдельно взятой премьеры – оставим эту категорию плотно оприходовавшей её «Маске». Но за особо успешный сезон, к примеру, за отличную (от других) репертуарную политику, за какой-то дерзкий проект, за яркие инновации, пускай даже и в административном плане. За творческую смелость, наконец! За что-нибудь конкретное. А то ведь новоиспечённым лауреатам нужно за вышестоящий базар отвечать на старейшей российской сцене.
ФЕСТИВАЛЬ
Если решиться назвать вещи своими именами, то можно заявить, что лауреаты на ярославских смотринах порой просто дискредитируют как саму идею правительственной премии, так и светлое имя Фёдора Волкова. Так, на прошлогоднем фестивале, на котором также довелось побывать, ни довольно специфическое хореографическое действо «Аркаим», представлявшее искусство Башкирского театра оперы и балета, ни вяловатая и пустоватая «Первая любовь» по Тургеневу от лица Иркутской драмы при всём желании никак не тянули на подразумеваемый статус «национального достояния» (небольшое лыко в строку: третий из награждённых – худрук Волгоградского НЭТа Отар Джангишерашвили – до торжественной церемонии и до города так и не доехал; бронзовый Волков его, говорят, до сих пор пылится в одном из кабинетов первого российского). Ваш покорный слуга, положим, слышал серьёзные профессиональные похвалы в адрес Уфимской музыкальной «академии», а о больших возможностях иркутского коллектива имел удовольствие судить самолично – но зрителям-то этого не объяснишь, аудитории, отнюдь не кичащейся своим «первородством», крайне тактичной и доброжелательной, но при всём при том сцену очень тонко чувствующей, зёрна от плевел отделяющей практически «на раз».
В вечер закрытия нынешнего фестиваля зал, как в таких случаях принято выражаться, тепло приветствовал труппу Омского театра для детей и молодёжи и показанные одним из новоявленных лауреатов «Две стрелы» по пьесе А. Володина. Но, честное слово, были эти аплодисменты не то чтобы дежурными – нет, но какими-то умиротворённо-благостными, что ли, ровными, как пульс безнадёжно здорового человека (за это выражение благодарю моего коллегу Александра Иняхина, употребившего его в дни нашего совместного ярославского сидения, правда, совсем по другому поводу). В любом случае эмоциональный градус их стопроцентно отвечал ровной температуре сибирской постановки: неизменные 36,6, всё ровно, гладко, умиляюще (на сцене – целый выводок малолетних детей) и визуально радует глаз. Всё симпатично – вот, пожалуй, наиболее точное здесь определение. И, за исключением Елены Шевчук, давшей объёмный, наполненный, взыскующий к состраданию образ Черепашки – этой Джульетты «каменного века», по сути, ни одной запоминающейся актёрской работы. Да, режиссёр Лариса Артёмова, художник Наталья Клемина и балетмейстер Виктор Тзапташвилли порядком постарались, чтобы «закрыть» исполнителей с помощью богатого арсенала своих умений и полёта фантазии, но при чём здесь, скажите на милость, «вклад в развитие»! Скажу больше, если бы подобные постановки являлись бы сегодня в России «базовой моделью», мейнстримом качества, то никаких разговоров о «кризисе», тем более «упадке», никому бы и в голову не приходило заводить. Но когда она избирается одной из многих тысяч идущих по стране, преподносится в качестве образца класса «премиум» – извините, позвольте возвысить голос! Омский ТЮЗ недавно отметил свой «славный юбилей» – ура! – честь и слава ему и его деятельнейшему директору, члену Общественной палаты Валентине Соколовой. Да здравствуют работающие там красивые женщины и умные мужчины – наградите их всех в этой связи солидными денежными премиями, отправьте на черноморские курорты Турции, не нужно только везти через полматерика и выдавать за овеществлённый показатель выдающегося творческого состояния то, что и на областную-то премию (с учётом общеизвестно выдающейся омской сценической планки в целом) тянет с трудом.
По счастью или же сообразно с математическими законами, театры-юбиляры иногда могут с полным правом чествоваться не только за выслугу лет. Тем, кто следит за провинциальной Мельпоменой хотя бы на «золотомасочном» уровне, конечно, известен минусинский феномен: маленький, затерянный где-то на необъятных и т.д. город, с завидной регулярностью поставляющий в шорт-листы соискателей национальной премии свои – приносим прощения за банальность – столичной выделки работы. И здесь я в полемическом задоре, в полном противоречии с самим собой готов признать определённую правомерность «датских» награждений. Ведь если бы не грядущее на днях 125-летие, ещё неизвестно, когда бы ещё получил всецело заслуженную им премию имени Волкова уникальный сценический Дом, много лет укрепляемый и надстраиваемый главным режиссёром Алексеем Песеговым в условиях куда как далёких от идеальных. Районный центр, очаг культуры городского подчинения, со всеми вытекающими отсюда материальными последствиями и возможностями – сколь же малое, оказывается, всё это имеет значение, если во главе дела словно бы с каких-то книжных страниц сошедший подлинный «подвижник святого искусства» и вместе «скромный труженик» (представляю лицо органически чуждого пафоса Песегова при чтении этих строчек), имеющий и могущий что сказать городу и миру. Во время заключительных поклонов его спектакля «Где твои крылья?..» ярославский зал встал. Правда, справедливости ради нужно отметить, что изрядная часть публики в антракте ушла. Что нормально – не всякий способен высидеть этот во многом мучительный, больной, исполнительски творимый едва ли не в мазохистском упоении сеанс группового саморазоблачения героев (а точнее, героинь, которых здесь пять и которые являются актёрскими созданиями экстра-класса). Поставленный к тому же по, мягко говоря, спорных достоинств пьесе Ю. Волкова (тоже бывшего ярославца, подобно своему великому однофамильцу, также начинавшему в здешних кулисах) «Вид в Гёльдерланде», вся умозрительность и вся очевидная «несценичность» которой с лихвой окупалась редкой концентрацией психологического напряжения прямо-таки бергмановского толка и беспрекословным катарсисом в конце. Волковы – как один, так и другой, – уверен, были бы несказанно счастливы.
Завершая лауреатскую тему, нужно сказать, что третьим удостоенным, к тому же персонально, стал премьер Краснодарской драмы Станислав Гронский – мастер известный и большой. Вот только искусство своё он на сей раз продемонстрировать не имел никакой возможности, будучи включённым в наградной список в самый последний момент, «на флажке». Почему? Вместо кого? В эту не вполне благовидную, хотя к самому лауреату и его таланту ровно никакого отношения не имеющую историю углубляться не хочется. Скажем только, что она в очередной раз демонстрирует наличие системного кризиса и управленческой неразберихи в премиальном «хозяйстве».
На будущий год учредители вроде как погрозились увеличить количество премий с трёх до пяти (и одновременно, напомним, существенно увеличить их денежное содержание). С одной стороны и исходя из всего вышеизложенного, это не может не внушать прямо пропорционально возрастающей тревоги – ведь при таком «чоховом» подходе можно окончательно размыть критерии, низвести престиж. Но с другой: в нынешнем фестивальном – да не обидится на меня никто – гарнире была масса замечательного. Спектакли действительно «несущие (процитируем пассаж из другого уже положения – А.В.) связи с глубокой культурой русского национального театра, демонстрирующие живую приверженность той или иной его школе». Вот разве что столица, представленная аж тремя более или менее звучными коллективами, явно подкачала. Не буду их упоминать, поскольку видел не всю программу (да это по нынешним временам практически невозможно: подчёркнуто неторопливый ритм почти двухнедельного фестивального размаха плохо состыкуется с галопом окружающего его мира), однако целиком доверяю мнению коллег и некоторых ярославских «просвещённых театралов». Зато провинция раз за разом приятно удивляла, чтобы не сказать больше. Тут, к величайшему сожалению, приходится переходить к столь нелюбимым мной и несправедливым, в сущности, телеграфному стилю и перечислению «через запятую». Но такова – увы! – планида большинства участвующих в фестивалях, равно как и обозревающих их.
Впрочем, о властно погружающем в свою безвоздушную атмосферу спектакле Александра Попова и Тульского театра драмы «Страсти по Никите» («Власть тьмы») газета, благодарение Богу, уже подробно писала. Хотя я, признаюсь, ещё бы добавил приятных слов к оценке, вынесенной Анной Кузнецовой этому «штучному» явлению (см. «ЛГ» ‹ 49, 2006). А о буквально ошарашивающем, сшибающем с ног и всех устоявшихся представлений костромском «Гамлете», рождённом в счастливом творческом содружестве режиссёра Сергея Кузьмича и сценографа Елены Сафоновой, надеюсь ещё поговорить отдельно – в предполагаемых заметках о целом ряде последних прочтений главной пьесы мирового репертуара. Хозяева, показавшие лихое, на грани отчаяния и безумства храбрых произведение под названием «Спин мюзикл» (в жанре, натурально, мюзикла), и нижегородцы, тряхнувшие «шутейным действом» по горинскому «Шуту Балакиреву», – простите, что не имею газетной площади, для того чтобы упомянуть все ваши достоинства (прежде всего актёрские) и подчеркнуть недостатки. Простите великодушно, трогательные японцы из театральной компании «Кияма»… Хотя, что уж там, вы всё равно этих строк никогда не прочтёте – вы были несказанно счастливы уже одним, что воочию увидели Волгу.
Издалека долго течёт великая река. И своим неторопливым, могучим, размеренным дыханием вынуждает нас надеяться на то, что лучшее – впереди. Что волковские театральные празднества обретут долженствующие им статус и диафрагму. И тогда уже не придётся, посвящая им большую статью, половиной текста объяснять читателю, что это, собственно, такое, а ещё значительным куском доказывать, почему то-то и то-то – не вполне правильный выбор, как следствие – сбиваясь в конце на обидную скороговорку...
, МОСКВА–ЯРОСЛАВЛЬ