Владимир Дмитриев: «Кино и другие искусства – это как ржавчина и патина веков. С одной борются, перед другой – благоговеют...»
С лауреатом Государственной премии РФ за 2006 год Владимиром Дмитриевым для «ЛГ» удалось побеседовать на часовом перегоне поезда Болонья– Флоренция. Дмитриев был гостем международного архивного кинофестиваля «Обретённое кино» в Болонье, в рамках которого на городской Пьяцца Маджоре под ночным небом и с «живой музыкой» была показана немая советская восстановленная картина «Межрабпомфильма» – «Папиросница от Моссельпрома»
Юрия Желябужского...
– Владимир Юрьевич, Государственная премия РФ была присуждена трём руководителям Госфильмофонда (генеральному директору Николаю Бородачёву, начальнику ОТК Ирине Васиной и вам) за многолетнюю работу по обеспечению сохранности уникальной киноколлекции Госфильмофонда. Пройден большой путь. Какими на вашей памяти были самые сложные его этапы, наиболее трудные перевалы?
– Очень трудным был 1990 год. И раньше бывали сложные времена, но в том году возникла прямая угроза сохранности нашей коллекции. Дело в том, что на II съезде Союза кинематографистов России в 1990 году было принято решение – всю коллекцию Госфильмофонда раздать по национальным «квартирам», то есть по республикам. Причина этого решения была проста – Союз кинематографистов СССР находился в состоянии распада, его всеми силами пытались сохранить, и возникла идея Конфедерации cоюзов кинематографистов тогда ещё советских республик. Как вы понимаете, отдавать не своё чрезвычайно легко, и съезд спокойно проголосовал за то, чтобы раздать коллекцию Госфильмофонда. Только покойный Леонид Козлов, известный теоретик кино, выступил против, и очень осторожно к этой идее отнёсся режиссёр Элем Климов. Но он в то время оставлял пост председателя Союза кинематографистов СССР и был занят другими проблемами. Другие члены уважаемого мною Союза были «за»! Даже Госкино не выступило в нашу защиту, впрочем, понятно, почему – будущее Госкино тогда также было весьма неясным. Что же касается творческих работников, то им казалось, что существенного значения всё это иметь не будет.
Ситуация сложилась достаточно напряжённая, у нас не было никакой поддержки, более того, мы стали получать прямые указания – раздавать фильмы из фонда. Помню очень странный разговор с сотрудником МИДа о том, что если мы не отдадим Грузии грузинские картины, то она не заключит с нами какой-то договор – то ли о военных базах, то ли ещё о чём-то... Представляете? Где фильмы, а где – военные базы! Потом к нам приехали представители эстонской кинематографии с требованием передать им их картины...
Выход у нас оставался один – не подчиняться распоряжениям, что мы и сделали. Пришлось обучиться разным, в том числе демагогическим, уловкам, и в результате мы выработали целую систему защиты. Я, разумеется, не выдам всех наших секретов, раскрою лишь один. Мы говорили, что не было никогда отдельно взятого грузинского, молдавского, украинского или балтийского кино, а была единая национальная советская кинематография. А раз была единая кинематография, то был и единый киноархив – Госфильмофонд. Да, он стал киноархивом России, но при этом он был и остался киноархивом всего Советского Союза. Эстонцам кажется, что они по праву претендуют на фильмы из его коллекции? Но с таким же успехом мы могли бы претендовать на какую-то часть таллинского порта. Опровергнуть нас никто не смог! При этом защита нами киноколлекции не исключала (и не исключает) права всех бывших республик на изготовление копий своих фильмов...
Что помогло нам тогда? Точное понимание ситуации: мы не можем принимать решения исходя из сиюминутной выгоды, ориентируясь «на злобу дня». День пройдёт, что останется? Злоба? А коллекции уже не будет... Недавний пожар на киностудии «Грузия-фильм», когда сгорели плохо (!) хранившиеся там национальные версии грузинских фильмов, лишний раз подтвердил, что в деле сохранения культурных ценностей следовать иллюзиям, амбициям или политической конъюнктуре – вещь бессмысленная, если не преступная. Слишком велик риск утраты общекультурного наследия!
– Но согласитесь, что за 60-летнюю историю Госфильмофонда пристало бы вести речь, по счастью, не об утрате национального кинонаследия, а о его бесспорном пополнении...
– Я могу гордиться тем, что способствовал возвращению на родину негатива незавершённого фильма Эйзенштейна «Да здравствует Мексика!», который долгое время находился в Голливуде, а потом хранился в Музее современного искусства в Нью-Йорке. Теперь полный свод материалов фильма, дошедший до наших дней, является частью коллекции Госфильмофонда. Я принимал определённое участие и в возвращении из Италии в Россию негатива фильма Бондарчука «Тихий Дон». Уверен, что негатив последнего произведения нашего великого актёра и режиссёра должен находиться на родине и именно в Госфильмофонде. Надеюсь, что Первый канал телевидения рано или поздно нам его отдаст. Допускаю, что мы можем не иметь какую-то телевизионную картину ГДР с участием Бондарчука как актёра, но не располагать его последней режиссёрской работой просто не имеем права.
Сложный вопрос, как отнесутся к этой картине спустя много лет, как будут оценивать её потомки. Но у них должна быть возможность оценить Бондарчука во всём его многообразии и масштабе, во всей сложности его творческой судьбы. Если мы не соберём полную коллекцию его фильмов – за нас этого не сделает никто.
Когда в 1960–1970-е годы запрещались какие-то картины, мы старались любым способом получить их негативы, чтобы сохранить для будущих времён. Поэтому меня глубоко оскорбил июньский материал в «Новой газете», в котором говорилось, что якобы негатив фильма «Комиссар» режиссёра Александра Аскольдова хранился где-то в подвале, с пауками. Это абсолютная ложь! Негатив «Комиссара» поступил в Госфильмофонд сразу, как только фильм был запрещён, – а он был запрещён официальным приказом Комитета по делам кинематографии, – тогда же он был нами принят, проверен и регулярно проходил техническую проверку вплоть до того, как был разрешён к прокату.
С подобными выдумками мы сталкиваемся постоянно. Так, украинский режиссёр Юрий Ильенко рассказывал журналистам, что его картину «Родник для жаждущих» спасла женщина, которая печатала копию, – вроде бы она вынесла её из лаборатории и где-то спрятала. На самом деле картина хранилась в сейфе то ли Министерства культуры, то ли Госкино Украины (точно не помню), и по нашей просьбе украинские коллеги в своё время – кстати, очень охотно – негатив этой картины отдали нам. В Госфильмофонде она и хранилась вплоть до перестройки, пока также не была разрешена к выходу на экран. Да, подавляющее большинство так называемых полочных картин хранились у нас, за исключением разве что некоторых вариантов, которые могли, конечно, находиться в частных руках. Мы же хранили все основные материалы по фильмам, и «полочным» картинам уделялось такое же внимание, как и «Чапаеву», их периодически проверяли и реставрировали...
– Всё сказанное вами, Владимир Юрьевич, бесспорно, но тем не менее какая-то странная, мягко говоря, получается ситуация. В День независимости России президент страны В.В. Путин вручает в Кремле, в том числе вам, Государственную премию за спасение кинематографического наследия. И в то же время Госфильмофонд, один из крупнейших киноархивов мира, внесённый в Книгу рекордов Гиннесса, в последние годы практически в одиночку (СМИ не в счёт, ибо с ними сегодня никто не считается) ведёт нерезультативную борьбу с местными властями, которые рядом с архивом возвели кирпичный завод с химическим циклом производства и строят огромный логистический парк. Это нарушит экологический баланс, что, в свою очередь, грозит сохранности плёнки. Данное строительство противоречит общепринятым мировым нормам и рекомендациям ЮНЕСКО о сохранности движущегося изображения, которые были подписаны и нашим государством. Как бы вы прокомментировали эту парадоксальную ситуацию?
– Это совершенно естественно потому, что вопрос присуждения трём сотрудникам Госфильмофонда во главе с его генеральным директором Николаем Бородачёвым Государственной премии решался на высоком уровне, а вопрос, касающийся нас как территориального подразделения, решается на уровне несравненно более низком. И по непонятным мне причинам районные и областные власти не хотят обращать внимание на письма крупнейших деятелей культуры нашей страны, которые шли в адрес президента, в адрес правительства. Местные чиновники живут своей жизнью, следуя принципам вседозволенности, считая, что требования Госфильмофонда России о сохранности киноколлекции есть чистой воды блажь: куда важнее превратить территорию, на которой находится Госфильмофонд, в промышленную зону, естественно, без учёта его интересов. А ведь по указу президента он признан особо ценным объектом культурного наследия народов Российской Федерации!
– Но чем вы это объясняете – неосведомлённостью, невежеством, местничеством, цинизмом?
– И этим, и тем, что для многих людей культура абсолютно незначима сравнительно с ростом промышленного производства. Во время своей недавней встречи с деятелями культуры президент России недаром указал на то, что страна не может нормально развиваться без развития культуры. Соответственно без Госфильмофонда, без его всемирно известной коллекции не может нормально развиваться и киноискусство нашей страны.
– А как, по-вашему, могло ли что-то подобное случиться с Третьяковкой? С Эрмитажем? С Пушкинским Домом на стрелке Васильевского острова?
– Думаю, такой идеи не могло бы даже возникнуть. Ни рядом с Третьяковкой, ни возле Эрмитажа никто не стал бы строить завод химических удобрений. Это сразу вызвало бы такой протест – также и на высоком уровне, – что проект закрыли бы до начала строительства. В нашем же случае я вижу некое изначальное «проклятие» кинематографа, который до сих пор считается искусством второго, а то и третьего сорта.
Собственно говоря, у кинематографа два родовых «проклятия». Первое заключается в том, что это искусство тиражируемое. При условии хорошей копии и хорошей проекции не имеет никакого значения, где показывается картина – в Москве, Нью-Йорке или в кинотеатре Берега Слоновой кости. Изначально копия соответствует оригиналу, без какого-либо приоритета одного другому. Второе «проклятие» заключается в том, что это искусство в значительной степени коммерческое, направленное на извлечение выгоды. В сознании многих людей кино значительно уступает «высоким» искусствам и литературе.
Действительно, непросто решиться признать, что оригинал Рембрандта в Эрмитаже и негатив фильма Эйзенштейна в Госфильмофонде – вещи, равноценные на весах культуры. Когда этот внутренний барьер будет преодолён, сложно сказать. Полагаю, что не скоро. Я люблю рассказывать, как я был в Британском музее и видел там рукопись Диккенса, по-моему, «Николаса Никльби», и рукопись Джойса, кажется, «Поминки по Финнегану». Посетители смотрели на эти тетрадочки и бумаги, выставленные в витрине, с восторгом. Но представьте, что там лежал бы негатив фильма, к примеру, Хичкока, фигуры в культурно-историческом плане не менее значимой, чем Джойс. И что? Ну какие-то жестяные коробки, ну пленка, ничего авторского, рукотворного вроде бы и нет. Да никто бы даже не взглянул на это. Вот и кажется, что кино менее значимо...
Так что кино и другие искусства – это как ржавчина и патина веков: с одной борются, перед другой – благоговеют... Даже власти предержащие зачастую считают, что ничего страшного не случится, если пропадёт не то что позитивная копия, но даже негатив фильма. Что это в сравнении с пропажей полотна Репина или картины Рубенса? Вот это-то далёкое от истины убеждение многим мешает понять, чем является Госфильмофонд для культуры России и всего мира.
– По счастью, не все в нашей стране и в мире разделяют это поверхностное убеждение. Присуждение Государственной премии – тому весомое свидетельство. И известная всему миру огромная коллекция Госфильмофонда – факт неоспоримый. Что бы вы хотели сказать в заключение?
– Мой рабочий день в Госфильмофонде России, как правило, начинается с того, что я подписываю документы на включение новых картин в наше собрание. Оно растёт буквально на глазах, пополнение его уже превышает тысячу названий в год на разных видах носителей. И это далеко не предел. Национальная киноколлекция России располагается на широком временном пространстве – от лент братьев Люмьеров, продемонстрированных на первом публичном киносеансе в истории человечества в Париже в декабре 1895 года, и фильма «Понизовая вольница», официально признанного первой картиной российского производства, до «Александры» Александра Сокурова и «Изгнания» Андрея Звягинцева, «Призраков Гойи» Милоша Формана и «Доказательства смерти» Квентина Тарантино. И конца этому не видно. Только человек, много лет работающий в синематеке, может понять, какое это счастье.
Беседовал