Уроженец древней владимирской земли был назван Владимиром. Он вырос, стал крупным писателем, написал много прекрасных книг. Но среди них выделялась книга «Владимирские просёлки». Так отозвалось в творчестве совпадение Родины и имени. И все, кому дорого русское слово, конечно, сразу поняли, что речь идёт о Владимире Солоухине.
Солоухин входил в литературу как поэт: его первая книга «Дождь в степи» издана в 1953 г. Поскольку Солоухин был личностью легендарной, легендой обросла и эта маленькая книжица. С подачи Довлатова в литературных кругах ходил апокриф, согласно которому миллионера Арманда Хаммера в Москве встречала рота почётного караула, в которой служил и курсант Солоухин. Широкоплечим русым молодцем миллионер залюбовался. Действо было снято на киноплёнку. Вечером хронику смотрел Сталин. Посмотрев, как американец любуется русским богатырём, вождь спросил его фамилию. Её незамедлительно выяснили. Сталин пожелал сделать для парня что-нибудь хорошее. В казарму с этой вестью прибежали генералы. Курсант, не будь дурак, сказал, что хочет напечатать свои стихи. Через три недели и была якобы опубликована его первая книга. Но на самом деле Солоухин демобилизовался в 1945-м, а Хаммер посетил Москву в начале 50-х.
Солоухин получил известность как очеркист. Писал о проблемах сельского хозяйства («Рождение Зернограда», 1955; «Золотое дно», 1956). В 50-е годы жанр очерка – причём именно о селе – был столь востребованным, что, казалось, никакие романы не нужны. «Тяжёлый характер» В. Тендрякова, «Очерки сельской жизни» Г. Радова, «Шаги по росе» В. Пескова, «Вокруг да около» Ф. Абрамова, «Деревенский дневник» Е. Дороша и, конечно, «Районные будни» В. Овечкина – далеко не полный перечень жемчужин жанра. Если бы решить хоть толику проблем села, о которых писали тогда, мы сейчас жили бы в другой стране – вернее, в той России, которую потеряли. Скорее всего, безвозвратно. Солоухин с его потрясающей интуицией одним из первых понял, что на русской деревне поставлен жирный крест. Его «Владимирские просёлки» и «Капля росы» — портрет родной деревни Алепино – звучали уже как реквием.
Он, пожизненно зачисленный в «охранители» и «традиционалисты», может быть, и не создал новых форм. Художественный авангард был ему органически чужд. Но в той литературной реальности реконструкции жанров значили, может быть, гораздо больше, чем «новаторство». Солоухин возродил жанр лирического дневника. Он впервые после долгого перерыва начал писать свободным стихом: «Я отказался от размера, от рифмы, от строфы и вообще от всех признаков привычного традиционного стихосложения. Отсутствие привычных атрибутов восполняется иными средствами: интонацией, внутренними конструкциями поэтической фразы, ритмичными повторами, наконец, смыслом, заключённым в своеобразные, но чёткие формулы». В предисловии к первому сборнику прозы Солоухина Леонид Леонов назвал автора «одним из интереснейших современных наших писателей второго поколения» и выразил надежду, что он «ещё не раз впереди одарит нас умнейшей зрелой прозой, глубокой и звонкой стихотворной строкой».
Продолжение темы