ЛИТЕРАТУРА АРМЕНИИ
Амо САГИЯН
1914–1993 
Участник Великой Отечественной войны, служил в Военно-морском флоте. Награждён несколькими медалями.
Мы
Мы знали: беспощадный враг силён.
Что говорить, себя мы тоже знали,
и смерть, со всех глядящую сторон,
умели брать за горло мы и брали.
Умели страху руки заломить
и ужас затоптать в себе брезгливо,
во имя красоты умели жить
и умирать умели мы красиво.
На счастье выпал жребий нам лихой,
по миру тяжким было наше шество,
горели раны, кровь лилась рекой,
зато гремела в мире наша песня.
Потомки, ради вас мы полегли,
но если что случится, снова встанем,
вы позовите, выйдем из земли
и миру руку помощи протянем.
Перевод
Да будет пухом!
«Да будет пухом тебе земля!»...
И потом тяжёлый камень кладут
На эту землю.
Века пройдут – холм наметут
На этот камень.
И гора когда-нибудь вырастает тут,
На этом месте...
«Да будет пухом тебе земля!»
Перевод
1923–1974 
Участник Великой Отечественной войны. Прошёл путь от предгорий Кавказа до Берлина, от рядового солдата до ответственного секретаря армейской газеты. Награждён орденами и медалями.
Танец победы
Я расскажу вам о том,
Как армяне
Вместе со всеми
Входили в Берлин.
Как кочари
В предрассветном тумане
Браво плясал здесь
Армении сын.
Знамя на чёрном фасаде
Рейхстага
Мы водрузили миллионами рук.
В наших глазах
Не гасла отвага,
И нерушим был
Дружеский круг.
Пыль бесконечных дорог
И сражений
В складках натруженных лиц
Залегла.
Мы вспоминали
Пути наступлений,
Жаркие подвиги
И дела.
Сёла родные,
Снега Арарата,
В утренной свежести
Наши долины...
– Ну-ка, давайте
Станцуем, ребята, –
Крикнул Гагик наш
С носом орлиным.
– Мастер Каро!
Где твоя зурна?
Ну-ка сыграй
Кочари, дружок!
И мостовая оглушена
Дробным топотом
Быстрых ног.
Зурна голосит,
Гремит барабан,
В Берлине – зурна!
Не чудо ли это?
Шире становится
Круг армян,
Милою музыкой
Кровь согрета.
Танцуют так,
Что в глазах рябит
От плеч и улыбок.
Машут платками.
Танцуют так,
Что земля гудит,
Солнце любуется молодцами.
Танцуют здесь
От зари до зари,
Над ними плещут
Знамён разливы.
Танцуют в Берлине
Наш кочари,
Наирский, древний
Танец красивый.
Воспоминание
Я не любил когда-то синих глаз,
Они моей души не волновали,
Я не мечтал о них в рассветный час,
Когда весна бродить манила в дали.
И брови светлые не снились мне,
Те, что согнулись золотой подковой.
В моей привольной, горной стороне
Есть много черноглазых, чернобровых.
Зато теперь, когда перед собой
Увижу синь ласкающего взора,
Теряюсь сразу, будто сам не свой,
Почуяв близость русского простора.
И растворившись, словно в море, в нём,
Стою, как будто поражённый громом.
Воспоминания своим путём
Ведут меня опять к пережитому.
Над родиной шумит войны гроза,
Зовут изгибы фронтовых дорожек,
Я помню русской девушки глаза,
Что цветом были на волну похожи.
Она идёт под проливным огнём,
Забыв о смерти, стройная, прямая,
Воспоминания своим путём
Ведут меня, былое воскрешая.
Я ранен. Тяжелеет голова.
Теперь, наверно, подымусь не скоро,
И надо мной разлита синева
Глубоких глаз,
Огромных, как озёра.
Как помогал в те дни
Мне синий взгляд
И очертанья ласкового стана.
Я вылечился. Был я солнцу рад...
Открылась в сердце вновь другая рана.
Она погибла за Двиной в бою,
Сражаясь и идя к Победе с нами.
Я помню русскую сестру мою
С приветливыми синими глазами.
С тех пор, когда мелькнёт передо мной
Живая синь ласкающего взора,
Я растворяюсь в синеве густой,
Почуяв близость русского простора.
Перевод
1919 –1997 
Участник Великой Отечественной войны. Воевал в Донском, Сталинградском, Степном и 3-м Прибалтийском фронтах. Награждён медалями.
Проклятье
Война! Она – не только миллионы
сожжённых и расстрелянных сердец
всех тех, кто любил простор зелёный,
трудился, счастья своего творец.
Война! Как обошлась она жестоко
вон с тем, на костылях бредущим в тьму.
Его мечта – доковылять бы к сроку,
плясать на свадьбе сына – не ему.
А вот вдова, до времени седая,
что мужа до сих пор зовёт во сне.
А что о батьке знает молодая,
когда отец – лишь снимок на стене?
А вот старуха дряхлая с клюкою.
Сойдёт в могилу – помянуть кому?
А разве знает хоть миг покоя
прошедший Бухенвальд и Колыму?
Вот стол таланта светлого, большого.
Талант погиб. И – бездарье за столом.
Вот дом, где он, погибший у Ростова,
среди друзей мог вспомнить о былом.
Вот садик, где б гулял он на досуге,
он, а не этот карьерист и плут,
слезами счастья грудь своей подруги
он мог бы увлажнить однажды тут.
Погибшие в лесах, в горах, в долинах
лежат, навеки отойдя ко сну.
Кричу я страшным криком
жертв невинных,
устами мертвецов кляну войну.
Молодость
Мне говоят, что всё ещё я молод,
с весёлым и приветливым лицом
пирую, распахнув беспечно ворот,
слагаю песни, выгляжу юнцом.
Напрасно не браните! Как немного
с тех пор промчалось быстротечных лет,
когда меня военная дорога
вела стареть в края смертей и бед.
Я постарел, когда солнцем летним
увидел, как корёжится броня
и надо мною, над двадцатилетним,
грохочет гром бризантного огня.
Я постарел в ту ночь, когда впервые
я, несмышлёныш, принял ночь за день,
когда столбы стояли огневые
над адом городов и деревень;
когда увидел на краю воронки
убитую девчушку лет шести,
когда меня фашистские подонки
до червяка хотели низвести.
Не много толку в вашей укоризне,
я собственную шкуру не спасал,
шестнадцать раз я уходил из жизни,
шестнадцать раз я снова воскресал.
Молчите! Знаю, есть закон природы:
никто не будет дважды молодым.
Я не желаю красть чужие годы,
свои прошу – я рад одним своим.
Перевод