Александр АРЦИБАШЕВ
Встречаясь с крестьянами, каждый раз испытываю чувство вины перед ними: у многих пожилых механизаторов – сутулые спины и измождённые лица (потрясись-ка от зари до зари на тракторе!), у доярок – скрюченные от холодной воды руки и усталые от недосыпания глаза. Почему-то все технические новшества по облегчению труда земледельцев и животноводов приходят к нам с Запада. В России об этом мало заботы. Смертность на селе выше, нежели в городе. В последние годы здесь закрыты тысячи больниц и фельдшерских пунктов, школ, детских садов, почтовых отделений. Можно представить себе, что на душе у крестьян… Насмотревшись на мытарства родителей, деревенские парни и девчонки без всяких раздумий покидают родные гнёзда.
–Не чаял, как выбраться из деревни: безденежье, нищета, уныние. Павлючи – в ста шестидесяти километрах от Брянска. Не сказать, чтобы глушь – мимо проходит автотрасса на Гомель, – но жизнь в крестьянских избах еле теплится. Работы нет, хотя местный колхоз ещё что-то сеет, убирает. Было много скота, осталась маленькая ферма. Разве с две сотни коров наберётся. Техника изношена. Работают в основном старики. Молодёжь разбежалась. А чего выжидать? Зарплату не выдают, записывают, как раньше, трудодни. По осени сунут мешок-другой зерна, картошки, и будь доволен. Как-то выдали к празднику по тысяче рублей – целое событие! Народ держится за счёт 
личных подворий. Продадут на рынке поросёнка, молоко, творог, сметану – тем и живут. У нас класс был сильный, учились хорошо. Сам я окончил техникум, собирался в институт, но где взять денег на учёбу? Пришлось отправляться на заработки. Все наши деревенские парни и девчонки в Москве, устроились кто охранником, кто дворником, кто продавцом. Снимаем жильё. Заработанное, считай, проедаем. Ну, год, два, три пошабашим, а дальше-то что? Перспективы никакой. У меня жена, маленький ребёнок. Надо куда-то прибиваться…
С Сергеем Лихомановым я познакомился в дачном посёлке. Подрядился поставить забор на соседней усадьбе. Разговорились. Ему и тридцати нет, но уже разочарован в жизни: помыкайся-ка по чужим углам… Вроде парень толковый, компьютер освоил, но приходится гвозди забивать. Сколько таких крестьянских детей кружит по России? Словно одуванчики, тронутые лихим ветром, уповают лишь на Божье милосердие.
Вечером по телевизору показывали футбольный матч из Монако за Суперкубок Евролиги. Играли команды питерского «Зенита» и английского «Манчестера». Комментатор с восторгом сообщал, что стадион забит российскими болельщиками: приехало аж десять тысяч – намного больше, чем англичан. Операторы часто останавливали камеры на трибунах, выхватывая лица неиствующих фанатов. Надо сказать – толпа была ещё та… Заплатили немалые деньжищи, чтобы добраться до Монако, втридорога покупали билеты на стадион, опустошили все пивные бары. Что это за люди? Труженики полей и ферм? Инженеры и профессора? Откуда у них доходы? Таких, как Сергей Лихоманов, думаю, здесь не было. Питерская команда выиграла. Боже мой, какие разгорелись страсти! По улицам Москвы, Санкт-Петербурга, других городов до утра раскатывали машины с национальными флагами, в новостях без умолку талдычили про феноменальный успех, небо озаряли фейерверки. У меня же не выходил из головы разговор с брянским пареньком-скитальцем. Что происходит с нами? Почему одни купаются в роскоши, другие пребывают в беспросветной нищете? Каждый год кончают жизнь самоубийством 50 тысяч человек! Это население крупного районного центра. Но не замечаем чужой боли…
Вот и церквей и монастырей восстановили порядочно, а народ всё равно в растерянности: не знают, кому верить. Знакомая рассказывала: «Пришла в храм на исповедь. К священнику – толпа. Дождалась своей очереди. Выкладываю грехи, плачу. А батюшка торопит, дескать, давай побыстрей – вон сколько ещё исповедников! Словно оборвалось что-то в груди…»
Поинтересовалась: есть ли у меня духовник? Что ей было ответить? Много сомнений, но не теряю веры в хорошее. Поведал о священнике отце Андрее из церкви Рождества Пресвятой Богородицы, что в древнем селе Руднево Наро-Фоминского района. В XVI веке это была вотчина князей Барятинских. После войны – в 50-м году – храм взорвали. Как рассказывали местные жители, председатель колхоза Мария Егоровна Белова вздумала кирпич с церкви раздробить и пустить на отсыпку дороги. В момент положили храм в овраг. Однако из затеи ничего не вышло: кирпич не поддавался… Бросили руины и убрались. О бывшем храме напоминали лишь семь исполинских вязов, которым не по пять ли веков? А вскоре председательша попала в автомобильную аварию и погибла. Долго потом судачил народ: «Видать, Господь не попустил надругательства над святыней…»
Нашлись подвижники (ветераны спецподразделения «Вымпел») и восстановили церковь. Но прихожан негусто. Разве в Пасху съезжается люд из соседних деревень. Обычно на службе с десяток самых истовых старушек. Отцу Андрею – чуть больше сорока. У них с матушкой Юлией шестеро детей. Живут в здании бывшей приходской школы. Как-то пригласили в гости. Всё очень скромно. Кругом развешана ребячья одежонка. За чаем с медком потекла неторопливая беседа.
– Мне ведь первую дочку Машу доктора запрещали рожать, – разоткровенничалась матушка Юлия. – Ребёнок лежал в утробе поперёк, при родах могли быть осложнения. Жили тогда в Сергиевом Посаде. Конечно, приуныла… А отец Андрей и говорит: «Пойдём-ка в Лавру на братский молебен, приложимся к мощам преподобного Сергия Радонежского. Авось всё обойдётся…» Так и сделали. И вот чувствую: внутри какой-то толчок, вроде плод повернулся. Сразу полегчало. На другой день пришла в женскую консультацию. Врач осмотрела и говорит: «А вы знаете – у вас всё в порядке… Наверное, физические упражнения делали?» Промолчала, чтобы не сглазить. Слава Господу, дочка появилась на свет здоровенькой. И с рождением второго ребёнка – сына Миши – были трудности. Грудь воспалилась от мастита. В больнице говорят: «Надо резать…» Я – в ужасе: «Как же дитя будет без молока?» Опять пошла на поклон к святому Сергию. В храме одна женщина посоветовала: «Капни в мазь Вишневского пять капель водки и приложи на марле к груди. Всё пройдёт…» И точно. Через четыре дня краснота спала, мастит рассосался. А если бы послушалась врачей? Третьи роды оказались чуть ли не роковыми: потеряла много крови. Сынок Максим достался тяжко. Тут уж в роддоме категорически заявили: «Больше не смей рисковать…» А я после этого ещё троих родила: Настю, Аню и Серёжу. Видать, такова воля Божья! До того, как приехать в Руднево, где только не пришлось пожить… Оба из деревни. Кто даст квартиру? Два года училась в МИИТе. Бросила. Переехали в Коломну. Поселились при Голутвинском монастыре в стареньком домике. Крыша течёт, пол – гнилой, из всех щелей дует. На ремонт денег нет. Полтора года терпели, пока печь не завалилась. Чуть ребёнка не придавила – лежал в люльке у стенки. Стали думать: куда дальше податься, где найти приют? Отцу Андрею предложили работу в Наро-Фоминском благочинии. Согласились. Снова – чужой дом. Вздохнули с облегчением, лишь когда попали в Руднево…
– Но ведь здесь нет школы, – вырвалось у меня.
– Вожу ребят в православную гимназию, что в Краснознаменске, – вступил в разговор батюшка. – Далековато – двадцать пять вёрст. Можно было бы устроить и поближе, но как-то наведался в школу соседнего посёлка и оторопел: учительница в перемену расставила детей попарно – рука в руку – и включила «ламбаду». Танцуйте! Как увидел кривляние детишек – повернулся и ушёл. Чему хорошему научат такие наставники? Плохое, оно впитывается быстрёхонько. Не успеют родители оглянуться, а с мальцом уже и сладу нет. В православной гимназии особо не побалуешь, спрос построже…
– Прямо-таки детский сад у вас, – вновь повернулся я к матушке Юлии. – Как только успеваете кормить, обстирывать такую ораву?
– Куда деваться? Раньше в крестьянских семьях детей бывало и побольше, но ведь не унывали? Конечно, трудно. Мне не у кого было спросить совета, до всего доходила сама. Сейчас уже старшие помогают. Всё полегче…
Нынешним летом отец Андрей взялся за постройку своего дома. Дети подрастают, надо думать об их будущем. Долго добивались в сельсовете земли под участок. Выделили только пятнадцать соток.
– Просил тридцать, но отказали, – сокрушался отец Андрей. – Хотелось бы и сад разбить, и огород распахать. А где? Толкуют про какие-то земельные торги… Богатым что? Купят. А вот как быть неимущим?
Не укладывалось в голове: шестеро детей, и земли жалко… Сколько её заброшено! Где же забота государства? Чего стоят разговоры о повышении рождаемости? Почему у властей в России извечно какой-то патологический страх перед крепким крестьянином, крепкой семьёй, крепкой верой? Екатерина II за 38 лет своего правления раздарила фаворитам и любимчикам миллионы десятин земли вместе с крестьянами. Нечто подобное происходит и сегодня. Разве только крепости на крестьянские души не узаконили? Но, по сути, народ в кабале у олигархов.
XX век миновал, а тиски-то так и не разжаты… Неслучайно Столыпин говорил и о просвещении. У нас за плечами – великая культура, и было бы грешно не использовать её во благо Отечества. Почему же отворачиваемся от духовного наследия?
Спросил отца Андрея:
– А не боитесь повторения гонений на церковь?
– Да разве ж мало было жертв? – вздохнул тяжко священник.
Глаза его погрустнели, он весь как бы ушёл в себя. Откровение тоже имеет свои пределы. Когда на руках шестеро детей, поневоле призадумаешься.
Как известно, до 1917 года в России было 77 тысяч церквей и 1200 монастырей. В каждом храме – настоятель, дьяк, дьячок. Сколько ж священников пострадало в 30-е годы? А членов их семей? Точной статистики на этот счёт нет. Исковерканы миллионы судеб. Настоятелем Рудневской церкви до революции был отец Алексей (Беляев). Имел пятерых детей. В 1937 году его арестовали и расстреляли. Такая же участь постигла и другого священника этого храма – отца Георгия (Архангельского). 14 октября того же года – на праздник Покрова Пресвятой Богородицы он вместе со многими новомучениками за веру Христову был расстрелян на Бутовском полигоне. Только в 1936 году в Московской области закрыли 150 церквей. Религию пытались подменить коммунистической моралью. Но ничего из этого не вышло…
И вот сегодняшний день. Меньше жестокости? Жуть берёт. Особенно поражает лицемерие интеллигентов-либералов. В Кремль – очередь за наградами. Но что-то уж слишком робки голоса протеста против лжи, коррупции, духовного обнищания. Бравурные отчёты министров об «успехах» в экономике, социальной сфере, культуре не стыкуются с тем, что мы видим каждый день. Где отечественные наукоёмкие технологии? Оборудование на заводах и фабриках – иностранных фирм. В деревне – разор. Летаем на «боингах», ездим на «мерседесах» и «тойотах», одеваемся в китайский и турецкий ширпотреб (загубили своё льноводство), едим заокеанские гамбургеры. Пенсии стариков целиком уходят на оплату жилья. Воистину: «Куда ни кинь, везде клин».
Взялись за осуществление национальных проектов: «Доступное жильё», «Развитие АПК», «Улучшение медицинского обслуживания», «Совершенствование образования». Ну и что? Цена квадратного метра жилой площади в столице взлетела с одной тысячи долларов до шести тысяч. Импорт продовольствия по-прежнему пугает своими темпами. В поликлиниках – те же длинные очереди. «Реформа» образования обернулась безграмотностью огромного числа россиян. Кто-то из высоких чиновников повинился? Ну ещё чего…
Москва, по сути, задыхается. Движение в городе парализовано автомобильными пробками. В чём причины создавшейся ситуации? Говорят, вырос парк машин, никудышные дороги и развязки, высокая аварийность. Но молчат о главном: в столице сосредоточено 80 процентов всех денег. Потому-то и рвутся сюда, создают всё новые и новые фирмы, скупают недвижимость. Кое-кто делает на этом баснословные капиталы. Отсюда и дороговизна, и коррупция, и высокий уровень преступности. Цены на земельные участки – просто запредельные! Фермер со своей продукцией не суйся!
Полвека назад была предпринята попытка рассредоточить по стране министерства, ведомства, научные учреждения. Создали совнархозы. Однако вскоре от идеи отказались. Чиновники победили. Иной раз думаю: откуда на «верху» столько бездарей, совершенно не знающих Россию? Целые отрасли оставляют после себя в руинах, и хоть бы им что!
Обман и надувательство – на каждом шагу. В пору пресловутой приватизации народ «осчастливили» ваучерами. Помните слова Чубайса: «Каждый ваучер равноценен двум «Волгам». Так вот лично я получил на семью четыре такие бумажки. Приобрёл на них двадцать акций РАО «Норильский никель». Казалось бы, одна из самых успешных компаний. Обещали солидные дивиденды, но всё это оказалось блефом. Более того, проведя эмиссию, обесценили акции. Естественно, акционеры, наподобие меня, пытались возражать, но не дали и рта раскрыть. На годовых отчётных собраниях выступали только управленцы. А недавно прислали странное письмо: в течение 49 дней необходимо подать заявление о продаже имеющихся на руках акций. В ином случае деньги будут перечислены на депозит нотариуса в городе Дудинка Красноярского края. А там, мол, разбирайтесь…
Лихо? Цену за одну акцию установили просто смешную. Уверяют: всё по закону. Добавил бы: по волчьему закону. «Разве РАО «Норильский никель» перестанет существовать?» – поинтересовался у менеджера «Национальной регистрационной компании». «Нет, останется», – услышал в ответ. «А если я не согласен продавать акции на предложенных условиях?» – «Тогда подавайте в арбитражный суд…»
Нет уж, увольте! Знаем мы, чью сторону берут судьи в подобных спорах. Сколько раз уж обирали народ! То принудительными займами, то обесцениванием вкладов, то деноминацией. Если захотят – отберут и акции, и бизнес, и землю, и имущество… А тут ещё мировой финансовый кризис разразился: все эти акции теперь – труха. Стоит ли после этого удивляться всеобщей апатии?
Дворник, с которым люблю беседовать «за жизнь» (родом из нижегородской глубинки), как-то сказал мне:
– Нам нужны в сельском хозяйстве такие люди, как Столыпин, а в промышленности – как фабрикант Морозов. Тогда, может быть, что-то и сдвинется в экономике России…
Разве он не прав? Вспомнились слова Столыпина, произнесённые в Государственной Думе 10 апреля 1907 года при обсуждении аграрного вопроса: «…Цель у правительства вполне определённая: правительство желает поднять крестьянское землевладение, оно желает видеть крестьянина богатым, достаточным, так как, где достаток, там, конечно, и просвещение, там и настоящая свобода. Но для этого необходимо дать возможность способному, трудолюбивому крестьянину, то есть соли земли русской, освободиться от тех тисков, от тех теперешних условий жизни, в которых он в настоящее время находится…»
XX век миновал, а тиски-то так и не разжаты… Неслучайно Столыпин говорил и о просвещении. У нас за плечами – великая культура, и было бы грешно не использовать её во благо Отечества. Почему же отворачиваемся от духовного наследия? В моде – казино, рестораны, бордели… По телевизору – фильмы о насилии, разврате, роскоши… В радиоэфире – идиотизм и похабщина. Люди устали от негатива, хотят чего-то светлого… Если государство останется глухо к голосу народа, то вряд ли произойдут какие-либо перемены к лучшему. Душа взыскует чистоты…
Мир всё-таки держится на добрых делах. Убеждаюсь в этом снова и снова, колеся по просёлкам России. Нынче вот побывал в Липецкой области. Вряд ли кто из жителей древнего села Отскочное Краснинского района предполагал, что их земляк Виктор Иванович Таранин станет депутатом Государственной Думы Российской Федерации. После окончания восьмилетней школы парнишка уехал учиться – сначала в торговый техникум в Лебедянь, а потом в Московский институт народного хозяйства имени Плеханова. Жизнь закрутила: получив диплом о высшем образовании, устроился на работу в столице, женился. Родились сын и дочь. Трудно было пробиваться в люди, но выдюжил.
Возглавляя крупнейшее плодоовощное объединение «Красная Пресня», десять лет назад Таранин решился на смелый эксперимент: взял под свою опеку бывший совхоз «Большевик» Серпуховского района – ныне акционерное общество «Дашковка». Расчёт был таков: самим выращивать овощи и самим же их продавать. Никаких посредников! В округе обанкротились десятки хозяйств, а ЗАО «Дашковка» ежегодно производит свыше 30 тысяч тонн высококачественной витаминной продукции, работает прибыльно.
Люди устали от негатива, хотят чего-то светлого… Если государство останется глухо к голосу народа, то вряд ли произойдут какие-либо перемены к лучшему. Душа взыскует чистоты…
Вот так проявилась крестьянская смётка в Таранине! Несуетлив, немногословен, без тени гордыни. Не забывает и о родной липецкой сторонке.
Вроде бы в Отскочном и двор-то пустой, и никого из большой крестьянской семьи Тараниных тут уже нет, но всё равно тянет сюда. Дом их стоял на высоком берегу Дона, откуда хорошо просматривались синеющие дали: поля, луга, леса.
– Помню, в детстве выбежишь поутру во двор и сердце зайдётся от радости, – вспоминает Виктор Иванович. – Дон-батюшка в золотистых солнечных бликах, по берегам изумрудные куртинки ракит, птицы заливаются на все голоса. Красотища! Жили своим хозяйством: держали корову, овец, гусей, кур. Распахивали огород. Родители с малых лет приобщали мальцов к труду. Каждому находилось дело по силам: картошку прополоть, в стайке убраться, скотину накормить. Особенно любили сенокосную пору: тут ребятишкам приволье. Дышишь ароматом лугового разнотравья и не надышишься! Разве такое забудешь? Вообще в больших семьях как-то крепче держались друг дружки, проявляли больше любви, уважения к старшим. Нас у отца и матери народилось семеро: Валентина, Михаил, Николай, Александр, Алексей, Нина и я – последыш…
Удивился, когда узнал, что Таранин построил небольшой домик на месте старой избы, огородил сеткой усадьбу. Нет-нет да и наведается на родное подворье. Коренных жителей в Отскочном осталось негусто, а когда-то было свыше полутора тысяч человек. Четыре колхозные бригады. Для отделения куда как хорошо. Центральная усадьба располагалась в селе Дрезгалово. Там тоже рабочих рук с избытком. Вот когда надо было проводить аграрную реформу! Увы, ныне животноводческая ферма, что стояла на краю села, пуста: ни одной коровы. Работы нет. Молодёжь поразъехалась. Одни старики.
Что подтолкнуло Виктора Ивановича к мысли поставить при въезде в Отскочное, на месте разрушенной церкви Архангела Михаила, крест, обрамлённый каменной аркой? Память о предках, обживших эту землю? Или желание возродить село? Скорее, и то и другое. Затем взялся за благоустройство погоста. Расчистили заросли ивняка, отсыпали щебнем дорогу, вывезли мусор, огородили. А вскоре на краю кладбища появилась часовенка.
Многие годы в селе пустовало здание начальной школы. Таранин загорелся идеей сделать в ней краеведческий музей. Отремонтировали помещение. Нашлись энтузиасты, которые понатащили массу старинных крестьянских вещей: прялки, горшки, ухваты, мельничные жернова, косы, серпы, утюги, самовары, ткацкие станы, цепы, маслобойки, безмены, кружевные коклюшки, корыта и многое другое. Получилась чудесная экспозиция. Посетителей хватает: и местные, и приезжие. Летом дачники из городов ребятишек на волю привозят. Как же не побывать в музее?
В пяти километрах от Отскочного село Яблоново. В здешней школе Таранин учился в старших классах. Ходили пешком. Бывало – по сто ребятишек. В один из приездов заглянул сюда, и сердце защемило: нужда, что называется, изо всех щелей. В местном бюджете денег на ремонт нет. Помог привести помещение в порядок. Настелили свежие полы, заменили электропроводку, купили новую мебель, оборудовали компьютерный класс. Школа похорошела. Довольны и родители, и ребятишки.
Виктор Иванович настолько тепло рассказывал мне о родном селе, что захотелось побывать в нём.
От Ельца до райцентра Красное – всего-то полсотни километров. Позвонил главе Яблоновской сельской администрации Виктору Ивановичу Бартеневу. День был субботний, и, на моё счастье, он смог выкроить время и приехать за мной. Сам за рулём машины. Долго выбирались из Ельца. Городок живописнейший! Но дороги… Дороги разбиты до безобразия. Вспомнил, у Пушкина в «Путешествии в Арзрум»: «До Ельца дороги ужасны. Несколько раз коляска моя вязла в грязи, достойной грязи одесской. Мне случалось в сутки проехать не более пятидесяти вёрст. Наконец увидал я воронежские степи и свободно покатился по зелёной равнине…» Пожалуй, везде так: федеральные трассы худо-бедно латают, но стоит свернуть в тот или иной маленький городок – яма на яме…
Бартенев оказался прекрасным собеседником. Агроном по образованию, он ещё и любитель старины, коллекционер. Въехали в село Никольское. Сбоку мелькнула церквушка.
– Старинное поселение, – перехватил взгляд Виктор Иванович. – В летописи сказано: «Село Никольское основано в 1610 году. Рядом – Яблонова поляна и починок…» В десяти вёрстах от Яблонова по реке Красивая Меча – село Тютчево, где хан Мамай разбил свой последний шатёр перед Куликовской битвой… Дальше село Талица, здесь стоял Талицкий острожек. Нынче будем отмечать 330 лет селу Красное. А в Отскочном особо почитают Русальскую икону Божией матери. Праздник приходится на следующее воскресенье после Троицы. По легенде, святыню обнаружили когда-то у источника, и с тех пор в этот день в селе народные гулянья. Веселятся и стар, и млад…
Слушаю Бартенева, а сам посматриваю на поля обочь дороги: то картофельные плантации, то посевы рапса, то озимые. Значит, живут хозяйства.
– Что-то не видать коров, – говорю собеседнику.
– Увы, стадо заметно поредело, – вздыхает Виктор Иванович. – Новые владельцы земли животноводство не жалуют: много возни. Упор – на зерновые. В Яблоново теперь ООО «Вавилово». Под зерновыми – тысяча восемьсот гектаров. В прошлом году урожайность озимых составила свыше пятидесяти центнеров. А вот фермы ликвидировали. Было под две тысячи голов скота. Производили двести сорок тонн мяса, много молока. Ныне ни одной коровёнки. Считай, полсотни доярок и скотников не у дел. Жалко людей…
И подумалось: маленький ручеёк никто не имеет по закону права перекрыть, а молочные реки – без проблем. Оставили детишек без «живого» молока, и как будто так и надо.
Время было обеденное. Бартенев пригласил к себе домой. Живёт он в Яблонове. Трое детей. Жена, Нина Михайловна, – заведующая клубом. Сын Сергей учится в Липецком машиностроительном техникуме, дочь Татьяна работает в Москве, другая, Елена, – здесь же, в селе: у неё своя семья, дети. Между прочим, держит корову. А как малышам без молока? Виктор Иванович припомнил, что совсем ещё недавно у частников было 330 бурёнок, сейчас – в десять раз меньше. Старикам трудно заготавливать корма. При колхозах всё-таки помогали с сеном, теперь помощи ждать неоткуда. Вот и перевели на подворьях скотину.
Село Отскочное – в стороне от больших дорог. Место живописнейшее: холмы, низинки, куртинки лозин. Грейдер отсыпан гравием – не увязнешь, как раньше, в грязи. Спускаемся в Банный овраг. Щеглы, горлички, дрозды… Сразу представил: каково ребятишкам было топать в школу за пять километров. Однако ведь не роптали на судьбу! Жили будущим.
В музее встретили Владислав Владимирович Сапрыкин и Валентина Ивановна Бартенева. С гордостью показывали собранные экспонаты. На стендах много фотографий, документов, наград колхозников. В книге отзывов – масса благодарностей за подвижнический труд. Валентина Ивановна отработала 45 лет дояркой. Есть что рассказать. Кто жил в селе? Таранины, Пеньковы, Щетинины, Корнеевы, Быковы… Простые житейские судьбы, но за ними – сама история России.
Рядом с музеем – памятник 150 солдатам-односельчанам, ушедшим на фронт. Половина из них не вернулась… Доброе дело – пример для подрастающего поколения. Так считает Виктор Иванович Таранин, зажигая в людях веру прежде всего в себя, собственные силы. Ведь смогли же привести в порядок сельское кладбище. В часовенке – иконы, подсвечники, лампадка. Всё по-божьи, всё по-человечески. Надо и другие проблемы решать.
– Словно воскресли, – улыбается Анна Степановна Бартенева (тут многие с такой фамилией). – На Пасху и в поминальные дни толпы со всей округи… Видят хорошие перемены в селе и тянутся на малую родину…
Рядом внучок Серёжа. Слушает и внимает. Кто знает, может, таким, как он, восстанавливать отчину прародину?
Старожил села девяностолетний Георгий Игнатьевич Пеньков, говоря о семье Тараниных, заметил:
– Крепкие хозяева. Особенно дед Карп Емельянович солиден был. Помню, уполномоченные всё в колхоз подгоняли, пришли к Карпу: «Что у тебя из скота?» А он ухмыляется: «Кроме меня и кота, нету больше скота…» Отвязались. Мужики любили его за ум, смётку…
В народе говорят: «Каков корень – такова и поросль». Крестьянский сын Виктор Иванович Таранин не чувствует себя гостем в родном селе. Вернула его сюда память. Всё, что впитано с материнским молоком, – свято.
Может, вспомнят о своих деревеньках и сотни тысяч других скитальцев – парней и девчат, взращённых землёй? Очень хотелось бы в это верить. Впрочем, как и в то, что русские поля не будут зарастать берёзками.