Алина Кузнецова
Родилась в г. Ашхабаде Туркменской ССР. С 2003 г. живёт в Костроме. Филолог, окончила Костромской государственный университет, затем аспирантуру, работает учителем. Публикации в костромских и московских изданиях («Костромской собеседник», «Литературная Россия», «ЛГ»), в нью-йоркском сборнике «Слова... слова... слова», участие в литературных мероприятиях («Костромские каникулы», «Другая оптика», член жюри в конкурсе «Предлог», участие в делах костромского «Клуба поэтов+»). При поддержке администрации города Костромы в 2015 году выпущена книга «Кошкин город», в 2022 г. в издательстве «Стихи» (Москва) вышел сборник «Четыре всадника». Член Союза писателей, участник Мастерских АСПИР по ЦФО (2023 и 2024 гг.), по результатам мастерских – публикация в поэтическом сборнике.
Сочувствие
Выжив в детстве в июле,
в жарком сорок втором,
в переулке бабуля
мятым шамкает ртом.
За червонец головку
предлагает чеснок,
виновато, неловко
поправляет платок.
Мне, поёжившись зябко:
– Подходи, не скупись…
– …Ах, далась тебе, бабка,
Эта чёртова жисть!
– Может, яблочка?
– Что же…
Фрукт ненужный несу. –
Бог тебе не поможет…
Да и я не спасу.
* * *
Там, где всегда темно, крюки ракит –
там, где
этот корявый ствол вечно ползёт
к воде,
в которой сомы моих рек
совершают обряд.
Листья снова летят.
Им бы – да в облака!
Но река унесёт
на прохладных руках
бледные трупы их.
После сложит на дне.
Кадры прожитых дней –
листьев улётный микс. –
Что-то там подберёт Волга
(Чулинка, Стикс, Зуша, Лета),
других рек шальная вода.
«Не подходи туда –
так глубоко нельзя», –
плёнка-гладь задрожит,
нас живых отразя
(в Зуше? Лете?),
к воде мой всплывающий страх.
...Вот мы стоим в трусах…
что там в корнях травы?
«Доча, это не сом. Это малёк плотвы».
Мне б разглядеть – увы!
Дважды нам не дано…
Память тоже река.
Вижу тёмное дно.
Знаю только одно:
что-то глубже и злей
силы тока воды есть
за узлами корней.
Дальше – ещё мутней.
Чьи-то тайны хранят –
тёмные сомы моих рек
совершают обряд.
Ртутные спинки их
мне освещают дно
там, где всегда темно…
* * *
«…пока «Титаник» плывёт…»
В. Бутусов, И. Кормильцев
Пока «Титаник» плывёт,
из океанских широт
радиограммы родным
эфир колеблят, неровный,
с роскошных палуб
свет люстр ложится,
зыбкий, на волны,
те, словно псы у стола,
корабль всё лижут как торт,
пока хозяина нет.
Летит надводный колосс –
курс к счастью – полный вперёд!
Шипят усы у форштевня,
шумит людской вавилон,
лишь тяжелей и напевней
часы в парадной стучат
никем не слышимый SOS.
Пока на палубах смех,
звенит и блещет хрусталь,
неутомимый оркестр
уже сыграл Оффенбаха…
Не я ль на том корабле
с улыбкой, липкой от страха,
не минет час – загляну
в ревущей бездны оскал?..
Ещё не поздно, ещё…
сюжет до боли знаком, –
пока «Титаник» идёт,
вы пьёте чай с сахарком, –
планета-лайнер летит красиво,
грозно, а только
обшивка треснет,
едва лишь ледяные осколки –
блуждальцы космоса –
вдруг мелькнут за нашим бортом…
* * *
Е. Наливаевой
Мы пришли на лукоморье
за каким-то интересом...
Там волна с волною, споря,
завивались мелким бесом.
Мы стояли одиноко
на излучине столетий –
постаревшие до срока
недовыросшие дети.
Неотрывно мы глядели
на леса окрест и горы –
мы не ведали пределов
этих сказочных просторов.
...Есть ли жизнь иная? Полно!
Где портал для нас с тобою?
Что ни день – прихлынут волны,
что ни вечер – буря мглою.
И звучит под пенье прялки
голос старческий, утешный...
Я сказала: «Там – русалки...»
Ты ответила: «Конечно».
* * *
Когда вода грядущих наводнений
Над каменным последним голиафом
Сомкнётся, мне не хватит батискафа,
Ещё какой спасательной подлодки.
Мне расторопности занять когда бы?
Я просто, не успев расправить жабры,
Погибну при естественном отборе.
Покроет океан остатки суши,
Останки наши, трепетные души.
Из варева первичного бульона,
Земля начнёт творение сначала
(Я сотни лет назад об этом знала!..).
Объемлет всепрощающее лоно...
Ах, не зажать откусанные уши!
Упасть на дно и слушать-слушать-слушать –
Первичное-давнишнее-родное –
Те песни, что с китами не допели,
Качаясь во всемирной колыбели.