Юрий БОЛДЫРЕВ
Двадцать лет назад, 25 мая 1989 года, открылся Первый съезд народных депутатов СССР. Может быть, посвящённую этому статью стоило опубликовать на неделю раньше. Но тогда в ней не было бы реакции на то, в чём мне пришлось участвовать в последнюю неделю.
В эти дни прошло множество мероприятий: собиралась Ассоциация народных депутатов СССР (к сожалению, я не смог участвовать – был в Питере), а в субботу было и собрание Межрегиональной депутатской группы – первой легальной оппозиции… Как бывший депутат съезда и член Межрегиональной депутатской группы я испытываю смешанные чувства. С одной стороны, кому не радостно видеть своих товарищей, с которыми вместе ты два десятка лет назад работал, чего-то добивался? У кого нет ностальгии по молодости? С другой стороны, какова историческая роль того съезда?
По Конституции съезд был высшим органом власти в стране, способным принять к своему рассмотрению любой вопрос, а значит, и отвечавшим за всё. Съезд породил невиданное внимание всего общества, надежды на лучшее будущее и небывалый энтузиазм, но… Но скоро стало ясно, что большинство на съезде дирижируемо извне высшим партийным руководством. И заявления депутатов (представителей общества) типа: «Михал Сергеич, мы вам доверили – вот вы и решайте» – были типичными и отражали неготовность подавляющего большинства депутатов к какой-либо самостоятельной позиции. При столь же очевидной нерешительности и непоследовательности «руководства» в лице Горбачёва, которому эта «высшая власть» покорно подчинялась.
И закономерный итог: в дни ГКЧП в августе 1991 года ни союзный съезд, ни сформированный им союзный же Верховный Совет даже не собрались и не приняли никакого решения – ни в поддержку путча, ни в противодействие ему и признание его противозаконным. При том, что и высшие органы тогдашней российской власти, и региональные советы собрались и заявили свою позицию.
Сегодня, спустя 18 лет после того путча, ко многому отношение в обществе изменилось, и даже к ГКЧП и его участникам отношение у многих уже не столь негативное. Но… Однозначным должно оставаться отношение к тем, кто как единое целое в самые критические дни жизни страны – прежней страны, СССР, – вообще не занял никакой позиции. И ушёл с исторической сцены, надо признать, бесславно…
Но тогда, может быть, правы те, кто собирается отдельно своей Межрегиональной группой (участником такого собрания теперь, двадцать лет спустя, был и я) и заявляет, что уж нам-то нечего стыдиться, мы были настоящей оппозицией этому «агрессивно-послушному большинству» и проложили дорогу будущей свободе и демократии?
Безусловно, большинство из нас субъективно были тогда честны и, более того, выражали не столько свою личную позицию, сколько помыслы и волю своих избирателей. И конечно, вряд ли небольшая группа максимум в 250 человек (из 2250 депутатов съезда) могла радикально на что-то повлиять, тем более привести к развалу страны. В то же время именно эта наша группа тогда определяла во многом лицо съезда и затем Верховного Совета в глазах огромного количества граждан страны: люди слушали любимых пламенных ораторов, соглашались с ними или с радостью воспринимали из их уст то, что думали и сами, и всё это вызывало прилив сил, надежду, веру в будущее…
Но закончилось всё крушением страны. Есть ли в этом доля вины нашей – тогдашней оппозиции большинству, молчаливо и покорно развалившему страну? Надо признать, есть. Мы недооценивали опасность разрушения страны, мы (и я, и большинство моих товарищей не из числа известных лидеров) просто не представляли себе подобного. И понятно: в обществе (а не в каких-то его «элитных» группировках) мы никакого стремления к разделу страны не видели. Было другое – перетягивание каната властных полномочий от Центра к республикам и регионам. Но после десятилетий сверхцентрализации, доходившей до абсурда, при неадекватности и недееспособности центральной союзной власти, это (в таком масштабе, видимо, ошибочно) воспринималось и обществом, и нами с одобрением. И даже когда Горбачёв объявил референдум о сохранении «единого обновлённого Союза», мы воспринимали это лишь как его манёвр с целью сохранения власти, выступали против и референдума, и предложенного Горбачёвым ответа…
К счастью, нас не услышали – народ проголосовал за «единый обновлённый». Но, к несчастью, это уже ни на что не повлияло: общество находилось в плену противостояния между терявшей популярность союзной властью в лице Горбачёва и набиравшими популярность властями республик. Наиболее яркой и трагичной для страны (СССР) иллюстрацией такого противостояния стал поединок между Горбачёвым и Ельциным…
И вот только что мне пришлось выступать на популярной радиостанции вместе с одним коллегой по МДГ и одним политологом. И по ключевому историческому вопросу (разрушение СССР – благо или трагедия) у нас выявились разногласия – я оказался один против и двоих собеседников, и двоих ведущих. А несколько дней спустя один из лидеров МДГ прямо спросил меня: так неужели я всё же считаю единство той страны ценностью?
Что ж, свободные граждане вправе думать всё, что хотят. Нет претензий ни к ведущим передачи, ни к политологу (позднее бывшему российским депутатом и некоторое время членом одной со мной партии). Но бывшие депутаты союзного парламента не вправе уйти от иной позиции: нас посылали на съезд не с общими пожеланиями добра, но с наказом модернизировать и укрепить ту нашу единую страну. Даже допуская, что в осколках той страны кому-то теперь жить лучше, тем не менее надо признать: с задачей модернизации страны мы не справились, и это – наша ответственность.
Ценность единой мощной страны, которую мы потеряли, – это то, что в нынешние и будущие непростые для всего мира времена с новыми, возможно, непредсказуемыми жестокими противостояниями нам ещё только предстоит осознать.
Что же касается другой ценности, такой, как демократия, члены Межрегиональной группы в минувшую субботу почтили отдельной минутой молчания тех, кто погиб в борьбе за демократию осенью 1993 года…
Точка зрения авторов колонки может не совпадать с позицией редакции