Большое путешествие, в которое, тешась надеждой убежать от ответственности в лице назойливой невесты, окунается пришвартованный к Мьянме английский чиновник, легко отнести к категории штампованной медитативности. Одновременно обладатель приза Канн за лучшую режиссуру Мигел Гомеш эксплуатирует киносозерцание не в избитом подобии авторства ради авторства, а в насыщенной концептуально-смысловой манере.
Обёрнутое в плёнку странствие столетней давности, что избрал для себя слуга короны, становится странствием и для посетителей сеанса, стерпевших лобовое столкновение с метанарративом Мигела Гомеша. Налётом литературности поведанная португальцем легенда 1918 года рождения, развернувшаяся в бескрайних просторах Азии – от Рангуна и Сайгона до Шанхая и Осаки, – извечно перебивается нечаянными вкраплениями современной документальности, исследующей сельское умиротворение и городскую суматоху обитателей Востока.
Однозначно вдохновлённый Цзя Чжанкэ, пиренейский постановщик начиняет ленту дыханием, что позволяет ей жить собственной жизнью и по собственным правилам, игнорируя необходимость в этикетном знакомстве с очевидцами по ту сторону экрана. Сбивающими с толку, мешающими чёрно-белое с цветным и чередующими вынужденный туризм с поэтичным лицезрением вставками, Гомеш приводит к восточной зрелости не только протагониста, типичного вестового индивида, но и сам зрительский зал, вынужденный мириться с гипнотизирующим потоком жонглирования языками иностранными, визуальными, декорационными и контекстуальными.
Вдали от межграничного размаха фабулы операторский взгляд с долей театральности аскетизмирует мизансцену до камерности, которая потворствует более интимному изучению британской несостоятельности под заострённой лупой ориентальной гармонии. Помимо общей стилистической индивидуальности, выделяющей условность повествования и порой даже им пренебрегающей, хватает образной экспрессии и каждой составной фантазии режиссёра, будь то отдельный персонаж с вычурной личностной фишкой или радующая сценарно-технической находчивостью череда эпизодов.
Приятно осознавать, что «Гранд тур» выдерживает баланс между обёрткой и наполнением, выдерживая также грань между чванливым поучением под патронажем элитарного себялюбивого артхауса и адекватным, брезгующим категоризацией диалогом с публикой. Португалец отказывается от аккомпанирующей «повороту на Восток» радикальной идеи очередного надругательства над трупом «загнившей мейнстримной цивилизации» – напротив, он пропагандирует довольно мудрую и, быть может, не самую популярную мысль в расхожем сегодня дискурсе мирового культурного противостояния: Восток есть в каждом из нас.
Микаэль Оганов