Поэтическая энциклопедия «Строфы века», составленная Евгением Евтушенко, называет Кобенкова не только поэтом, но и наставником, воспитателем «поросли молодых иркутских поэтов». Мне повезло оказаться среди этих начинающих авторов, для которых Анатолий Иванович буквально открыл мир поэзии.
Иркутск. 1992 год. Лицей № 47. Февраль, мороз, снег. 10-й класс. У нас идёт урок литературы в кабинете на первом этаже, «аквариуме», который так назван из-за сплошных больших окон по всему периметру. Вдруг наша учительница замирает, всматривается сквозь стеклянную стену и говорит: «Дети! Вы даже не представляете, кто там стоит! Это же Кобенков!» Мы не знаем никакого Кобенкова. Учительница объясняет, что это прекрасный поэт, его знает не только Иркутск, но и вся читающая Россия. Вот бы он пришёл к нам на урок! Мы смотрим на лохматого бородатого невысокого мужичка без шапки, и он никак не вяжется с представлением о «прекрасном знаменитом поэте». Я говорю: «Так давайте его пригласим! Он же вот стоит». Учительница начинает объяснять, что я не понимаю, что это такой большой, известный человек… Я выхожу из класса и выбегаю на мороз. Подбегаю к бородатому человеку, здороваюсь и говорю, что мы были бы счастливы, если бы он пришёл к нам на урок литературы. И он согласился! Анатолий Иванович не только пришёл к нам на урок, он стал вести поэтический кружок, в который собрал школьных «поэтов».
Этот поэтический кружок стал особой радостью последних двух лет в школе. Кобенков не то чтобы учил нас писать стихи. Он учил читать. От него мы узнали, что на Серебряном веке поэзия не закончилась, что после Есенина, Цветаевой и Гумилёва были Тарковский, Самойлов, Кушнер, Евтушенко, Глазков, Прасолов, Антокольский… Анатолий Иванович читал нам их стихи сам, наизусть, а читал он замечательно, очень мелодично и как будто проясняя смысл. Давал почитать книжки, которых в магазинах тогда было не найти, и даже дарил. Тоненькие книжечки Прасолова, Антокольского, Глазкова, подаренные мне, я храню до сих пор. Как и все книги самого Кобенкова. Придя в школу и взявшись за поэтический кружок, Анатолий Иванович по-настоящему отвечал за нас, за наш духовный мир. Водил в театры на все новые постановки (тогда творческий Иркутск боготворил Вячеслава Кокорина). Брал с собой на художественные выставки, презентации. И требовал, чтобы мы всё это обсуждали, а лучше – писали. Мы были потрясены «Вишнёвым садом» Сергея Болдырева в драмтеатре им. Охлопкова настолько, что писали о нём школьные сочинения. Их даже напечатали в «Иркутской рампе». Благодаря Кобенкову, конечно. Благодаря ему случились и первые публикации моих стихов в «Советской молодёжи», и встреча с Евгением Евтушенко, и то, что у него оказались мои стихи.
Кобенков обладал всеми атрибутами настоящего поэта: обаяние, трубка, кабинет, полный книг, алкоголь и молодая красавица-жена. Об Оле, жене Анатолия Ивановича (не первой, как часто водится у поэтов), нужно писать отдельную статью. Их свадьба наделала много шума в городе. Всем хотелось узнать, что собой представляет его избранница. (Кстати, женщины в большинстве своём были очарованы Кобенковым.) Как-то мы с классом пришли на очередную премьеру в драмтеатр. Были там и Кобенков с женой. Я уже была с ней знакома, потому что наш поэтический кружок часто собирался дома у Анатолия Ивановича. Учительница литературы, та самая, с которой всё началось, вертела головой, разглядывая зал, и повторяла: «Ну где же она, ну какая же она?» Я спросила, кого она ищет, и получила ответ: «Жену Кобенкова». Я показала ей Олю. Учительница придирчиво её рассмотрела и сказала: «Да, что-то есть… Интересная». Надо будет отдельно рассказать, как эта молодая, очень стройная женщина, пианистка, заботилась об Анатолии Ивановиче, вытаскивала его из болезней и неприятностей. И как он сам любил своих девочек и гордился ими: Олей и дочкой Варей. Я счастлива, что, несмотря на такой ранний уход Анатолия Ивановича, наша дружба с Олей сохранилась. Мы часто говорим о том, что только сейчас, спустя почти 20 лет, доросли до диалога с ним. Но он уже не может ответить. Отвечают его стихи, его статьи.
На самом деле Анатолий Иванович был очень весёлым человеком. Мы смеялись постоянно. Однажды наш кружок посадили заниматься в кабинет начальных классов, и там мы нашли «Задачник» Остера. Стали читать задачи. Когда дошли до той, где в коробку входит в 100 раз больше яиц, если их уминать ногами, с нами буквально случилась истерика. А стихи у него были светлые, яркие, мудрые и с большой иронией по отношению к себе самому и жизни вокруг. Ещё Кобенков очень любил петь. При этом у него не было, как говорится, ни слуха, ни голоса. Вместе с гениальным (это не преувеличение) композитором Владимиром Соколовым они написали рок-оперу «Аве Мария» о жизни Девы Марии. Опера эта удостоилась специальной награды папы римского. В Иркутск приехал кардинал из Ватикана и вручил авторам специальную медаль. Опера тогда только-только была поставлена в иркутском «Театре пилигримов». Кобенкову так нравилась эта музыка, что он раскидывал руки, поднимал лицо к небу и пел, совершенно не попадая в ноты: «Когда ввели её во хра-а-ам…»
Иногда с Анатолием Ивановичем случались какие-то чудесные вещи. Однажды он вышел утром после новогодней ночи прогулять собаку, Идэна, то есть Идьку, и нашёл в снегу вазу. Новую, красивую. Такой вот новогодний подарок. Ваза эта до сих пор «живёт» у Оли.
Не хочется писать, как коллеги по цеху пытались «съесть» поэта, как печатали некролог в местной газете, дескать, «умер хороший поэт». Расскажу о последней встрече. Отпевали Анатолия Ивановича в церкви Космы и Дамиана в Москве (ему всё-таки пришлось уехать из Иркутска). Я пришла на прощание со своей маленькой дочкой. Она увидела много горящих свечей и спросила, у кого день рождения. К ней подошёл батюшка и сказал, что Валерия совершенно права. Когда человек уходит из этого мира, он рождается для мира другого.
***
А.И. Кобенкову
Я не смогу закрыть сегодня книжку
И прекратить с тобою разговор,
Апрелем пробежавшийся мальчишка,
Поэт неутомимый и позёр.
И я зелёной краски не жалею.
Беру слова и мысли напрокат.
Скучаю по тебе, как по апрелю
(Так трубочно-табачно бородат!).
Но, видно, осень – время подведений
Постотпускной итоговой черты.
Промокших ног,
ночных нетрезвых бдений.
И неба – невозможной высоты.
Екатерина Ишимцева, актриса, поэт, член СРП
Анатолий Кобенков
* * *
До чего же я жил бестолково!
Захотелось мне
жить помудрей.
Вот и еду в музей Кобенкова,
В самый тихий на свете музей.
Открывайте мне дверь
поскорее,
И, тихонько ключами звеня,
Открывает мне двери музея
Постаревшая мама моя.
* * *
Когда проснусь от яркого огня
капризной музы,
не подвластной мраку,
люблю не женщину,
спасавшую меня,
а женщину,
спасавшую собаку…
Когда проснусь,
чтобы найти во тьме
табак припрятанный,
и путаюсь в пелёнке,
люблю не женщину,
что плачет обо мне,
а женщину,
что плачет о ребёнке…
Когда проснусь,
окликнутый как брат
звездою дрогнувшей
иль каплей дождевою,
люблю не женщину,
которой я богат,
а ту, которая всю жизнь
бедна со мною…
Воспоминание о Вампилове
И отмеривши шагами
краешек земли,
мы однажды вместе с вами
полночь перешли,
Александр Валентиныч,
Саня – на часок…
Август спелой паутиной
холодит висок,
чтобы виделось не боле,
чем тому окну,
что глазницами – на поле,
а зрачком – в страну,
чтоб стакан вина сухого
и полночный час
через песенку Рубцова
рассмешили нас…
И смеёмся мы, и плачем,
зная наперёд:
будет смерть, потом – удача,
не наоборот…