Война и «Братство»…

Борис Подопригора,
член Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России, полковник запаса, эксперт Комитета по делам СНГ, евразийской интеграции и соотечественников ГД ФС РФ, участник афганской войны

Непосредственно после выхода фильма целый ряд заслу­женных воинов-«афганцев» обратились ко мне с просьбой его прокомментировать (по сути, осудить). А мне этого делать не хотелось. И вот почему.

Реакция участника афган­ских событий так или иначе должна либо подтвердить, либо опровергнуть представ­ление о войне, предложенное зрителю. Так вот: ничего, что бы заставило меня сесть за клавиатуру, фильм не вызвал. Причиной тому стал прежде всего очевидно продублиро­ванный скандал, в похожих обстоятельствах приурочен­ный к показу «Матильды» и «Праздника». Да и ссылки на одобрение фильма уже ушед­шим бывшим директором ФСБ Николаем Ковалёвым (яко­бы он послужил прототипом главного героя) показались наигранными: у прототипа-то не переспросишь! При заведо­мом уважении к боевому пути генерала Ковалёва «работа с местным населением» (вклю­чая вооружённые формирова­ния) поручалась другим служ­бам, не подчинённым КГБ.

Но более существенно дру­гое: на суд зрителей предста­вили набор штампов об афган­ской войне. Отсюда и стандар­ты её восприятия: каждый, мол, хотел, как лучше, но сам лучшим не был. Или ещё три­виальней: какое время, такие и люди…

А штампы, повторим, даже в афганских интерьерах суще­ственно отличаются от того, что было там, тогда и изнутри. Стереотипы же в том смысле, что война – это грязь и суе­та, проявления высоты духа и человеческих слабостей можно применить к любой точке напряжения безотно­сительно её температуры, истории с географией и раз­мера. Дело в другом: Афган – это ещё часть жизни пока не ушедшего поколения. Что и вызвало вопросы по поводу эмоционального несовпаде­ния кинорассказа с памятью биографической...

Весьма поверхностный фильм

«Братство» – это весь­ма поверхностный фильм, о котором разумнее промол­чать, чем спорить о его зна­чении. Этот фильм лучше эпатажно «оголливуженной» «9 роты», тем более откровен­но карикатурных «Крепости Бадабер» и «Муххабата». Но его трудно рекомендовать тем, кто ищет ответы на вопро­сы: что же я или мы делали в Афгане? Как нам его кол­лективно помнить? И почему, например, «Афганский излом» 1991 года более правдоподо­бен и взвешен, чем «Братство» 2019-го?

Может, потому, что об изломе мирной до того жиз­ни соотечественников до режиссёра Владимира Бортко никто не рассказывал. То же с поправкой на сюжет мож­но сказать о «Пешаварском вальсе» Тимура Бекмамбето­ва, в 1994 году впервые после Великой Отечественной кос­нувшегося темы наших плен­ных, вызвавшей озноб.

Во избежание обвинений в огульной критике назову то, что режиссёру «Братства» уда­лось. Удалось передать спон­танность происходящего на войне, если хотите, полуявь- полусон почти каждого бое­вого выхода. Неплохо показа­на сплошная вооружённость афганских племён-кишла­ков, их привычка к крови. Не откажешь создателям филь­ма в убедительности по части сквозной меркантильности очень и очень многих афган­цев – она, признаём, переда­валась и шурави.

Что вызывает протест

Но, с другой стороны, по меньшей мере три исходных эпизода фильма вызывают внутренний протест. Во-пер­вых, это столкновение спец­назовцев с «пехотой» чуть ли не в центре Кабула. Знаю­щие люди подобное отрицают в принципе, ибо «спецназёры» не дураки и не самоубийцы. Лишний раз в людном месте (на базаре) они не появлялись. Да и условная «пехтура» тоже не искала ссор со спецназом. Потому что «в спецназе драть­ся ведь не учат. В спецназе учат убивать»…

Не будем идеализировать. Меркантильность, особенно накануне выхода из Афга­на, стала набирать обороты. Но уже перед «погрузкой на Родину» солдат (а часто и пра­порщик, и офицер, по край­ней мере младший) проходил «командирскую (политот­дельскую и «особистскую») таможню»: всё, что вызывало сомнения, в лучшем случае «просили передать», как нам говорили, семьям раненых.

В типичной же ситуа­ции «воин-интернациона­лист» увозил домой чешский «дипломат» с дембельским альбомом, благодарствен­ным напутствием Наджи­буллы, мельхиоровым перст­нем, джинсами-кроссовками, косметическими наборами «подруге» и маме и, кому повезло, плеером с кассета­ми. Многие забирали домой письма и, представьте, кни­ги… А вот нож (кинжал) вряд ли кому (не о генералах речь) удалось переправить.

Что «взрывает мозг»

Знаковость – по сюжету – убийства мирного афганца ещё больше «взрывает мозг». Не потому, что такого не было. Бывало. Но именно для исключения чего-то похоже­го те же командиры внедря­ли в сознание шурави образ расстрелянного перед строем убийцы (на каком-то дальнем блокпосту). Что официального (тем более, документального) подтверждения не находило, хотя и офицеры в это верили. Эта ложь-во-благо помогала справляться с искушениями, боевыми и не очень. Действо­вало это так, что затем при­ходилось внушать уже самим командирам: не запугивай­те солдат, всякое случается: пусть не свирепствуют, но и не боятся применять оружие: и так хватит потерь. Именно поэтому хладнокровная рас­права над афганцем выглядит пусть и не вымыслом, но... Зачем же эксцесс возводить в ранг почти «ратных будней»? Иначе те же моджахеды и их потомки не говорили бы, что шурави был жесток в бою, но великодушен в обыденности: шоурави афарин аст! – Совет­ские – это круто! Этого созда­тели фильма «перевести» тоже не смогли.

Третий ключевой эпизод – продажа душманам военного имущества. Но что продава­ли? Автор этих строк, будучи переводчиком, неоднократно помогал прокуратуре в этом разбираться. Чаще всего сли­вали бензин и солярку, небес­корыстно «отгружали» дрова (ящики от боеприпасов). На условно втором месте – «неза­конные поставки» продоволь­ствия – пайков, консервов. На третьем – предметов вещевого довольствия: палаток, зимних бушлатов, тылового и штабно­го инвентаря. Были и случаи «сдачи» боеприпасов (гранат). А вот фактов продажи «ство­лов» практически не было.

Череда нестыковок и ляпов

Но что мы видим на экра­не? Типический эпизод или исключение, похожее на казус? С этого начинается череда нестыковок (ляпов), опровергаемых памятью. И не в том дело, что телевизоры в горах (Панджшера) не рабо­тали, как на этом настаивает Павел Лунгин. И не в том, что душевное смятение команд­арма, по фильму потеряв­шего сына-лётчика, ничем сколь-нибудь правдоподоб­ным не подтверждается. Да и, если бы такое, не приведи Господь, случилось, вряд ли командарма оставили бы при исполнении: решения-то ему приходилось принимать стра­тегические, значит, требовав­шие хладнокровия и сосредо­точенности на обстановке.

Но если «политико-истори­ческий» охват «Братства» столь широк, то где они, просовет­ские и просто здравомысля­щие афганцы, в упор жёстко и часто задававшие вопросы о своём выживании и будущем своём и Афганистана? И где, например, наши советники, без оглядки наверх дававшие свои домашние адреса подсо­ветным афганцам: мол, слу­чись что – в беде не оставлю. Тем более сомнительно то, что «в Афгане умирал Союз». Как раз наоборот: «Афган многому научил, вот вернёмся домой и наведём порядок»...

Память об Афгане – связующее звено

Всё упомянутое не заслу­живает того, чтобы к фильму, пусть и оплаченному из «госу­даревой казны», относиться как к творческому событию. Тем более, приуроченному к 30-летию окончания афган­ской войны. Хотя других кинолент на эту тему мы не увидели. Приближающееся 40-летие начала афганского десятилетия (уже в декабре) ставит вопрос не о памятнике в бетоне и бронзе, а об исто­рической справедливости, человеческом понимании, нравственном знаменателе и политическом чутье.

Почему, например, не пересмотрели уязвившее «афганцев» постановление Съезда народных депута­тов, принятое в декабре 1989 года? По сути, оно «пригово­рило» всю афганскую кам­панию. Может, для того, чтобы осложнить создание патриотического движения на основе ветеранских орга­низаций – всех от «кубин­цев» и «арабов» до нынешних «сирийцев»? Много ли у нас устойчивых социально-поли­тических общностей, «кров­но» заинтересованных в бла­гополучии страны? Не такого ли «братства» недостаёт обще­ству и Государству Россий­скому? Нет ли тут подступов к формированию националь­ной идеи, которую заждалась страна? Память об Афгане – это вопрос не абстрактной репутации страны, не полит­технологии на злобу дня и не творческого самовыражения. Это – едва ли не единствен­ное, что так или иначе свя­зывает постсоветское про­странство, по крайней мере препятствует обращению его частей друг против дру­га. Иначе не поздравляли бы 15 февраля 2019 года украин­ские ветераны своих россий­ских побратимов. Размыш­ления на эту тему, а лучше – их практический учёт – это то полезное, что подсказал фильм. Который, скорее все­го, скоро забудут.