Со дня премьеры этой картины прошло без малого четыре месяца. За это время экранный «Поп» – прямо как его литературный аналог из пушкинской сказки – успел получить порядочно щелчков, а также пинков и зуботычин. За благословение покойного Патриарха – раз… за пасхальную премьеру в храме Христа Спасителя – два… за Гран-при фестиваля «Лучезарный ангел» (не говоря уже об аналогичной награде последнего «Золотого Витязя») – три… Одним словом, за всё хорошее, но в первую очередь не столь даже за свою сложную и неоднозначную тематику, сколь за фигуру своего создателя.
Владимир Хотиненко сегодня совсем не в чести у пишущей о кино братии: поелику ренегат и «михалковский клеврет». Можно вообще сказать, что «Попу» категорическим образом не повезло через Никиту Сергеевича: во-первых, картина хоть и вышла на экраны несколько раньше вторых «Утомлённых солнцем», всё равно оказалась в их глубокой тени, а во-вторых, стоит ли объяснять, что человек, поддерживающий нынешнего председателя Союза кинематографистов в его противостоянии с другой частью профессионального сообщества, в глазах нашей «прогрессивной» прессы и общественности ну просто априори не может снять ничего правдивого, дельного, качественного. Если бы фильм снял какой-то другой режиссёр или если бы сам Хотиненко обратился к этому материалу лет эдак пятнадцать – десять назад – восприятие и оценки его были бы, можно почти не сомневаться, кардинально иными.
Крайне непростая, что уж говорить, и до сих пор, шесть десятилетий спустя, болезненная тема Псковской православной миссии, конечно же, должна была рано или поздно найти своё отражение и в русской литературе, и в других искусствах. Хотиненко, как нам кажется, постарался подойти к ней максимально тактично и с объективным инструментарием художника. Его лента не лишена некоторых перегибов, но она ценна по меньшей мере тем, что после длительного периода замалчивания и вранья по отношению к деятельности Псковской миссии пытается восстановить справедливость.
А потому, на наш взгляд, остро нуждается, чтобы определённая доля справедливости была проявлена и к самому фильму.
ОТДЕЛ «ИСКУССТВО»
Главная из претензий к фильму Владимира Хотиненко «Поп» была сформулирована сразу после показа картины для прессы в редакционной статье «Независимой газеты» от 26 марта: «Вместо духовных исканий, что как раз было бы понятно для духовного кино, зрителю преподнесли готовое решение – считать деятельность Псковской православной миссии подвижнической, а священников-миссионеров – почти ангелами. И ни тени сомнения – а надо ли было? Сотрудничество с немцами на своей земле, возрождение православия под крылом фашиста-оккупанта – благое ли дело было?».
Потом этот вопрос со многими вариациями неоднократно критиками повторялся (в той же «НГ» – еще дважды). Наверное, неожиданно обнаружившиеся в либеральной прессе враги коллаборационизма полагают, что Церковь должна уходить с захваченных врагом земель вместе с армией. Помилуйте, в царской России никто не ставил православным священникам в упрек, что они оставались на территориях, оккупированных французами в 1812 году или немцами и австрийцами в 1915–1917 годах! Потому что Церковь по апостольским правилам обязана осуществлять свое служение везде. Благословил священника правящий архиерей, как и было в случае с героем фильма «Поп», – и ступай, отче, служи. Христианская церковь родилась в кровавых гонениях и давно выработала гибкую политику по отношению к врагам – как внешним, так и внутренним (то есть гонителям веры). Есть путь бескомпромиссного сопротивления, вплоть до мученической смерти. Это путь стояния за веру. А есть путь сохранения Церкви, сбережения, экономии сил. Он так и называется по-гречески – икономия. Разумеется, он возможен лишь в том случае, если власть не вмешивается в богослужебную практику. И хотя первый путь, несомненно, более почитаем в Церкви, второй является основой ее исторического бытия. С точки же зрения церковных морально-правовых норм оба пути равны.
И вот удивительно: Сталин не осуждал, по крайней мере, официально, священников, служивших на оккупированной территории (хотя некоторых из них и сажал, как героя фильма Хотиненко), а нынешние либералы осуждают! Вы что же, ребята, Сталина хотите перещеголять? Хорошо, говорят тогда они, а если эти священники поминали Гитлера за литургией и просили в ектениях о победе германского оружия? Как тогда? Тогда, отвечаю я, сообщите, где именно возносились подобные ектении. Нет, я не хочу сказать, что таких случаев вовсе не было – слабые люди есть везде, в том числе и в Церкви. Но сколько их было? Известно доподлинно, что в подавляющем большинстве православных приходов в оккупации первым поминали за сугубой ектенией Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Сергия (Страгородского), находившегося на советской территории и призывавшего к беспощадной борьбе с фашистскими захватчиками. И не перестали это делать, несмотря на настойчивое требование гитлеровцев в 1943 году. Когда же, каким образом поминали Гитлера? После владыки Сергия, архиереев? Не смешите, ей-богу… Или первым, перед архиереями? Это инославного-то? Где, в какой части литургии просили о победе германского оружия? Да, известно, что один белорусский архиерей опозорился в 1812 году, поминал Наполеона вместо царя Александра I и вводил в этот грех подвластное ему священство, а про архиереев советского времени я таких случаев не знаю. Не читал я о них и в фундаментальной книге М. В. Шкаровского «Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущёве», широко использованной автором сценария фильма и романа «Поп» Александром Сегенем.
Считаю это предисловие необходимым, потому что профессиональный разговор о «Попе» невозможен, если всерьез продолжать спор на тему: «а надо ли было?..» Данная претензия – абстрактна и антиисторична, но есть и другая. Суть ее в том, что, дескать, и сценарий фильма, и роман «Поп» – вещи плохие, плоские, плакатные, зато работа режиссера, оператора, актеров – выше всяких похвал. Они-то и вытянули этот «совковый» сценарий, где вместо коммунистов явились взору зрителей попы. Помнится, похожим образом рапповские критики оценивали постановку «Дней Турбинных» Булгакова. Пьеса – дрянь, а успех ее «следует приписать прекрасной игре актёров 1-го Художественного театра» (БСЭ, 1927, т. 8, ст. 28). Полноте, кто, где и когда видел дурно написанную вещь, которую бы в театре или кино «вытянули» актёры?
Скажу больше: на мой взгляд, именно роману Сегеня «Поп» Владимир Хотиненко обязан, своим возвращением к нам в качестве крупного режиссёра. Лично я считаю, лучшими его фильмами ленты, сделанные на Свердловской киностудии в конце 1980-х, - «В стреляющей глуши» и «Зеркало для героя», а отнюдь не недавние пышные блокбастеры. Более того, полагаю, что после «Зеркала для героя» (1987) каждый новый фильм его был хуже предыдущего. Ненамного – подчеркну, но хуже. Откровенной неудачей по сравнению с «Зеркалом для героя» выглядел лишь «СВ. Спальный вагон» (1989), а дальше уровень фильмов Хотиненеко понижался почти незаметно. Но в искусстве несколько таких «чуть-чуть» кряду приводит, как правило, к большому спаду. Так оно и случилось: с началом 2000-х валом пошли у Хотиненко безликие, полные банальных трюков сериалы – «Следствие ведут знатоки. Десять лет спустя», «По ту сторону волков», «Гибель империи»… Совершенно провальным (и с художественной, и с исторической точки зрения) был фильм «1612: хроники Смутного времени».
И вдруг – Хотиненко снимает превосходный фильм на своём прежнем «уральском» уровне. Отчего это вдруг, да еще на «дрянном» якобы материале? Мне кажется, я знаю, отчего. В этом главная заслуга и Сегеня, и Хотиненко. Вспомним эпизод в «Попе», когда митрополит Сергий (Воскресенский), экзарх оккупированной немцами Латвии и Эстонии, говорит собравшемуся у себя духовенству о главном герое, священнике Александре Ионине: «Это настоящий русский сельский батюшка».
Вот – ключевые слова для характеристики героя, да и, пожалуй, самого фильма.
Если кто-то полагает, что изображение сельского батюшки – задача с художественной точки зрения пустяковая, то пусть попробует ее выполнить. Для этого нужно знать не только психологию таких батюшек, но и элементарно их жизнь. Сегень знает (у него духовный отец – священник из русской глубинки, очень похожий на героя «Попа»). Но одно дело – знать, а другое – перенести свое знание в условия 40-х годов прошлого века. На мой взгляд, Сегень-прозаик справился с этой задачей блестяще.
Он написал роман, а Хотиненко снял фильм не о церковном диссиденте, как это повелось в нашем светском искусстве, начиная с толстовского «Отца Сергия», а о настоящем, нормальном русском священнике, какие составляли и составляют основу нашей Церкви. И Сергей Маковецкий, кого только в жизни не игравший, и чаще всего людей не русских – по духу, или – «новых русских» (которые такие же русские, как американцы – англичане), сыграл именно русского священника. Меня спросят: русские священники – это что, этническая общность? Да, и этническая. У таких, как протоиерей Александр Ионин, и отец был русским священником, и дед, и прадед… Пастырем Русской Православной Церкви может стать кто угодно, если того достоин, но есть русское родовое священство, история которого насчитывает свыше десяти веков. Оно не было истреблено полностью даже в годы атеистических гонений на Церковь. Хорошо помню молодого священника одного из подмосковных храмов в начале 90-х годов, когда священниками верующие люди становились точно так же, как солдаты лейтенантами в 1941 году. Он не имел никакого духовного образования, был косноязычен, в роли пастыря чувствовал себя довольно скованно. Но он был из потомственной священнической семьи. И однажды в нем «заговорили» гены отцов и дедов. Он пришел домой к «расслабленному», много лет лежавшему без движения, дал ему поцеловать крест и просто сказал: «Вставай!». И потянул крест на себя, словно приподымая им больного. И – о чудо! – тот поднялся. Он жив до сих пор, этот расслабленный. Не могу добавить – «и здоров», точнее, что полностью здоров, однако в храм он ходит самостоятельно и вполне может ухаживать за самим собой.
Потомственный русский священник – это, прежде всего, ощущение силы веры и дарованной тебе всей церковной полнотой благодатью. А если проще сказать – тихая уверенность в правоте своего дела. Тихая, но железобетонная. Вера отца Александра – это не вера юродивого из фильма П. Лунгина «Остров». То есть вера-то у них одна, в Господа нашего Иисуса Христа, но юродивый Петра Мамонова и Лунгина – новообращенный христианский подвижник, причем ведомый осознанием глубины своего греха, а скромный отец Александр, без преувеличения – олицетворение силы и величия двухтысячелетней святой соборной и апостольской Церкви. Пусть эта сила, как сказано в Писании, и в немощи совершается. И безусловное достоинство Сергея Маковецкого, что именно этого человека он и смог сыграть, причем, я считаю, превосходно. Я не берусь судить, кто конкретно в этом актёру помог – автор романа и сценария Сегень, режиссер Хотиненко, построивший на Мосфильме «домовую» церковь, в которой Маковецкий обучался навыкам пастырского «мастерства», или церковный консультант – игумен Кирилл, настоятель московского храма Живоначальной Троицы в Листах. Если по-православному, то заслуга, очевидно, общая, соборная. И меня это обстоятельство, если честно, более радует, чем если бы я наверняка знал, кому конкретно по этому поводу петь многие лета. С выходом фильма «Поп» совершилось благое общерусское дело, у истоков которого стоял издательский и кинематографический центр «Православная энциклопедия».
Чтобы поверить в правду отца Александра – в то, что он и «под немцами» будет делать святое русское дело, нужно было увидеть его правду в действии. И мы ее увидели – например, в эпизоде, когда партизан Луготинцев в исполнении Кирилла Плетнева хочет убить «немецкого пособника» отца Александра, а Маковецкий тихо, но с той волшебной силой актерского мастерства, что называется «абсолютным растворением в образе», говорит: «Прежде чем совершить задуманное, разреши, я хотя бы отпущу тебе все грехи».
Луготинцев – воин, но и отец Александр воин – воин Церкви Христовой. Только ее оружие – не огнестрельное. Так получилось, что люди в псковском селе Закаты вернулись к вере предков с приходом немцев. Но кто сказал, что враг не пригоден для этой цели? Если процесс примирения между атеистической властью и Церковью начался во время этой великой и страшной войны, чего никто не оспаривает, то были ли частью этого процесса священники и верующие, оставшиеся на захваченной врагом территории?
Отец Александр не призывает народ к прямому сопротивлению немцам, но он учит паству любить тех, кто с помощью Божией изгонял из своих земель врагов – святого равноапостольного князя Александра Невского и даже католическую святую Жанну д'Арк. Кто-то должен отдавать свою кровь за освобождение Родины, а кто-то должен и под пятой врагов поднимать в людях русский православный дух. Потому что одних партизан для сопротивления мало. Нужен соборный дух сопротивления, когда все, от мала до велика, в силу возможностей каждого противостоят врагу. Мы знаем: там, где осталось Русское Православие, там осталась Россия.
Фильм Хотиненко показал нам православную Россию под пятой врага. Возможно, для эффективного сопротивления в тылу немцев довольно было бы и советской идеологии. Но факт остается фактом: на оккупированной территории не она определяла духовную жизнь людей. Да и на советской территории – тоже. И с той, и с другой стороны линии фронта русские люди валом шли в церкви. Во второй половине прошлого века нас попытались заставить об этом забыть. А ведь это и было началом той политики «национального беспамятства», в которые ныне винят либералов эпохи Ельцина.
Для осуществления своего замысла Хотиненко, слава Богу, не использовал те немудреные средства, к которым прибегал, скажем, в сериале «Гибель Империи». Хотиненко вернулся к нам крупным режиссером не только из-за глубокой и пронзительной темы фильма, но и потому, что «Поп» снят художником. Это чувствуется с первых же кадров (отмечу безупречную, тонкую работу оператора Ильи Дёмина). Вот отец Александр, не зная еще о начале войны, добродушно борется с мухой. Мы видим героя фасеточным (или, говоря типографским языком, офсетным) зрением мухи. Он дробится в этих гранях бытия. Муха смотрит на отца Александра, если можно так сказать, «из глубины» мира низшего, ниже которого только одноклеточные, а дальше идут молекулы и атомы. Герой лишен каких-либо героических «подставок». Во весь рост мы его увидим лишь в конце фильма, когда, словно по иронической метафоре режиссера, физически он стал согбенным старичком-монахом. А пока отец Александр идет по захваченной фашистами Риге и, как ребенок, ест мороженое. Город окутана дымом – в фильме он нам не «расшифрован», а по роману мы знаем, что это горит местная синагога. На землю пришла беда – и скоро, скоро, она затянет в свой водоворот и героя. На псковской земле мир глядит на него уже не глазами мухи, а глазами умирающей коровы, которую доят пленные советские солдаты. Мир смотрит на героя всё расширяющимися от ужаса глазами.
Но есть и другие глаза.
Взгляд мухи, появившись в фильме как прием, превращается в метафору. Ведь Мухой отец Александр и его матушка Алевтина, великолепно и правдиво сыгранная Ниной Усатовой, звали еврейскую девушку Хаву (в исполнении Лизы Арзамасовой), решившую вопреки воле отца перейти в христианство. Мир отца Александра, увиденный сначала глазами мухи, открывается в момент крещения глазам Мухи-Хавы как мир сияющей истины Христа. И едва ли я ошибусь, если скажу, что весь фильм Хотиненко – развитие этой метафоры. Потому что даже если я ошибся, то он всё равно о сияющей истине Христа.
Многие верующие люди средних лет, наверное, узнали себя в молодых ребятах из конца 70-х годов, которые, «прикалываясь» под музыку «Бони М», довольно бесцеремонно требуют у старенького отца Александра, чтобы он пустил их в монастырь укрыться от дождя. Зорко глянув на молодежь, герой говорит свои последние слова в фильме: «Заходите, а там поглядим». От дождя, дескать, вы укроетесь или от чего-то еще. Или станете на путь в Жизнь вечную, на который отец Александр поставил уже не одну сотню человек. «Верных» – как говорят в церкви.
«Открытый финал» этот – дело рук мастера. Я не знаю, «заставляет ли он зрителя думать», что, по мнению анонимного автора упоминавшейся уже рецензии в «НГ», необходимо для «религиозного фильма». Дескать: «Традиция религиозного кино в России нова. В отличие от Запада, который не знал многолетнего отлучения Церкви от людей. Поэтому западная традиция отражения в кино отношений Церкви и паствы многогранна и разнообразна. «Дневник деревенского священника» Робера Брессона, «Леон Морен, священник» Жан-Пьера Мельвиля, религиозно-философские произведения Ингмара Бергмана несли в себе мучительный конфликт между Богом и бесом (бес, сиречь мелкая нечисть, сопоставим, по мнению автора, с Богом. – А. В.) в человеческой душе, между служением и сомнением. Эти режиссеры спорили с Богом, порой недоумевали, порой негодовали, полагая божественное начало выдумкой церковников, но они думали сами и заставляли думать зрителя. Оттого в этих непростых картинах куда больше духовного смысла, чем во всех ура-православных отечественных упражнениях последних лет».
Где это автор видел на Западе «религиозное кино»? Его там в природе давно уже не существует, разве что в Польше. Я помню еще то время, когда в роли религиозного (католического) режиссера пытались представить Федерико Феллини. Потом эти попытки оставили, потому что Феллини-художник был таким же католиком, как я буддистом. Перечисленные же журналистом фильмы – никакие не религиозные, а антирелигиозные. Называть их религиозными – это всё равно, что называть антибуржуазный фильм буржуазным на том основании, что в нем фигурируют буржуи.
Но есть, соглашусь, и тип религиозного сознания, несущий «в себе мучительный конфликт между Богом и бесом в человеческой душе». Только этот «тип сознания» – не православный. И даже не католический и не протестантский. Он, скорее, свойствен древним, родственным по идеологии сектам катаров, альбигойцев, богумилов (патаренов), родоначальникам многих современных ересей. Это в их учениях Божественное и дьявольское начала живут в человеческой душе от рождения и враждуют, как соседи по коммунальной квартире. А у нас о душевных раздорах замечательно сказано Достоевским устами Дмитрия Карамазова: «здесь дьявол с Богом борется, а поле битвы сердца людей». То есть в нашей религиозной традиции душа – «поле битвы» дьявола с Богом, а не территория совместного проживания «Бога и беса». Причем поле битвы для дьявола чужое. У нас совершенно иной, не «амбивалентный» взгляд на жизнь человеческой души, напоминающий принцип обратной перспективы в русской иконописи, открытый о. Павлом Флоренским. Так зачем же нам «традиции западного религиозного кино», которого, к тому же, на Западе и нет вовсе?
Что же касается задачи «заставить зрителя думать», то мне кажется, думать можно и просто так, без понуждения. Хотя бы по десять минут в день. Это полезно, поверьте! А фильм снят о том, что выше всякой мысли, и без чего никакой мысли, если не считать обезьяньей, не существует.
Фильм «Поп» – о Том, благодаря чему мы живы. Есть и другое киноискусство – о том, как (или почему) мы умираем. Я не утверждаю, что оно не нужно. Но необходим, согласитесь, выбор.
Теперь, с выходом фильма Хотиненко, он в нашем кино появился.