Времена и дороги

Расул Гамзатов

Шапи Казиеву

В скалистых трущобах блуждающий зверь

Иль смерть повстречает, иль сыщет тропу.

Махмуд

Тяжело живётся абиссинцам!

Гамзат Цадаса

Времена были незабываемые.

Шихабудин Микаилов

1.

Кружится снег. Светает во дворе.

Но для трудов великих света мало…

Кончается дневник мой в декабре,

И долгий путь мой близится к финалу.

Четырежды аварский алфавит

От А до Ш бессмысленно меняли…

Но этим я, Шапи, по горло сыт,

И век наш удивит меня едва ли.

Года, как камни, катятся с горы,

Из башни горской чести вылетая…

А льдину моей жизни до поры

В пучину увлекла волна морская.

К зиме, что вся в снегу, как бычий рог,

Я не готов покуда, видит Бог.

2.

Нет, не готов ещё я в этот путь…

Труднее мне теперь, чем абиссинцам.

Свече подобно тело тает пусть,

Поеду в Бангладеш – таков мой принцип.

Кто поменял судьбы моей маршрут?

Где мой мотор заглох на полдороге?

Спешил гулять на свадебном пиру,

Но на поминки угодил в итоге.

На плод похоже время иногда –

То зелено, то слишком переспело...

Так и любовь проходит без следа,

Когда не примиряет душу с телом.

Как мяч вратарь, я голову держу,

Но что, седой, я времени скажу?

3.

До срока поседела голова,

Я белому медведю стал подобен...

Тех приближал, кого я знал едва,

За то, что каждый чем-то был удобен.

Но времена обрушились, как град,

Товарняком железным громыхая,

И вытоптали мой цветущий сад,

Где мы с тобой встречались, дорогая.

И лишь последний мой застрял состав,

Он, как ишак на льду, стоит упрямо...

Сковала немота мои уста,

И паровоз не двигается прямо.

Горит тревожно красным семафор –

Россия на распутье до сих пор.

4.

А тот, кто клялся здесь на рельсы лечь,

Стал новым режиссёром в цирке старом...

Свою страну, как шубу сбросив с плеч,

Отдал на разграбление боярам.

Опричники его ползут, как тля, –

Бурбулисы и прочие шахраи...

Железный Феликс, задрожит земля,

Когда ты желваками заиграешь.

Три бильярдиста, сыты и пьяны,

Шары, по одному, загнали в лузы...

И в Беловежье втайне от страны

Удар смертельный нанесли Союзу.

На сало променяв душистый мёд,

Они загнали в лузу весь народ.

5.

Откуда эти выпали дожди,

Чтоб реки взбаламутить грозным градом?

Когда успело время на пути

Устроить мне внезапную засаду?

Своих раздумий Думу созову

На внеочередное заседанье,

Я лишь воспоминаньями живу,

Как аксакал на сельском годекане.

Я дальнозорок: прошлое – ясней,

А будущее кануло в тумане.

В бинокле мыслей прошлое – длинней,

Но будущее старость не обманет.

Былого счастья звёзды далеки,

А ближе те, что спросят за грехи.

6.

Ах, Млечный Путь неразличим уже –

В нём звёзды все рассорились, как сёстры.

И у меня так горько на душе,

Что стал союз наш одеялом пёстрым.

Его опять все тянут на себя,

Трещат края, и напрочь рвутся нити...

Так мы когда-то, выпивкой губя,

Швыряли юность в круговерть событий.

Мои пути, что пройдены давно,

Окуркам уподобились сегодня...

И жизни моей выпито вино,

Повергнут дом мой в хаос новогодний.

Но словно кожу старую змея,

Не пожелаю совесть сбросить я.

7.

Что выбрать мне из сонмища идей?

Осиротела честь. Бессильна правда.

И человека нет среди людей.

Куда идти – налево иль направо?

Бесстыдство на трибуне голосит.

Достоинство покоится в могиле.

Страна застыла, позабыв про стыд.

Чины, чины... Как море в мёртвом штиле.

Опять ползучих гадов легион

Поднялся вверх и устремился к звёздам,

Хотя был отродясь бескрылым он…

Рождённые летать не могут ползать.

Налей-ка рюмку беленькой мне, друг!..

Не разорвать без этого сей круг.

8.

Прощай, былое... В чёрных облаках

Померкло солнце призрачного счастья.

Перо не держит слабая рука,

И сердце не колотится так часто.

Хирург его советовал на днях

Мне заменить на новое, другое...

Но всаднику надёжного коня

В конце пути менять уже не стоит.

Художник нарисует молодым

Меня сегодня с чёрной шевелюрой.

Но предпочту остаться я седым

И на галоп не перейду с аллюра.

Звезде, что лучезарна и светла,

Не предпочту двуглавого орла.

9.

Скрипишь ещё ты, жизни колесо,

Но катишься уж под гору, не в гору...

Мне кажется, я вижу страшный сон –

Всю жизнь мою хотят предать позору.

Всё было в ней не эдак и не так –

Не те глаза, и рот не тот, и уши...

Был на пути неверен каждый шаг,

И музыку в пути не ту я слушал.

В капкане моя радуга теперь,

Ей в голубое небо не пробиться...

Зима за мной захлопывает дверь,

Чтобы весны не прилетела птица.

Как бык, что хлеб молотит на гумне,

Век новый, беспощаден ты ко мне.

10.

Я стал годами старше, чем отец,

Но в мудрости его не обогнал я

И не достиг вершины под конец,

Той, что превыше многих пьедесталов.

Нет сверстников в Цада* уже его –

Один Хамид лишь держится покуда...

Ну, а из поколенья моего

Поэтом я аварским старшим буду.

Мне золотого Бог не дал ума,

Серебряного черепа** не дал мне.

Но наградила жизнь меня сама

Поэзией как высшею медалью.

Пусть лестница поэзии в крови,

Я до конца поклялся ей в любви.

11.

Мне Мурсалхан не выколол глаза,

Хоть взор мой пожирал красавиц жадно.

Избавили от яда небеса

И упасли от огненного жара.

Я не Эльдарилав и не Хочбар,

И не зашил мой рот наиб жестокий***,

Хоть не скрывал я песенный свой дар

И награждён был за него в итоге.

Меня в оковах не везли пока

В Сибирь по обесславленной дороге.

За песнь мою не то чтобы быка**** –

Никто не дал и курицы убогой.

Хоть не один со мною в драку лез,

Но не нашёлся для меня Дантес.

12.

В семнадцатом ещё я не родился...

В тридцать седьмом я был ещё юнцом.

Для казни никому не пригодился,

Оберегаемый своим отцом.

Не арестован был в сорок девятом,

Клейма космополита не носил.

Авангардистом я в шестидесятых

Среди коллег задиристых не слыл.

И, как Махмуд, я не намеревался

Средь ночи красть красавицу Муи.

Мюрид любви, я верным той остался,

Которой посвятил стихи мои.

Чтоб одному не мокнуть под дождём,

Всю жизнь я с Патимат провёл вдвоём.

13.

Эх, времена, лихие, как дороги,

Ниспосланные жизнью и судьбой.

Великий Сталин богом стал для многих,

Но в одночасье свергнут был толпой.

И кукурузный деятель Никита,

И Брежнев, пятизвёздный, как коньяк,

Ушли в безвестность, властный трон покинув,

И Горбачёв – злодей или дурак.

«Процесс пошёл...» И Ельцин-выпивоха

Оставил нам разруху и тоску.

Поставьте чёрный памятник эпохе,

Легко страну отдавшую врагу.

Вопрос меня терзает непростой:

Как выжил я в наш век не золотой?

14.

Сто разных песен спели на Востоке,

Верблюда с шахом царственным сравнив.

И все они порою в век жестокий

Звучали на единственный мотив.

Так и акыны новой эры тоже

Генсеков воспевали тут и там.

И часто правду смешивали с ложью

Поэтов сладкозвучные уста.

И властелинам атомного мира,

Что выжил в беспощадной мировой,

Готовили имперские мундиры,

Обшив их золотистою каймой.

И обсуждало всё Политбюро,

Какое нанести на ткань тавро.

15.

Одним на горе, а другим на счастье

(Я хорошо запомнил это день),

Генералиссимус расстался с властью

И в мир иной сошёл, как будто тень.

Меня позвали ночью в «Комсомолку»,

Где до рассвета я писал стихи...

Потом читал в слезах их без умолку

Товарищам, что были так тихи.

Когда страна застыла в скорбном вздохе...

И я, как сын, утративший отца,

В Колонном зале провожал эпоху,

Стирая слёзы горькие с лица.

И не было в то время никого

Кто для меня дороже был его.

16.

Меня не звали «в гости» на Лубянку,

Я сроду не бывал на Колыме,

С товарищами не делил буханку

И не хлебал баланду я в тюрьме.

С врагами моей родины сражаясь,

Я хунвейбином добровольным был,

При этом, не испытывая жалость.

На горло своей песне наступил.

Когда юнцом, певец советской власти,

Я вдруг узнал, что братский наш народ

Был в степи депортирован, к несчастью,

То очень опечалился в тот год.

Стою я на скале своей судьбы,

Как тур, который не нашёл тропы.

17.

Нет, не из страха и не ради лести

Я Сталина когда-то воспевал.

Я в тех стихах был искренен и честен,

Победы нашей в них сиял накал.

Портрет его со знаменитой трубкой

Висел в отцовской сакле на стене...

И было в роковые годы трудно

Тот образ вдруг из сердца вырвать мне.

Там, на войне, и братья мои тоже

В атаку рвались с именем его...

И у врага мурашки шли по коже

От имени великого того.

И нынче сомневаюсь я опять –

Мне надо ль его премию менять?

18.

Эх, времена!.. Как гром из поднебесья...

Повсюду хаос, страшный, как потоп.

Век выкинул слова мои из песни,

Как будто бы ударил пулей в лоб.

Законов много, а порядка мало,

И нет управы на лихих людей,

Что свергли всех кумиров с пьедестала

В пучину разрушительных идей.

Всевышний, защити нас, умоляю!

Мой Дагестан как птичка на кусте,

Куда ему лететь, опять не знает –

Ему уютно лишь в родном гнезде.

Аллах, прошу, прими мою мольбу –

Дай Дагестану светлую судьбу!

19.

Когда в постели, словно на погосте,

Лежу и не могу заснуть никак,

Незваные ко мне приходят гости

И роются в моих черновиках.

Бесстыжие, они повсюду лезут,

И грязные носы суют везде.

Но их увещевать мне бесполезно,

Я всё равно останусь не у дел.

Они шныряют по моим карманам

И топчутся по сердцу и душе

Подковами железными так рьяно,

Что вытоптали яму там уже.

И эти лилипуты от азарта

Мнят, что они мифические нарты.

20.

Поэты, мы народ, конечно, странный,

И мёртвое в твореньях оживим.

На крыльях вдохновенья постоянно

Над океаном времени летим.

Порой для нас мала вся карта мира

От Дальнего Востока до Цада...

«Быть иль не быть?» – мы следом за Шекспиром

Твердим с тоской пророческой всегда.

Не знаем, что готовит день грядущий

И наша неуёмная судьба...

Но от Москвы до Беловежской пущи

Уже несётся под гору арба.

Тропа узка, и нет таких людей,

Кто б на ходу остановил коней.

21.

Гляжу, как в очаге огонь пылает,

Рисуя чьи-то тени на стене.

Знакомый этот образ я узнаю,

Он не однажды приходил ко мне.

То Пушкин, а за ним Хафиз с Хайямом

Мне чудятся в ночи бессонной тут...

Они как будто строчки телеграммы –

Вот мой отец и рядом с ним Махмуд.

А дальше бесконечной чередою –

Петрарка, Батырай, Ирчи Казак

Желают побеседовать со мною

Среди моих разбросанных бумаг.

И этот круг, как Адалло***** сказал,

Я в жизни ни на что б не променял.

22.

ЧК на милость чекам сдался в банках,

И лже-Борису уступил ЦК…

Все жаждали тогда небесной манны,

Молились на утробу кошелька.

Тогда вся тля, все лисы и шакалы

Бесхозную легко делили власть.

Все подлецы, каких у нас немало,

На царский трон надеялись попасть.

Хромые все, слепые и глухие

Сплотились в банду общую одну

И в годы девяностые лихие

Распро́дали задаром всю страну.

Фуражка офицерская с чалмой

Склонились перед толстою мошной.

23.

Порою мне ночами снится Ленин,

С укором явным смотрит мне в глаза.

Мир, созданный трудами поколений,

Смела опять безвременья гроза.

Но Сталин спор наш обрубает резко,

Как будто нимб, над ним от трубки дым…

Коль нет у власти аргументов веских,

Она легко достанется другим.

О, сколько битв, жестоких без предела,

В двадцатом веке вынесла страна,

Перемолов и красных в них, и белых,

Вычёркивая напрочь имена.

Спасали от Есенина тогда

Деревню в те безумные года.

24.

Сквозь ветви абрикосовых деревьев

Гляжу я беспрестанно вверх и вниз.

Внизу – до горизонта Каспий древний,

Вверху – небес обманчивая высь.

Вверху – дворцы царей и депутатов,

Банкиры и ОМОНа целый взвод…

А ниже – этим временем распятый,

Униженный и брошенный народ.

Вверху – подобострастные поэты

На деньги променяли Божий дар…

Внизу – толпа, презревшая всё это,

Скандирует опять: «Аллах Акбар!»

А по ТВ для кошечек и псов

Идёт реклама дорогих кормов.

25.

Мой третий возраст, от тебя не деться –

Уже вблизи последний поворот…

Но в крепости Хунзахской моё детство,

Наверное, по-прежнему живёт.

Куда плывёшь, кораблик мой бумажный,

Ты сквозь пучину яростных штормов?

В Буйнакском педучилище однажды

Я таинство постиг аварских слов.

Да здравствует студенческое братство,

Дом Герцена, родной Литинститут!

Поэзии бесценное богатство,

Тверской бульвар, мне даровали тут.

Но только не забуду я никак,

Как жёстко был оболган Пастернак.

26.

Перед аулом – русская дорога…

Россия в прошлом к нам пришла по ней,

И красный стяг вознёсся на отрогах,

Освободив от царских их цепей.

И разгорелся в сердце этот пламень

У горцев, как Победы нашей флаг.

Недаром же священное то знамя

Вознёс и дагестанец на Рейхстаг!******

Мы с той поры все беды и парады

Воспринимаем как один удел…

И помним беззаветную ту радость,

Когда Гагарин в космос полетел.

И потому для горцев всех навек,

Великий Пушкин, свой ты человек!

27.

По мнению одних, начало мира,

Конечно, начинается с Кремля…

Но для меня дороже нет кумира,

Чем мой Цада, родимая земля!

Как позабыть твои мне козьи тропы?

Или Гуниб – аварский Арафат?*******

Столицы всей напыщенной Европы

Не променяю на твой ясный взгляд.

Всевышний, в мире мне камней не хватит,

Чтоб всех шайтанов собственных побить.

Стихи мои за все грехи заплатят –

Нет в мире покаянья без любви.

И пред тобой покаюсь, Дагестан,

За то, что раньше срока я устал.

28.

Не только Пушкин к нам пришёл с Россией,

Пришли с ней и хмельные времена,

Забыв каноны прежние святые,

В пирушки окуналась вся страна.

Эпоха наполняла неустанно

Стаканы и вблизи нам, и вдали…

Звучал «деркаб» повсюду в Дагестане,

Гремело эхом радостным «сахли»!********

Казалось нам, что жить легко и просто,

Когда, забыв про важные дела,

Произносили снова тост за тостом

Мы за штурвалом щедрого стола.

И выбраться из этого тумана

Совсем непросто было Дагестану.

29.

Из трёх дорог, что описали в сказках,

Не глядя я на третью указал.

Обратный путь навеки мне заказан,

Поэзия – я вечный твой вассал!

Тебе я с колыбели предназначен –

Оруженосец преданный и друг…

Мой счёт годами верности оплачен,

Лишь за любовь без страха я умру!

Забыв о направлении в Каабу*********,

Я тридцать лет почти провёл в Кремле,

Но в оправдание скажу хотя бы,

Что не забыл там о родной земле.

Года, дороги, съезды и грехи –

Всё это переплавил я в стихи.

30.

Как некогда воскликнул Тарас Бульба:

«Я породил тебя, я и убью!»

Я восклицаю, что с Россией будет,

На самом оказавшейся краю?

За те ошибки, что порой бивали

Суровые вожди беспечный люд,

Сегодня бесконечные медали

И ордена повсюду раздают.

Нет наказания за преступленье,

И нынче демагоги всех мастей

Ведут за поколеньем поколенье,

Толкая в пропасть гибельных идей.

Как далека ты, райская звезда!

А пламень адский рядом, как всегда.

31.

Восток, что раньше колыбель качал,

В которой мирно спал младенец Запад.

Сегодня ты его прислугой стал,

Рабом его, возможно, станешь завтра.

Европе цифры Азия дала,

И азбуку дала, и медицину…

Но ждёт теперь объедки со стола,

Которые ей благосклонно кинут.

Мир наизнанку вывернут давно,

Не описать его Шекспиру с Данте…

Веками пили крепкое вино,

А опьянели нынче, как курсанты.

Разбойник и распутница на трон

Уселись под разбойный свист времён.

32.

Как тот дурак, посеявший спьяна

Все яблоки из рваного хурджина,

Тебя, моя бесценная страна,

Лишились мы из-за дурных ошибок.

Как попрошайки, ссорятся теперь,

Враждуют, прежде дружные народы,

В свои сердца захлопывая дверь,

Что от обид грузнеет год от года.

И время ядовитою змеёй

Вползает в оболваненные души…

О мой народ, великий и простой,

Ты подлое шипение не слушай!

Дорога, что уводит от небес,

Нас может завести лишь в тёмный лес.

33.

Я раньше думал: коль убит поэт,

И чёрный человек с ним умирает…

Поэзия, дарующая свет,

Как тень, со смертью в игры не играет.

Где Грибоедов, Пушкин и Махмуд?

Где Лермонтов, Есенин, Маяковский?..

Небесный свет их нам мерцает тут

Сквозь тьму и вздор литературы плоской.

Я чувствую, последний близок час,

Мой чёрный человек, навек изыди!

Моих стихов пусть золотой запас

Сияет всем средь хаоса событий.

Спасительным он станет, может быть,

В наш чёрный век, как Ариадны нить.