КНИЖНЫЙ 
РЯД
Борис Сумашедов. Тетюхе – мой оберег: Семейная хроника. – М.: Издательство «Известия», 2011. – 208 с. – 300 экз.
Автор, наш собрат по перу, журналист, по происхождению – «дальневосточник в третьем поколении». Мало кто из нас бывал на реке Рудная, как ныне называется бывшая Тетюхе. Переименована в 1973 году, а с ней с карты Приморья исчезло 475 названий «физико-географических объектов». Такое тогда вышло постановление… в ответ на территориальные притязания китайцев. Об этом с иронией повествует Борис Сумашедов, лишившийся «картографического обличья» своей малой родины. Надо пояснить, что после победы китайской революции, в пору нашей дружбы с КНР, советские историки из кожи вон лезли, доказывая агрессивность царской России и древнее китайское присутствие на территориях СССР.
Что до Тетюхе, его китайское происхождение придумано, считает автор, знаменитым писателем и путешественником Арсеньевым, автором повести «Дерсу Узала» и книги «По Уссурийскому краю». Борис Сумашедов приводит целую коллекцию истолкований слова «Тетюхе», показывая, как неосведомлённость, легкомыслие или конъюнктурные потуги сочинителей оборачиваются реальными политическими неприятностями. И это лишь одна из глав этой очень интересной, хорошо написанной семейной хроники.
Борис Сумашедов родился в 1934 году, и, «естественно» (горько это звучит, но, увы), родителям его тоже пришлось расхлёбывать «крутеньку кашу», заваренную всяческими нашими преобразователями. Отец автора, директор школы, провёл в ежовских застенках год и был отпущен, причём ни в одном документе его арест и заключение не были отражены. И это стало изощрённой пыткой – человек не числился ни оправданным, ни прощённым, ни отбывшим наказание, и неизвестно было, не вернут ли его вдруг в тюрьму. Он знал только одно – с него взяли подписку о неразглашении того, что с ним случилось, и надо помалкивать. Надо ли говорить, что таких людей в те годы было немало.
Автор книги «Тетюхе – мой оберег» очень точно определил её содержание: «Жизнь обыкновенной династии в необыкновенное время». Примерные границы своего повествования, пишет он, с конца века XIX до середины века XX; следовать стараюсь классической формуле, лежащей в основе любого повествования: люди и время. И добавляет: «Нет, даже точнее; она триедина, и слова в ней расставлять, наверное, надо в таком порядке – место, время и люди».
Хорошая получилась книга.